Интим не предлагать - Татьяна Полякова

— Дверь закрывайте, сквозняк, — поприветствовал он меня, а Андрюха, потеряв интерес к потолку, разулыбался так, точно выиграл ценный приз.

— Привет, — сказала я, устраиваясь на стуле по соседству с его кроватью и зачем-то поправляя одеяло.

— Привет.

— Как здоровье?

— Нормально. Только скучно очень. «Ниву» нашли?

— Нашли, — вздохнула я. — Правда, толку от этого немного, у законного хозяина ее угнали.

— Понятно. — Андрюха нахмурился и вдруг заявил:

— Дарья, тебе уехать надо. Ненадолго. Видишь, что творится? Эти гады ни перед чем не остановятся, а я в больнице минимум три недели проваляюсь.

— Я с понедельника в отпуске, — не желая травмировать больного, сообщила я.

— Вот-вот, съезди куда-нибудь, отдохни. Авось к тому времени найдут убийцу или хотя бы я из больницы выйду… Знать бы, что за гад стоит за всем этим… — скрипя зубами на манер героев американских боевиков, сказал Андрюха, а я, таращась в окно, ответила в глубоком раздумье:

— Коля Турок.

— Чего? — Коломейцев только что с кровати не спрыгнул, а я, очнувшись от тяжких дум, вытаращила глаза и сильно опечалилась: Колесников строго-настрого приказал мне молчать, а я сдуру выдала страшную тайну. Ну надо же, не иначе как на меня нашло какое-то затмение.

— Ничего, — отмахнулась я, чувствуя себя крайне неуютно.

— Чего «ничего»… Ты сказал а — Коля Турок?

— Ну, сказала…

— Это он?

— Что «он»? В «Ниве» сидел? — съязвила я, краснея при мысли, что дурака валяю и нервирую человека, который пострадал, спасая меня. Андрюха обиделся и даже к стене отвернулся, а я, чуть не плача, в окно уставилась, потом не удержалась и выпалила:

— А ты откуда Турка знаешь?

— Здрасьте, — в свою очередь, съязвил участковый. — А кто его не знает? Он в девятой школе учился, а его старший брат у нас вожатым был.

— Олег? — ахнула я.

— Ну…

— Коля Турок — это что ж, Колька Губарев?

— Конечно.

— Так почему Турок? — растерялась я.

— Откуда я знаю? Чернявый, может, поэтому так прозвали.

— Я думала, он из города уехал… Мы как-то в спортивном лагере вместе были. Надо же… — Я головой покачала, удивляясь, как тесен мир. Вроде бы и город у нас не маленький, но шага не ступишь, чтобы не наткнуться на знакомого. — А чем он сейчас занимается? — вновь впадая в задумчивость, спросила я.

— О господи, — вздохнул Андрюха. — Бандюга он… ну, гад, меня машиной. Я с его младшим братом дружил со второго класса, он сейчас в Элисте, вроде в спецназе.

— Забавная семейка, — решила я. — Олег в областной администрации в отделе образования, Коля в бандитах, а Игорь этих самых бандитов бьет по мере сил. Замечательно.

— Подумаешь, — вдруг обиделся Андрюха, — а у твоего Пельменя двоюродный брат в районе начальником милиции,

— Как же так? — не поверила я.

— А так. У нас сын за отца не отвечает, а брат за брата. А Турок — гад, вот выйду из больницы, я ему… выскажу, одним словом.

— Ладно, не заводись. В конце концов, это меня хотели укокошить, а ты встрял… и вообще, все это страшная тайна, и Колесников мне голову оторвет за то, что я ее разболтала.

— Кто такой Колесников?

— Один тип из отдела по борьбе с организованной преступностью.

Услышав об этом самом отделе, Андрюха пригорюнился, и я тоже, потому что переживала из-за своего длинного языка, ну и из-за реалий российской действительности тоже, хотя чего бы мне особо печалиться, раз государству на эти самые реалии наплевать. Подумав немного, я пришла к неожиданному выводу, что мой предполагаемый отпуск может быть весьма продолжительным, и еще вопрос, смогу ли я, вернувшись, жить спокойно? Колесников вряд ли покончит с преступностью к первому сентября.

— Как думаешь, на Родионова можно положиться? — блуждая в мыслях довольно далеко от больничной палаты, поинтересовалась я. Андрюха затих, даже сопеть перестал, в некотором удивлении я перевела взгляд на его физиономию. Выглядела она совершенно несчастной.

— В смысле дальнейшей жизни? — кашлянув, спросил он.

— Чего? — я вроде бы нахмурилась, а Андрюха заерзал:

— Ну… идти по жизни рядом…

— Спятил совсем, — покачала я головой. — Меня интересует: хороший он человек или так себе?

— Откуда ж я знаю? — обиделся Андрюха. — Я толком с ним ни разу не разговаривал. А тебе зачем?

— Что значит «зачем»? Тут такое вокруг творится, должен же быть рядом человек, на кого можно опереться. — Участковый воззрился на свою ногу и так вздохнул, что стены палаты слегка качнулись, а у меня от избытка чувств на глаза навернулись слезы. Желая как-то разрядить обстановку, я торопливо сказала:

— Губаревы раньше напротив школы жили…

— Олег и сейчас там живет. А у Турка шикарная квартира возле колхозного рынка. Трехэтажный дом в Конном переулке знаешь?

— Ну… — насторожилась я.

— Вот там. Говорят, пять комнат, в двух уровнях, и все такое, то ли триста квадратных метров, то ли все пятьсот.

— Ага, — кивнула я и поспешно засобиралась домой.

Андрюха вроде бы расстроился, но просить посидеть еще немного не решился, а я покинула больницу в сильнейшем волнении. То, что я проболталась про Колю Турка, теперь не казалось мне случайностью. Не иначе как это повеление свыше, судите сами: мало того, что Турок, или Коля Губарев, брат Андрюхиного дружка, а я сама была по уши влюблена в него в пятом и частично в шестом классе, так он еще умудрился жить в одном доме с моей подругой, которая в настоящий момент вместе с мужем работает в Дрездене, а присматривать за этой самой квартирой поручила мне. Что бы вы подумали, узнай все это? Я подумала, что это судьба. Чем ближе я подходила к родному дому, тем больше в этом убеждалась. Если за всеми событиями действительно стоит Турок (а все свидетельствует в пользу этого утверждения), то убийца Зюзи, очень возможно, с ним встретится. Наблюдая за Турком, я, при известном везении, его обнаружу. Правда, был еще вариант: этот самый убийца обнаружит меня раньше. Подходя к дому, я преисполнилась сознанием, что должна выполнить свой гражданский долг, причем в крайне короткие сроки. Так что, войдя в квартиру, я деятельно принялась готовиться к осуществлению своего плана, то есть сам план виделся мне с трудом и как бы в тумане, зато подготовка прошла блестяще. Я сделала несколько телефонных звонков, сходила на работу, быстро разобралась со всеми вопросами и даже смогла получить отпускные, уведомила всех, кого это касалось, что в понедельник я уезжаю в Анапу, и, вернувшись домой, позвала Сеньку с Чугунком, которые слонялись по двору без видимой цели.

Мальчишки явились и замерли, настороженно поглядывая на меня, а я заявила:

— Завтра уезжаете в лагерь. — Оба переглянулись.

— На фига мне лагерь? — затянул Чугунок.

— Мать из запоя вышла? — накинулась я.

— Нет…

— А кто тебя кормить будет? Меня как важного свидетеля отдел по борьбе с организованной преступностью сажает под замок.

— Как это? — обалдели мальчишки.

— Буду сидеть в какой-нибудь квартире под неусыпным надзором.

— Иди ты… — ахнул Васька. — Совсем как в кино?

— Вот именно. А если я сижу под замком, значит, ты остаешься голодным, а ты без каникул, — перевела я взгляд на племянника. — Так что выбирай: либо отдых в лагере, либо завтра с первым автобусом…

— Лагерь, — кивнул Сенька, и Чугунок весьма неохотно последовал его примеру.

— Отлично. Собирайте вещи, завтра отправляетесь в 8.00.

Наутро, отправив обоих мальчишек в лагерь (мать Чугунка все еще пребывала в запое, я пробовала ей втолковать, что Ваське выделили путевку, она таращила на меня глаза и как бы слушала, то есть клясться в том, что она действительно слышит, я бы не стала, до того отсутствующий у нее был вид. К тому же младший Васькин брат, которому еще не было года, так громко орал, вцепившись руками в спинку железной кровати, которая, судя по всему, была ровесницей моей бабушки, что я и сама себя плохо слышала, не знаю, поняла ли Тамарка, что я ей сказала, но с готовностью кивнула, а потом свалилась со стула, должно быть, от счастья), так вот, отправив после всех этих незначительных происшествий мальчишек в лагерь, я начала ломать голову: стоит ли кого-то посвящать в мой план? Если честно, очень хотелось посвятить Родионова, но он наверняка счел бы план глупостью и не дал бы мне его осуществить. Про Колесникова и говорить нечего, оставались Петрович и Андрюха. Андрюха лежит раненный, беспокоить его совестно, а Петрович ничем не лучше Родионова, ему мой план тоже не понравится и он, чего доброго, сообщит Александру Сергеевичу. Пострадав еще немного, я изложила свой замысел на бумаге. На это ушло два часа времени. Пять исписанных листов, я оставила их на кухонном столе под хлебницей, записала на автоответчик сообщение, что я в Анапе, а затем позвонила сестре. Это заняло очень много времени, так как выяснилось, что она в настоящий момент на базе отсутствует, в конце концов сестра сама со мной связалась, и я сообщила, что Сенька в лагере, потому что у меня романтическая поездка с человеком, имя которого я пожелала оставить в тайне. Сестра минут десять распиналась в том духе, что если он женат, то ничего путного из этого не выйдет, и тут же привела несколько примеров, только я собралась послать ее к черту, как она вспомнила о Сеньке и начала интересоваться, как он ест, спит и с кем во дворе подружился, хотя звонила два дня назад и с легкостью могла разжиться информацией непосредственно от первоисточника. В общем, я вконец измучилась и решила, что с Машки вполне хватило бы автоответчика, но тут она наконец со мной попрощалась. Издав протяжный стон, я взглянула на часы и поздравила себя с тем, что легко отделалась. Собрала кое-какие вещи и вызвала такси. В семнадцать часов пятнадцать минут по московскому времени я стояла возле дома номер тридцать пять в Конном переулке, попеременно ощущая себя то Зоей Космодемьянской, то просто дурой, причем ко второму склонялась больше. Запретив себе трусить и забивать голову лишними мыслями, я, набрав код на двери подъезда, взглянула на мир за своей спиной и отважно вошла в дом.