Паровой каток - Джеймс Макклар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба надолго умолкли.
— Во всяком случае, благодарю, — милостиво произнес Ван Ниекёрк. Могло быть и что-то серьезное. Никогда не знаешь…
С тем он и ушел от Аббота, предоставив ему утешать клиентку и отправить её туда, откуда пришла. В ужасном настроении он вернулся в отдел и обнаружил, что лейтенант и Зонди копаются в его бумагах и написали на папке какие-то бессмысленные слова.
— Что это значит? — воскликнул он, едва сдерживая себя.
— Вот именно так и спрашивают в Хаусбрикинге, — рассмеялся Крамер. Фанни Врандсмаа клянется, что ты гнал не меньше сотни, когда промелькнул мимо её окон.
— Но я имею в виду ваш «паровой каток», — проворчал Ван Ниекерк.
— Это? Может оказаться ниточкой.
— Правда?.
Крамер кивнул. Теперь было ясно, почему у него такое хорошее настроение.
— Мы только что посетили нашего друга Гершвина Мкизе, — пояснил Крамер. — Нужно было проверить кое-что из его вчерашних показаний, всего два слова.
— Ну и?..
— Оказывается, Шу-Шу повторял их не раз — после того, как до него дошло, кто сделал его калекой и нищим. Все время твердил Мкизе, что это из-за «Парового катка».
— «Выпив, он твердил это не раз — процитировал Зонди по своим записям. — Утверждал, что все его неприятности — от „Парового катка“. Что это нечто ужасное. Что его боятся и белые боссы. Слышал, как он говорил кому-то, что „Паровой каток“ его погубит.»
— Господи Боже!
— Да, тут есть что-то, Вилли. Эти истории явно связаны между собой.
— Мкизе сказал, по чьим приказам он действовал?
— Все ещё утверждает, что тогда не знал. Но когда теперь все обдумал, полагает, что за всем этим мог стоять «Паровой каток».
— Значит, это какой-то ганг, лейтенант?
— Похоже, что так. Или кто-то, руководящий бандой. А что же еще?
— Не знаю. Никогда о таком не слышал.
— Если это серьезный ганг, то и неудивительно.
— Пожалуй, это правда.
— Но все равно нужно проверить. Зонди, обойдешь своих информаторов. Но будь осторожен, понял? Нельзя, чтобы кто-то насторожился.
— Да, шеф.
— А вам, Вилли, придется выяснить, нет ли в картотеке кого-нибудь с такой кличкой — или рапорта о банде со схожими инициалами.
— Только два вопроса, лейтенант — почему Гершвин не сказал об этом раньше…
— Потому что считал это бессмыслицей.
— И назвал тех белых, чьи разговоры слышал?
— Нет, Гершвин только догадывался, что Шу-Шу что-то услышал со своей коляски, и значит, у входа в мэрию. Если подумать, скорее всего так и было — в таких местах люди говорят то, что думают, особенно когда, расходятся с заседания, где долго должны были сдерживаться.
— Тем самым вы утверждаете, что Шу-Шу услышал это от членов магистрата, не так ли, лейтенант?
— Нет, я это только к примеру, — слушайте внимательно. Я говорю о том, что так думает Гершвин. Шу-Шу ведь мог услышать это и возле места своего ночлега — там автостоянка.
— Европейцы при африканцах часто говорят о своих личных делах, вмешался Зонди. — Они даже не думают, что типы вроде Шу-Шу могут знать их язык.
Крамер вдруг осознал, что в присутствии Зонди слишком пренебрежительно разговаривал с Ван Ниекерком. Поспешил исправиться.
— Скажите, дружище, куда это вы так спешили? Поставить на темную лошадку?
Он знал об этой слабости Ван Ниекерка, но на этот раз не угадал. Ван Ниекерк обиженно насупился, прежде чем ответить.
— Если на то пошло, лейтенант, меня взбудоражил Джордж Аббот. Позвонил и заявил, что спрашивают о мисс Ле Руке.
— Господи, но почему же вы сразу не сказали? Немедленно туда!
Ван Ниекерк сглотнул.
— Я дал ей уйти, сэр.
Только присутствие Зонди спасло Ван Ниекерка от немедленной кастрации. Поскольку менее жестокое наказание в глазах Крамера не имело смысла, он только спросил:
— Почему?
— Потому что это ничего не давало. Она представилась портнихой, которая как-то шила мисс Ле Руке несколько платьев. Запомнила её как очень симпатичную порядочную молодую даму.
— Почему же она не пришла на похороны?
— Не настолько хорошо её знала, лейтенант. Говорит, не хотела показаться навязчивой.
— Ну да? Она знала что-нибудь о её семье?
— Я спрашивал, лейтенант. Сказала, что ничего ие слышала, но считала, та родом из Капской провинции.
— Но если она все это знала, почему же не пришла к нам?
— В этом все и дело, лейтенант. Говорит, ничего не знала о заметке в «Газетт». Была очень удивлена, когда я её показал.
— Тогда какого черта она приперлась к Абботу?
— Говорит, шла мимо, увидела траурное извещение и удивилась, с чего это умерла такая молодая девушка. Это её слова, лейтенант, я все записал.
— И что дальше, Вилли?
— Тоща она заглянула внутрь — хотела поговорить с Джорджем. Вы же знаете этих старух.
— Так это была старуха?
— Ну, точнее, пожилая женщина — лет шестьдесят пять.
— Ага. Говорите, она выглядела — гм, испуганной? Вы уверены?
— Тяжело сказать. Люди странно ведут себя с полицией. Сказал бы, что она нервничала.
— Ладно. Свое дело вы сдалали. Но я хотел бы поговорить с нею, может ещё что узнаем.
— Разумеется, лейтенант, я записал фамилию и адрес. Миссис Джонсон, Гледис Джонсон.
— Отлично. И где она живет?
— Биддулф Стрит, 169.
Ван Ниекерк уверенно подошел к карте и пальцем провел по Биддулф Стрит до номера 169. Зонда, взглянув туда, тут же деликатно вышел из комнаты.
Потому что, судя по карте, скромная пожилая женщина миссис Джонсон жила в здании обувной фабрики.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Крамеру не пришлось ничего говорить. Все сказал Ван Ниекерк, сказал про себя, потом вслух и повторял снова н снова.
— Значит, она солгала, — прервал его Крамер.
— Змея…
— Теперь не до этого, сержант. Ее нужно найти, если это ещё возможно. Лгала она не вам, а нам — полиция. Но почему?
Ван Ниекерк наконец перестал биться головой об стену.
— Ну… потому что хотела что-то скрыть. Скрыть свои отношения с девушкой.
— Верно. Но меня интересует этот адрес, который она высосала из пальца. Как она его выдала? Запиналась, думала или нет?
Ван Ниекерк прикрыл глаза.
— Нет, сказала все гладка Вначале номер. Я его записал. Потом улицу.
— Биддулф Стрит. Название она знала, но больше ничего.
— Наверняка назвала первую пришедшую в голову.
— Или единственную, которую знала в Треккерсбур-ге. Я хочу сказать, странно, что выбрала именно эту.
— Полагаете, она нездешняя?
— Вот именно, и потому считаю, что нужно поспешить с её розысками, пока не поздно.
— Можно по радио оповестить все патрульные машины.
Одна половина натуры Крамера была согласна с этим решением, другая против него.
— Как давно вы расстались с ней у Аббота?
— Минут десять-пятнадцать назад.
— Это не так много, попробуем позвонить вначале ему. — Крамер начал набирать номер похоронной конторы. — Может, он ещё что узнал.
Но Аббот напрасно чесал в затылке. Нет, он не спросил, где женщина живет. Ему и в голову не пришло. Крамер настаивал, чтобы тот вспомнил, что произошло после ухода Ван Ниекерка. Безрезультатно. — Минутку, минутку, теперь он вспомнил — она о чем-то спросила мальчика, что на углу продавал газеты.
— Быстро к нему и спросите, что ей было нужно, — велел Крамер.
Ван Ниекерк вдруг щелкнул пальцами, взял лист розовой бумаги и напечатал на машинке несколько слов.
— Ну вот, — обернулся к ним Крамер, — спросила, как пройти на Биддулф Стрит. Вот это да! Спасибо, дружище. — Он перешел к карте. — Вот оно! Биддулф Стрит, конечная остановка пригородного автобуса! Как я не сообразил раньше! Вот оно!
— Мне ехать с вами, лейтенант?
— Будет лучше, если вы останетесь здесь, чтобы поддерживать связь с Зонди.
— Тогда, может быть, вы возьмете, с собой вот это? Крамер непонимающе взглянул на розовый листок.
— Основные данные, — пояснил Ван Ниекерк. — Что она собой представляла. Наконец-то он пригодился…
* * *Зонди купил мороженое тому мальчишке, который под ухмылки приятелей наконец сознался, что ухаживал за Шу-Шу последние дни перед его исчезновением. Еще одну порцию Зонди купил себе.
Они сидели за памятником павшим в войнах, облизывали лакомство и беседовали. Разговор был нелегким, потому что и для самого бедного зулуса непереносимо, что кто-то узнает о выполняемой им женской работе, но ванильное мороженое оказалось сильнее.
— Значит, Шу-Шу обещал тебе раздобыть какую-нибудь обувку, да? равнодушно спросил Зонди.
— Нет, земляк, он обещал настоящие высокие ботинки.
— И что бы это дало?
— Я мог бы найти работу.
Зонди подмигнул, мальчик рассмеялся. Разумеется, говорил он это не всерьез. Он прекрасно понимал правила игры.