Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг - Берк Питер

Свидетельством, подкрепляющим данное утверждение, могут послужить дискуссии о первенстве идей и обвинения в плагиате, которые не прекращались с конца XVI столетия. Возникли они еще раньше: в XV веке Филиппо Брунеллески был первым человеком, защитившим свою интеллектуальную собственность – новую конструкцию корабля – с помощью патента, «чтобы плоды его гения не собрал кто-то другой» (патент был получен в 1421 году). В беседе с другом Такколой (Мариано ди Якопо) Брунеллески сказал: «Не делись своими изобретениями с многими, потому что соперники украдут их и припишут себе»[253]. Новшеством XVII века стали участившиеся обвинения в плагиате.

Например, Тихо Браге и Иоганн Кеплер обвинили Джона Ди в краже информации и идей, а Ди, в свою очередь, обвинял в этом других. На право считаться первооткрывателем лимфатической системы претендовали сразу двое – Улоф Рудбек и Томас Бартолин. Последователи Ньютона обвинили Лейбница в том, что он позаимствовал у их учителя ряд идей, касающихся математического анализа, в то время как полимат Роберт Гук обвинил самого Ньютона в воровстве – в данном случае речь шла о закономерностях преломления света и законе обратных квадратов применительно к гравитации[254].

Чтобы защитить свое право на открытия, некоторые натурфилософы шифровали информацию о них посредством анаграмм, которые были очень популярны в то время. В частности, когда Галилей с помощью своего нового телескопа обнаружил, что планета Сатурн сформировалась из трех разных тел, он объявил об этом с помощью вот такого загадочного сообщения: SMAISMRMILMEPOETALEUMIBUNENUGTTAUIRAS[255].

Обнаружив, что Сатурн окружен кольцом, Христиан Гюйгенс зашифровал сообщение о своем открытии в виде латинской анаграммы: AAAAAA CCCCC D EEEEE G H IIIIIII LLLL MM NNNNNNNNN OOOO PP Q RR S TTTTT UUUUU[256]. Для закона, согласно которому деформация, возникающая в упругом теле, пропорциональна приложенной к нему силе, Роберт Гук придумал анаграмму: CEIIINOSSSSTTUV[257].

Когда-то все школьники знали, что латинское слово plagiarius изначально обозначало человека, укравшего раба, но поэт Марциал использовал его для описания литературной кражи, от которой он, подобно Горацию и Вергилию, якобы пострадал. В эпоху Возрождения слово «воровство» и его синонимы были распространены в литературных кругах. Относительным новшеством XVII века было их применение к учености и наукам. В 1673–1693 годах было написано как минимум четыре трактата, посвященные этой теме[258]. История языка лишний раз дает ценнейшие сведения об истории мысли. Во французском языке слово plagiaires (плагиатор) появилось в XVII веке. В английском языке слово plagiary (плагиаторство) впервые зафиксировано в 1601, plagiarism (плагиат) – в 1621, plagiarist (плагиатор) – в 1674, а plagiarize (плагиировать) – в 1716 году.

Золотой век: попытка объяснения

Что же превратило XVII столетие в золотой век для полиматов? Ответы на такие серьезные вопросы неизбежно умозрительны, но все-таки на некоторых моментах стоит остановиться. Есть основания полагать, что достижения, описанные выше, не были результатом чудесного появления на свет исполинов (или монстров) – им содействовали социальные и культурные изменения. Во-первых, Европа XVII века на довольно продолжительный период освободилась, с одной стороны, от традиционной подозрительности в отношении любознательности, а с другой – от растущей специализации интеллектуального труда, которая создавала (и создает до сих пор) совсем другой климат, неблагоприятный для универсальности.

Во-вторых, освоение европейцами Нового Света и расширявшиеся контакты с Азией и Африкой – будь то путем торговли, миссионерской деятельности или завоеваний – были мощными стимулами для научной любознательности, на практике выражавшейся в многочисленных «кабинетах редкостей», где демонстрировались экзотические объекты из дальних стран. Европейцы знакомились с новыми видами деревьев и трав, животных, птиц, рыб, насекомых, с новыми народами, их языками и обычаями. Информация появлялась со скоростью, которая поощряла любознательность ученых, при этом не подавляя восприятие своим количеством. Например, перечень из пяти сотен растений, описанных древнегреческим врачом Диоскоридом, вырос к 1623 году до шести тысяч, описанных Каспаром Боэном.

Другой «новый свет» открылся в ходе так называемой научной революции XVII столетия: с появлением новых инструментов – телескопа и микроскопа – стали доступны для исследования не только далекие объекты, в частности планеты, но и обитавшие совсем рядом живые существа, которые были очень малы, например вши, одна из которых изображена на знаменитой иллюстрации в «Микрографии» Роберта Гука (Micrographia, 1665). Современник Гука, голландец Антони ван Левенгук, с помощью еще более мощного микроскопа первым увидел и описал бактерии.

В других сферах знаний тоже появились новые методы, в частности систематические эксперименты. В эпоху, когда научные открытия еще описывались языком, близким к использовавшемуся в повседневной жизни, а многие эксперименты были достаточно просты, чтобы проводить их дома, любители имели возможность вносить существенный вклад в изучение природы и культуры. Впереди было еще немало открытий, доступных для людей, вооруженных сравнительно простыми инструментами. В свою очередь, накопление новых фактов побуждало ученых к тому, чтобы, проверив и классифицировав эту информацию, превратить ее в научное знание.

Третий важный вопрос касается реорганизации того, что современники называли «Содружеством наук» или «Республикой ученых» (Respublica litterarum, буквально – «Республикой писем»), воображаемого сообщества, объединенного посредством переписки между учеными, жившими в разных странах и порой принадлежавшими к разным религиозным конфессиям. XVII столетие было временем, когда почтовая сеть в Европе активно развивалась[259]. Эта революция в средствах связи лежала в основе расширения личных «сетей» отдельных ученых. Четверо из семи столпов эрудиции (Пейреск, Бейль, Лейбниц и Кирхер) имели огромное количество корреспондентов, доставлявших им информацию, которую было трудно найти в Экс-ан-Провансе, Роттердаме, Вольфенбюттеле и даже Риме.

Переписка Пейреска, например, насчитывает до 10 000 писем, включая письма другим полиматам, таким как Селден, Гассенди, Гроций и Кирхер[260]. Недавно опубликованные письма Бейля составили четырнадцать печатных томов[261]. Лейбниц тоже часто общался с коллегами посредством писем, из которых сохранилось более 15 000. Еще обширнее была сеть корреспондентов Кирхера, который переписывался с коллегами-полиматами – Пейреском, Гассенди и Карамуэлем, а также получал информацию от иезуитских миссионеров. Ему даже удалось собрать группу иезуитов, чтобы наблюдать магнитные отклонения в разных местах земного шара[262]. Подобно тому как Роджер Бэкон черпал информацию о монголах из писем трех миссионеров-францисканцев, Кирхер благодаря иезуитам получал сведения о Китае из первых рук.

Некоторые полиматы известны как интеллектуальные брокеры, посредники. Например, Самуэль Хартлиб, поляк, учившийся в Германии и живший в Англии, был одновременно учеником Бэкона и Коменского и посвятил жизнь распространению их идей и другой информации. Благодаря своей обширнейшей переписке Хартлиб удостоился определения «ось колеса знаний», которое ему дал коллега, Джон Дьюри. Современникам Хартлиб был известен как «разведчик», собиравший информацию и распространявший ее через бюллетень. Генри Ольденбург, немец, живший в Англии и примкнувший к кругу Хартлиба, своими обширными познаниями был обязан должности секретаря в Королевском обществе[263]. Еще одним «специалистом по сетям» был флорентийский библиотекарь Антонио Мальябекки, пассивный полимат, который не внес оригинального вклада в какую-либо дисциплину, но интенсивно консультировал ученых по самым разным предметам, о чем свидетельствуют 20 000 адресованных ему писем[264].