Избранные письма о куртуазном маньеризме - Андрей Добрынин

В настоящую минуту Марчик у столика с напитками беседует с одним из самых странных и загадочных завсегдатаев салона. Имени его никто не знает, а может быть, никто не в силах его выговорить, поэтому все зовут его просто «Харисович». Харисович утверждает, будто он российский подданный и даже где–то служит, но на самом деле ни для кого не тайна то, что он является неофициальным московским представителем одного несметно богатого восточного монарха, жестокого деспота, религиозного фанатика и крайнего реакционера. Харисович любит выпить, но пьет исключительно водку, ссылаясь на то, что хлебного вина ислам не запрещает. Какое бы веселье ни царило в салоне, Харисович сохраняет угрюмое молчание, опасаясь разболтать секреты исламских фундаменталистов, всюду раскинувших свои щупальца. Уж ему–то известно, что воздаянием за ошибки либо отступничество у людей ислама может быть только смерть. С Марчиком он, по–видимому, обсуждает цену очередной партии российских девушек. Нам удается подслушать обрывок разговора: «А что тебе не нравится?» — агрессивно спрашивает Марчик. «Мне–то все нравится, — отвечает Харисович, в обязанности которого между прочим входит пробовать всех кандидаток в гаремы на предмет выявления фригидности. — Вот только хозяин говорит, что они все очень тупые. Не могут поддержать разговор, клиенты обижаются». «Умные к вам, халатникам, не поедут», — цинично отрезает Марчик, замечает наши взгляды, и торг продолжается уже шепотом.

В этот момент в прихожей раздается шум и топот множества ног. Растолкав нас, на пороге залы вырастает небритый детина, — судя по вцду, грузчик. «Куда заносить, хозяйка?» — хрипло спрашивает он. «Ах, поставьте куда–нибудь… Ну вот хоть туда», — томно отвечает мадам Введенская, делая неопределенный жест рукой. «Понятно», — хрипит детина, и в залу вступает нескончаемая вереница людей в синих халатах, несущих ящики с шампанским, водкой и ликерами, корзины с фруктами, а также и другие корзины, таинственно прикрытые вощеной бумагой, но испускающие красноречивый запах жареного мяса. Все это ставится на пол таким образом, чтобы не мешать беседующим гостям, расхаживающим по зале взад–вперед. Напитки подносят поближе к столу с напитками, а фрукты и жаркое — поближе к столу с закусками. Во всех действиях посыльных ощущается давняя выучка. После того как они, получив щедрые чаевые и бормоча слова благодарности, наконец удаляются, в залу походкой победителя входит человек, снарядивший весь этот караван. «Перец! Перец!» — восклицают в восторге гости. Сама хозяйка салона, стряхнув обычную томность, кидается ему на шею. «Еще один миллионер», — понимаем мы и исподтишка разглядываем щедрого визитера. Внешность его абсолютно соответствует внешности стилизованного русского пастушка, — если, конечно, состарить пастушка лет на сорок, выбить у него пару зубов, наделить одутловатостью и бурым цветом лица, происходящим от пристрастия к разгулу. Впрочем, Перец, в миру Владимир Лебедев, принадлежит к числу тех мужчин, внешность которых через десять минут после знакомства перестаешь замечать, столь велико их обаяние. Немногие, однако, знают, что именно обаяние вкупе со щедрыми подношениями позволило Лебедеву — Перцу преодолеть сопротивление бюрократических структур и утвердиться на рынке недвижимости, но не простой, а подземной. Этот человек разыскивает, покупает и продает исключительно те помещения и сооружения, которые расположены под землей. Таким образом, он в самом прямом смысле подкапывается под будущее своего города и своих потомков. Впрочем, судя по его сочащейся весельем физиономии, это его ничуть не смущает. Смущают его только крысы, наносящие ущерб его подземной собственности и отпугивающие иностранных покупателей. Поэтому Перец имеет привычку любой разговор постепенно сводить к крысам, к их повадкам, странностям, к причиняемому ими вреду и к способам борьбы с ними. За долгие годы борьбы Перец стал крупнейшим знатоком зоологии крыс, а по части умения разбираться в ядах даст сто очков вперед любому средневековому отравителю. Последнее его свойство почему–то необычайно интригует женщин. Вот и сейчас на коленях у Перца сидит элегантно одетая подвыпившая дама и хриплым голосом спрашивает его: «Владимир, а если я полюблю другого, вы меня тоже отравите?» Дама пристально всматривается в глаза Перца, пытаясь прочесть в них правдивый ответ. Ее волевое, восточного типа лицо раскраснелось и сияет благодушием, с него исчезло присущее ему обычно выражение суровости. Это мать–аббатиса Ордена куртуазных маньеристов Ольга Егорова. В ее обязанности входит терпеливо выслушивать исповеди влюбившихся членов Ордена, улаживать их сердечные дела, подыскивать им новых любовниц и помогать избавляться от опостылевших старых. Ясно, что подобная деятельность требует сильного нервного напряжения, а потому мать–аббатиса, пытаясь забыться, частенько пускается в разгул, махнув на все рукой и потрясая окружающих своей разнузданностью. Свисающие в настоящий момент с люстры изящные дамские трусики принадлежат ей и напоминают о вчерашней кошмарной оргии, после которой никто не удосужился их оттуда снять, прислуга же до сих пор не в себе и отсыпается в чулане. В зале присутствует довольно много хорошеньких девиц; некоторые из них робко озираются по сторонам, другие уже освоились и громко смеются шуткам кавалеров. После нескольких бокалов шампанского мать–аббатиса обратит на них внимание и начнет донимать их наставлениями и нотациями, но покамест этот момент еще не настал, и она неотрывно всматривается в глаза Перца, удивительно напоминая всем своим видом анаконду, гипнотизирующую муравьеда.

Мало–помалу атмосфера в салоне оживляется. В немалой степени тому способствуют бесчисленные бутылки коллекционных массандровских вин, привезенные из Крыма недавно вернувшимся оттуда канцлером–инквизитором. Основной целью поездки являлась агитация за возвращение полуострова в состав империи (а если потребуется — то и империи в состав полуострова), однако Александр Севастьянов, помимо серьезных занятий, не привык чураться и никаких житейских радостей. Поэтому он провел придирчивую дегустацию всех без исключения марок вин, какие только смог обнаружить в массандровских подвалах. Основной целью указанного предприятия был отбор напитков, наиболее достойных перевозки в Москву, дабы порадовать товарищей по Ордену и веселых богемных дам. В настоящий момент Александр с удовольствием выслушивает похвалы в свой адрес, на которые не скупится куртуазное общество, стремительно опустошающее одну бутылку за другой. Очаровательная Инга, супруга Виктора Пеленягрэ, уже начинает многообещающе приплясывать, а значит, не за горами тот миг, когда она изящными движениями освободится от одежды, вскочит на стол и примется танцевать в чем мать родила среди столовых приборов и пустых бутылок. Публика, как всегда, с нетерпением ожидает этого номера, достойно венчающего вечер. В последнее время партнером Инги по эротическим танцам обычно становится молодой сибиряк Андрей Петрович Романенко, прозванный Твистом, — во–первых, за легкомыслие, а во–вторых, за выдающиеся хореографические способности, которые он безоглядно растрачивает в чаду разгула.

Общество веселится от души, позабыв все докучные житейские заботы. Кавалеры и дамы состязаются в злословии, причем главной мишенью последнего служит запаздывающий Великий Приор Ордена Андрей Добрынин: в салоне принято без зазрения совести перемывать кости отсутствующим. В последнее время исповедующий ислам Великий Приор спелся с Харисовичем, и эта парочка не шутя принялась за насаждение магометанства на российских просторах. Действуют они, разумеется, скрытно, однако методы исламских фанатиков и здесь остаются теми же, что и в других районах земного шара: наверняка вовсю используются заговоры, покушения, шантаж, пытки и другие злодейства. Прочие завсегдатаи салона энергично содействуют зловещей парочке в осуществлении ее далеко идущих планов, польстившись на щедрые посулы Великого Приора. Так, Перец предоставляет им подземные укрытия и склады для оружия и взрывчатки, Марчик подсовывает своих девиц нужным людям с целью последующего шантажа, Борушко дает транспорт, и даже молодой сибиряк Романенко просится в киллеры, прельстившись сомнительной романтикой подпольной борьбы. Сам же Великий Приор помимо организации многочисленных преступных акций занят растлением умов собственного народа: поднаторев в издательском деле, он в огромных количествах выбрасывает на российский книжный рынок низкопробные западные детективы, эротические романы и тому подобную духовную отраву, разжижающую мозги и отвлекающую публику от патриотических устремлений.

Из прихожей доносится недовольное бормотание: это явился наконец Великий Приор и сердится, что его никто не встречает. У него в обычае отмечать разнузданной попойкой выход каждого следующего зловредного издания, так как, по его расчетам, вскоре в результате такой идеологической обработки исламские фундаменталисты смогут взять Россию голыми руками. На днях он как раз выпустил многомиллионным тиражом очередную похабную брошюрку «Бордели в Шумерии». Однако сегодня Добрынин явно в плохом настроении. Угрюмо сопя, он мимо нас проходит в залу, целуется с некоторыми из присутствующих, с другими обменивается рукопожатием, третьим подает два пальца. В конце концов он присаживается боком к столу подле Харисовича и со злобой бормочет сквозь зубы: «Сорвалось!» «Кисмет!» — со вздохом отвечает Харисович и наполняет бокал Великого Приора «Черным доктором». Этот обмен репликами остается для нас загадкой лишь до утра следующего дня, когда мы узнаем из газет о неудачном покушении на одного из высокопоставленных чиновников ельцинской администрации. На одной из узких улочек в центре города правительственному «ЗИЛу» неожиданно преградила проезд куча каких–то обломков и знак «Ведутся дорожные работы». Возмущенный руководитель вслед за шофером вылез из машины, чтобы выяснить, кто допустил подобное самоуправство, и тут гулявшая поблизости безобидного вида старушка (на самом деле тщательно загримированная послушница Ордена Ольга Дубровская) натравила на них огромную собаку, сплошь обвешанную динамитными шашками. Перед этим Дубровская не забыла хладнокровно запалить окурком сигареты «Астра» торчавший из–под собачьего хвоста бикфордов шнур. Свирепое животное с рычанием ринулось на опешившего руководителя. Беда казалась неминуемой, но, к счастью, в этот момент улицу перебежала кошка. Заметив собаку, она опрометью метнулась в подвал, служивший складом продовольственному магазину, расположенному в том же доме. Разъяренный пес бросился за ней и также исчез в подвале. Через минуту глухо ухнул взрыв. На мостовую со звоном посыпались осколки стекла, из подвальных окон повалил густой дым. Вскоре из клубов дыма появилась собака. Ее спесь как рукой сняло. Шерсть ее была опалена, уши обвисли, хвост волочился по земле. Прихрамывая и жалобно повизгивая, она пустилась наутек. Что касается коллектива магазина, то поначалу его, разумеется, ошеломило случившееся, но затем, решив, что имеет место попытка наглого рэкета, коллектив опомнился и открыл огонь из минометов, пулеметов, противотанковых ружей и других средств самообороны. Бой с невидимым противником длился довольно продолжительное время и причинил немалые разрушения. В частности, снаряд со слезоточивым газом угодил на галерею зала заседаний Большого Кремлевского дворца как раз в тот момент, когда во дворце собралась сессия очередного съезда народных депутатов. Спикер, с пафосом обличавший терзающих Родину демократических хищников, внезапно осекся на полуслове, махнул рукой и, пробормотав: «Не могу больше об этом», безутешно зарыдал. Гладя на него, зарыдали и все депутаты без различия фракций, а также подавляющее большинство аккредитованных на съезде журналистов, кроме представителей нескольких газет явно большевистского направления. Последним в силу их всем известной звериной хитрости удалось вовремя выскользнуть из зала. Оплакивание Отечества продолжалось без малого 16 часов, и лишь глубокой ночью съезд продолжил свою работу. Правда, и после этого выступавшие время от времени всхлипывали в наиболее напряженные моменты своих речей, и то один, то другой депутат в зале вдруг разражался бурными рыданиями.