Дело табак - Терри Пратчетт

В застывшую на ступеньках живую картину вклинилась леди Сибилла, которая умела перемещаться очень тихо для такой крупной женщины.

– Господа, что здесь происходит?

– Этот молодой человек, предположительно местный констебль, желает поместить меня под арест по подозрению в убийстве, дорогая.

Муж и жена обменялись взглядом, которые можно было назвать телепатическими. Сибилла посмотрела на Фини.

– А, ты, должно быть, юный Наконец. Я слышала, у тебя недавно умерла бабушка. Соболезную. Надеюсь, твоя матушка здорова. Я частенько навещала ее в детстве. Стало быть, ты хочешь арестовать моего мужа?

Фини, вытаращив глаза, самым непрофессиональным образом пробормотал:

– Да, мэм.

Сибилла вздохнула и сурово спросила:

– Но, по крайней мере, я могу надеяться, что мой сад не понесет дальнейшего ущерба? – Она взглянула на Ваймса. – Он намерен отвести тебя в тюрьму?

Она снова обернулась к Фини, как пушка, заряженная тысячелетним запасом аристократического апломба.

– Ему понадобится чистая одежда, констебль. Если ты скажешь, куда отведешь его – а ты скажешь, – я лично принесу мужу необходимые вещи. Нужно нашить на них полоски или это происходит автоматически? И я буду очень благодарна, если мой муж вернется обратно к чаю, потому что мы ожидаем гостей.

Госпожа Сибилла шагнула вперед, и Фини попятился, чтобы избежать разгневанного бюста. Она сказала:

– Желаю удачи в вашем предприятии, молодой человек. Она вам понадобится. А теперь прошу прощения, мне нужно поговорить с кухаркой.

Она удалилась, предоставив Фини ошалело пялиться ей вслед. Дверь, которая едва успела закрыться за ней, вновь приотворилась, и леди Сибилла спросила:

– Ты женат, друг мой?

Фини выговорил:

– Нет.

– В таком случае приглашаю тебя на чай, – добродушно сказала Сибилла. – Мы ожидаем нескольких вполне подходящих юных девиц, и они наверняка будут рады познакомиться с юношей, который не боится танцевать на самом краю пропасти. Надень шлем, Сэм, а то вдруг подвергнешься жестокому обращению. Вилликинс, ступай со мной, я хочу с тобой поговорить.

Ваймс не нарушил тяжелого молчания. Прервав нестерпимо долгую паузу, Фини произнес:

– Ваша жена примечательная женщина, сэр.

Ваймс кивнул:

– Ты себе даже не представляешь насколько. Ну и что ты намерен делать теперь, старший констебль?

Юноша поколебался. Вот какой эффект производила Сибилла. Спокойная и уверенная, она оставляла человека в твердом убеждении, что мир перевернулся вверх ногами и обрушился ему на голову.

– Я так полагаю, сэр, что должен отвести вас к членам магистрата?

Ваймс заметил вопросительный знак.

– Кто над тобой главный, Фини?

– Упомянутые члены магистрата, сэр.

Ваймс зашагал по ступенькам, и Фини заторопился следом. Ваймс выждал, пока юноша разбежится как следует, после чего резко остановился, и Фини врезался в него.

– Главный над тобой – закон, старший констебль, и не забывай об этом. Ты хоть приносил присягу? Что в ней сказано? Кому ты присягал?

– О, я хорошо помню, сэр. Я присягал магистрату, сэр.

– Ты… что? Ты поклялся повиноваться магистрату? Но так нельзя!

Ваймс остановился. Не забывай, в деревне всегда кто-нибудь за тобой наблюдает. И, скорее всего, подслушивает.

Фини явно был шокирован, поэтому Ваймс сказал:

– Отведи меня в каталажку, мальчик, и запри. И раз уж ты взялся за это дело, запрись сам вместе со мной. Не спеши, не задавай вопросов, говори тише, не считая фраз, вроде «ну, теперь ты у меня не вывернешься, подлюга» и тому подобной чепухи, потому что, кажется, молодой человек, кто-то здесь попал в большую беду, и, по-моему, это ты. Если у тебя голова на месте, ты будешь помалкивать и отведешь меня в каталажку, соображаешь?

Фини, выпучив глаза, кивнул.

Они приятно прогулялись до деревенской каталажки, стоявшей на маленьком причале у реки. Вокруг валялся характерный речной мусор, а еще там был разводной мост, видимо позволявший проходить крупным судам. Солнце светило, и жизнь текла медленно, без всяких происшествий. Там и находилась пресловутая каталажка, походившая на гигантскую перечницу из камня. Она поросла плющом, а у двери на цепи сидела огромная свинья. Завидев приближавшихся людей, она поднялась на задние ноги и, покачиваясь, принялась выклянчивать лакомство.

– Это Надоеда, – сказал Фини. – Его отец был диким кабаном, а мать не успела убежать. Видите, какие клыки? Все сразу успокаиваются, когда я грожу спустить Надоеду с цепи. Правда, малыш?

Он скрылся позади каталажки и быстро вернулся с ведром помоев, в которые Надоеда немедленно нырнул, издавая громкие довольные звуки, вполне сопоставимые с длиной клыков. Ваймс немо смотрел на эту пару, когда из домика под соломенной крышей поспешно вышла добродушного вида женщина в переднике. Увидев Ваймса, она остановилась и присела, а затем с надеждой взглянула на Фини.

– Кто этот джентльмен, сынок?

– Это командор Ваймс, мама. Ну, тот, герцог.

Настало молчание. Женщина явно жалела, что не надела платье получше, а заодно не сменила туфли, не причесалась, не вымыла нужник, кухню, столовую, не прополола сад, не покрасила входную дверь и не обмела потолочные балки.

Ваймс помешал ей провалиться сквозь землю, протянув руку и сказав:

– Сэм Ваймс, мэм, очень рад познакомиться.

От такого приветствия женщина в панике бросилась в дом.

– Моя матушка очень уважает аристократию, – сообщил Фини, отпирая дверь каталажки чудовищно громадным ключом.

– Почему? – озадаченно спросил Ваймс.

В каталажке было довольно уютно. Конечно, свиньи оставили душистую память о себе, но для приезжего из Анк-Морпорка это было прямо-таки благоухание. Фини присел рядом с Ваймсом на отдраенную дочиста скамью.

– Знаете, сэр, когда мой дедушка был молод, лорд Овнец дал ему целых полдоллара за то, что тот отворил ворота, когда господа возвращались с охоты. По словам отца, дедушка говорил так: «Ни один чертов лицемер из тех, что болтают о правах человека, ни разу не дал мне хотя бы полфартинга, и я уважаю лорда Овнеца, который дал мне целых полдоллара, когда был пьян в стельку, и не потребовал их обратно, когда протрезвел. Вот что я называю настоящий джентльмен».

Ваймс внутренне содрогнулся: у щедрого старого пьяницы наверняка было больше денег, чем можно вообразить, а крестьянин изъявлял благородному забулдыге умилительную благодарность за жалкую подачку. Мысленно он выругался в адрес мертвеца. Но та часть его души, которая не один год прожила в браке с Сибиллой, прошептала: «Овнец вообще не был обязан ничего ему давать, а в те дни полдоллара были, скорее всего, крупной суммой, какую он и представить себе не мог!» Некогда Сибилла, во время одной из их редких ссор, удивила Ваймса, сказав: «Моя семья утвердилась в жизни и, так сказать, скопила стартовый капитал при помощи пиратства. Оцени, Сэм. Честный физический труд. И посмотри, что из этого вышло. Твоя проблема, Сэм Ваймс, заключается в том, что ты – сам себе классовый враг».

– Что-то не так, командор? – поинтересовался Фини.

– Всё не так, – ответил Ваймс. – Во-первых, полисмены не клянутся в верности гражданским властям – они присягают в верности закону. Да, политики иногда меняют законы, и если копу это не нравится, он может уволиться, но пока он на службе, он должен действовать в соответствии с законами, каковы бы они ни были, – он привалился спиной к каменной стене. – Короче, стражник не приносит присягу магистрату! Хотел бы я взглянуть, что именно ты подписал…

Ваймс замолчал, потому что маленькое железное окошко в двери каталажки отворилось и появилось лицо госпожи Наконец, очень встревоженное.

– Я приготовила бань-пень-двинь, Фини, с брюквой и жареной картошкой, и герцогу тоже хватит, если он снизойдет до моей скромной стряпни.

Ваймс подался вперед и шепнул:

– Твоя мать не в курсе, что ты меня арестовал?

Фини содрогнулся.

– Нет, сэр, и, пожалуйста, не говорите ей, иначе она меня из дома выгонит.

Ваймс подошел к двери и сказал в окошечко:

– Я польщен вашим гостеприимством, госпожа Наконец.

Из-за двери послышалось нервное хихиканье, и наконец мать Фини выговорила:

– К сожалению, у нас нет серебряных тарелок, ваша светлость.

Дома Ваймс и Сибилла пользовались прочной глиняной посудой, практичной, дешевой, удобной для мытья. Он сказал:

– Мне тоже жаль, что у вас нет серебряных тарелок, госпожа Наконец, и я непременно пришлю вам сервиз.

За дверью послышался шум падения, и Фини спросил:

– Простите, вы что, с ума сошли, сэр?

«Хорошо бы», – подумал Ваймс.

– У нас в Холле сотни растреклятых серебряных тарелок, мой мальчик. Они совершенно бесполезны, еда на них стынет, и они чернеют, не успеешь и глазом моргнуть. И серебряных ложек тоже явный избыток. Короче, я посмотрю, чем могу помочь.

– Но так нельзя, сэр! Она боится держать в доме ценные вещи!