Грустная история со счастливым концом - Юрий Герт

Женя понял, что ему не помогут никакие приемы дзю-до...

Он весь подобрался, напрягся, сконцентрировался, как он это называл про себя. Он сгустил, сосредоточил в едином фокусе всю свою волю. «Спокойно,— приказал он себе,— спокойно, и еще раз спокойно, и еще немного, и теперь уже совсем-совсем спокойно... Вот так».

Он побледнел. Холодным, звездным мерцанием зажглись его зрачки. Он хотел... И знал, что сейчас он может все, что хочет...

Но в этот кульминационный момент мы чувствуем, что на время должны умолкнуть, сознавая, что никакие краски не сообщат достоверности нашему дальнейшему повествованию. Читатель все равно вряд ли поверит, что Жене Горожанкину , единственно силой внушения удалось унять и охладить, раскаленные страсти. Мы сами с трудом в это верим, предпочитая всему на свете твердые основания математики, выраженные в подходящем для нашего случая неравенстве: 1 < 15, или, что тоже самое, 15 > 1. Помимо математики, мы опираемся при этом и на свой собственный трезвый жизненный опыт, и он подсказывает нам, чем обычно завершаются такого рода ситуации...

И однако... Однако, спустя несколько минут — во всяком случае, не на много дольше, чем потребовалось читателю, чтобы пробежать расположенный выше абзац — все ребята из девятого «Б»., как шелковые, стояли перед Горожанкиным. Они выстроились вдоль доски, шеренгой, плечо в плечо — именно так, как скомандовал им Женя.

Они уже стыдились того, что устроили Горожанкину «темную», что напали на него — пятнадцать против одного — а сам Горожанкин, медленно прохаживаясь перед ними, ни словом не напоминал им о недавней схватке. Правда, ему самому о ней напоминала, и довольно ощутимо, шишка, набухшая у него над правым глазом, но это не в счет!

— Конечно,— говорил Женя,— я не хотел, чтобы мы проиграли, но когда началась дуэль капитанов, я вдруг почувствовал, что едва Мишурин задаст мне какой-нибудь вопрос, как я уже знаю ответ. Я отвечал не думая, будто мне все время кто-то подсказывал. Потом я заметил, что даже вопрос, который Эдик еще только держал в уме,— даже этот вопрос мне известен заранее. Эдик твердил вопросы и ответы про себя, а я... Я читал его мысли...

— Правда, я догадался об этом не сразу, а когда проверил и убедился, что так оно и есть, то решил вызвать дублера.

— Я думаю, каждый поступил бы так на моем месте.. Иначе это был бы не КВН, а обыкновенное жульничество!...

Не беремся судить, что тут сыграло главную роль: спокойный, рассудительный тон Горожанкина, или его рассказ о том, как он читал мысли, или его заключительные слова, обращенные к совести ребят...

— Пожалуй, он прав... Что тут поделаешь, если у него такие уж способности...— сказал Боря Монастырский.

— Прав-то прав, но тогда нечего набиваться в капитаны,— проворчал кто-то.

— А он и не набивался, мы сами его выбрали!..— возразил Алик Андромеда.

— Ладно, чего уж там,— махнул рукой Витька Шестопалов.— Ты, Горожанкин, лучше расскажи, как это у тебя получается?..

Все заинтересовались удивительными способностями Жени Горожанкина, хотя он уверял, что ничего удивительного в них нет и что все это легко объяснимо с точки зрения современной науки.

Но тут в класс вбежали девочки девятого «Б».

Они задержались на нижних этажах, разыскивая ребят и обсуждая наиболее достойные способы казни для Горожанкина, и теперь с возгласами «Вот он! Вот он!..» ворвались в дверь.

Они кричали, они швыряли в лицо Горожанкину самые обидные, самые язвительные слова, они старались пробиться к Горожанкину поближе, и неясно, выручили бы его на этот раз телепатические способности или нет, но его выручили ребята, которые окружили Женю плотным кольцом и стойко отразили первый натиск.

Однако напрасно они пытались объяснить своим одноклассницам, что тут совершенно особенный случай, и также что честное поражение лучше нечестной победы — те ничего не хотели признавать... За первым натиском последовал второй...

И в этот критический момент в классе неожиданно появился Андрей Владимирович Рюриков.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,

из которой читателю предлагается сделать самостоятельные выводы

Надо сказать, что Женя Горожанкин был одним из самых любимых учеников Рюрикова.

Андрей Владимирович особенно ценил в людях острый ум, широкий кругозор и способность к оригинальным и независимым суждениям. Женя, как мы знаем, в избытке обладал этими качествами. Правда, Рюриков с огорчением замечал все возрастающую склонность Горожанкина к точным наукам, но это не мешало ему относиться к Жене с большой симпатией и в глубине души верить, что в будущем он предпочтет всему остальному историю...

Следя за ходом КВН, Андрей Владимирович, понятно, не топал ногами и не вскакивал, чтобы прокричать что-нибудь вроде «Жми, Горожанкин!.. Давай, Горожанкин!..», но тем не менее он волновался ничуть не меньше, чем сами девятиклассники. И вместе со всем залом о ахнул, когда Женя отказался продолжать соревнование..

Он попытался объяснить странное поведение Горожанкина — и не смог. Он хотел отыскать самого Горожанкина и не нашел в зале ни одного ученика из девятого «Б». Это смутило Андрея Владимировича окончательно, и он немедленно отправился на розыски.

Но Женю, как мы видим, удалось ему найти далеко не сразу, а пока Рюриков ходил по пустым классам, кабинетам и коридорам, он наткнулся на Таню Ларионову.

К ней сейчас же после КВН подошла Нора Гай, которая теперь считалась в редакции специалистом по школе № 13 и собирала материал для серии очерков под рубрикой «В лаборатории педагогической мысли». Нора Гай увела Таню в тихий уголок, чтобы им никто не мешал побеседовать о школьных делах... Но услышав от Андрея Владимировича об исчезновении девятого «Б», Таня тут же извинилась, посоветовала Норе обратиться к сегодняшним победителям, а сама помчалась вдогонку за Рюриковым.

Она догнала его на третьем этаже, вернее, так и не догнала, но заметила, как он, стремительно распахивая по пути двери, вдруг пропал за одной из них.

Когда она вбежала в класс, Рюриков уже утонул, как мелкий камешек в водовороте, в толпе нахлынувших на него учеников.

Его уважали, с его мнением считались, все хотели знать, что он скажет, хотя при этом не давали ему вымолвить ни слова. Девочки обвиняли Горожанкина в беспримерном коварстве и вероломстве, ребята вопили, что, напротив, Горожанкин честный, порядочный человек; и тут поднялся такой ералаш, что Андрей Владимирович повысил голос — чего с ним никогда не случалось — и сказал, что если ему толком не объяснят, что, собственно, здесь происходит, то он сейчас же, сейчас же уйдет!..

Только тогда все затихли и сошлись на том, чтобы все объяснил сам Горожанкин.

Рюриков слушал Женю с замешательством, а под конец и с явной тревогой.

Кое-что ему и раньше было известно по поводу необыкновенных Жениных способностей, но до сих пор Андрей Владимирович относился к этому спокойно. Мальчик, думал он, обладает редкостной фантазией, он придумал себе игру — и пусть играет, мало ли что со временем возникает из таких вот мальчишеских игр...

Но теперь он заподозрил, что Горожанкин как-то уж слишком всерьез относится к этой игре, и не только, впрочем, Горожанкин... Рюриков снял очки, растерянно протер стекла и надел снова, чтобы приглядеться к ребятам.

Между тем, Женя закончил свой рассказ. Он во всех деталях изложил обстоятельства своей дуэли с Эдиком Мшиуриным, и даже самые неистовые из его обвинителей смолкли и признали, что Горожанкин вел себя как честный, справедливый и благородный человек.

При этом слово «честный», конечно, произнесла Маша Лагутина, а «благородный» — Рита Гончарова, точнее не «благородный», а «слишком благородный».

— Слишком, слишком благородный...— вздохнула она.

— Как это — слишком?..— удивился Алик Андромеда.

— А так,— отвечала, Рита.— Ведь всей школе известно, кто такие эти десятиклассники. Растрезвонили, например, про свой турпоход, а сами сели в автобус, доехали до конечной остановки, слопали там свои батоны с маслом и вернулись домой. А Корабельников отхватил на конкурсе первую премию за модель, хотя сам и мизинцем к ней не притронулся: все за него сделал папа, инженер-конструктор...

И она привела еще несколько фактов в таком же роде.

Положим, далеко не каждый из них известен был всей школе, но зато девятый «Б» вспомнил о воскреснике в овощесовхозе! На этом воскреснике копали картошку, то есть девятый «Б» — копал, а десятиклассники носили, а потом все корзины записали себе!

— Наверное, вы кое-что преувеличиваете,— сказал Рюриков, пытаясь утихомирить вновь разбушевавшиеся страсти.— Турпоход в автобусе... Какой в этом смысл? Или та же картошка... К чему обманывать своих товарищей?

— А баллы?— закричали вокруг.— А откуда же у них столько баллов?..