Суверенитет духа - Олег Матвейчев

Отдельная тема ― переход из индустриальной эпохи в постиндустриальную, о которой тогда еще никто не говорил. Но постинудстриализм с его экологизмом, энергосбережением, деурбанизацией наступал неминуемо. Европа и Америка в 70ые годы стали переселяться в таунхаузы на природу, а у нас возникло движение экологов-КСПэшников и деревенщиков. Можно было уже тогда, в пятидесятые начать отдавать долги селу. Ведь именно за счет крестьян была провернута индустриализация и выиграна война. Удержание народа на селе, создание условий для нормальной жизни не только бы сохранило культурную самобытность России (ведь в селе корни народа), но и решило бы проблему демографии (в селе ребенок помощник, а не обуза), проблему дефицита продовольствия (в селе всегда есть свое подсобное хозяйство) и так далее.

Одним словом, СССР должен был быть локомотивом истории, он должен был ТВОРИТЬ историю не по каким-то уже известным рецептам, а сам, поскольку все, что он делает, делалось бы впервые! Он должен был действовать, а все остальные идти в фарватере, подражать или реагировать. Этот вопрос о вредном подражательстве в науке уже поставил Капица в письмах к Сталину. Сталин его услышал, и реформы в науке действительно создали мощнейший, мирового уровня, технический задел. Впервые не мы, а нам стали подражать в атомной энергетике, в авиации, в космосе, в математике, в отдельных отраслях физики… Но то же самое должно было произойти в гуманитарных науках и искусстве!

Надо констатировать, что со всеми означенными задачами наша гуманитарная элита не справилась и даже не осознала как таковые. В нашей гуманитарной среде распространено вреднейшее убеждение, что «Запад механистичен, бездуховен, бесчеловечен…» и проч. На самом деле, главное оружие Запада ― гуманитарное, мы выиграли гонку в технике, но проиграли в конце 20 века в гуманитарных технологиях, мы проиграли гуманитарную войну. И проиграли ее именно потому, что не осознали вышеописанные проблемы и не решили их. Это, однако, не является только вопросом истории, задачи никуда не делись, их невозможно обойти, их, в любом случае, предстоит решать, если, конечно, Россия собирается быть.

То, что сделал Хрущев было прямо противоположным во всех отношениях. Самое главное ― это его установка на борьбу с прошлым, со Сталиным и всем, что с ним связано, а не озабоченность будущим, Хрущев был ре-акционером в худшем смысле этого слова.

Хрущев был малообразованный, в отличие от Сталина, человек, сформировавшийся как политический деятель в Донбассе, где всегда были сильны троцкистские настроения. Он был откровенным материалистом, и реально заблуждался насчет роли материализма в победе и вообще в идеологии. Хрущев откровенно презирал дух, Церковь, философию, гуманитарную проблематику и все, что с ней связано. Поэтому он даже не ставил задачу быть в духовном авангарде мира, он поставил задачу «перегнать Америку по молоку и мясу». Сама постановка Америки как образца и ориентира, сама ставка на материальные потребности, на потребление, на «живот» была заранее проигрышна и, главное, резко снижала, профанировала «дух победы». В СССР тогда были десятки миллионов людей, которые готовы были в «сотню солнц мартенами воспламенять Сибирь» (Маяковский), лететь к звездам, освобождать человечество, а им было предложено повышать яйценоскость, надои и удои. Сам отказ от принципа опережающего развития средств производства и переориентация на «товары потребления», означал ставку на проедание капитала, а не на капитализацию. Такая политика всегда может быть только временной или ведущей к краху. Что касается гуманитарной сферы, она была без боя сдана врагу. Именно при Хрущеве в Москву зачастили всевозможные кумиры зарубежной эстрады, оркестры, театры и певцы, которые в итоге создали уверенность в элитах (это выражали появившиеся тогда стиляги), что «модное и западное ― это одно и то же». На базе этой ценности потом сдетонируют основные информационные бомбы холодной войны.

В международной политике он сделал то, за что ему были должны поставить памятник все мировые антикоммунисты и реакционные круги. Своим стучанием ботинком по трибуне ООН и криками «Мы вас похороним!» он оттолкнул очень большую часть элиты и простого народа от СССР. Симпатии, даже среди простого народа буржуазных стран Европы были вполне естественны, СССР избавил мир от газовых камер и других зверств, которые все увидели на Нюрнбергском процессе. Бояться «советов» не было резона, ведь это была страна вдов и инвалидов. И верить, что она собирается покорять весь мир, ни у кого не было причин. Поэтому поначалу и Трумэн, и Черчилль с их речами воспринимались, как бесноватые, как люди потерявшие связь с реальностью, как бьющийся в агонии старый мир. А. Эйнштейн смеялся над фултонской речью Черчилля. Страна потерявшая более 20 миллионов и, которая и так уже идейно скоро завоюет весь мир, никому не может угрожать… Какой «железный занавес»? Зачем? Но Хрущев сделал то, что не могла сделать вся антисоветская пропаганда ― он заставил бояться СССР. Другим «успехом» в международной политике была ссора с Китаем, который смотрел СССР в рот в течение полувека и который готов был идти в фарватере наших реформ, что сразу же обеспечило бы господство над большей частью Земного шара. Китай ушел в объятия Америке. По сути, он стал производственным цехом США, тогда как сама Америка сосредоточилась на производстве нематериальных активов (долларов, музыки, программного обеспечения, образа жизни, фильмов, брендов, безопасности, хай-тека). А ведь Китай мог быть нашим производственным цехом, освобождающим нас для роста в хай-тек и хай-хьюм. Хрущев, подписал бестолковую декларацию с Японией, пообещав ей Курильские острова после заключения мирного договора. С тех пор у нас нет договора и нормальных отношений с третьей экономикой мира. Тут еще много можно привести примеров, тот же бестолковый «Карибский кризис», показавший психологическую слабость Хрущева.

Вернемся к политике внутренней. Вместо того, чтобы как сказано выше, вообще отказаться от принципа партийности или хотя бы снизить роль партии, Хрущев ее поднимает на запредельную высоту. Он заявляет совершенную неправду, а именно, что война была выиграна под руководством партии. Самой большой акцией по поднятию роли КПСС стал XX съезд и доклад о культе личности. Доклад дал старт многочисленным фальсификациям истории относительно репрессий, масштабы которых завышались в сотни раз, и не только, старт уничтожению части драгоценных архивов, а главное, он поднял забытую и ушедшую в прошлое тему. Даже крестьяне, больше всех пострадавшие от коллективизации, и то, повоевав бок о бок с «городскими» и увидев, как коммунисты первыми шли в атаку и умирали (было выбито 3 состава партии за время войны), и то все простили властям. Май 45-ого объединил страну, перевернул страницу истории, но Хрущев, не боясь известной поговорки, решил «помянуть старое». Результат ― смятение в элите, чувство, что «победа оплевана», что нет ничего святого, чувство, что тебя предали. Те, кто вчера был героем, сегодня были вынуждены прятать глаза, в обществе главными эмоциями стали не оптимизм и радость, а недоверие и смущение. Дело не в том, что людям было стыдно за себя, сами-то были не в чем ни виноваты. Просто еще вчера всем казалось, что мы знаем куда идем, все хвалили Сталина, плакали на похоронах, громко защищали сталинскую точку зрения, а сегодня … раз, и все оказалось не так, или просто сомнительно, и ты выглядишь дураком перед своими близкими, перед подчиненными, ты подставлен… Как же так? Что же делать? Куда идти? Вопросы остались без ответа. Поколение победителей стало прятаться и стесняться, раз почувствовав себя преданным, человек теряет доверие. По мысли Хрущева, разговор о репрессиях должен был улучшить взаимопонимание между властью и народом, на самом деле, он вбил огромный клин: «Неизвестно, что завтра опять выкинет власть, сегодня разоблачили, завтра обратно воскурят фимиам, молчи, не высовывайся ― за умного сойдешь» ― вот что стало итогом. Съезд имел и международный резонанс: например, число членов французской коммунистической партии сократилось в 10 раз, от СССР отвернулся Китай, который не считал Сталина виноватым и проч. Авторитет СССР стал серьезно падать.

Хрущевский период окрестили «оттепелью», но на самом деле, именно при Хрущеве возник волюнтаристский стиль управления. Не вникая в систему принятия решения при Сталине и не будучи очень близко допущен к ней, Хрущев воображал, что генеральный секретарь ― царь и бог, который ни с кем не считается. На самом деле при Сталине были и острые разногласия, и кулуарная борьба, и партийные дискуссии, и совещания со специалистами. Не всегда победителем в различных вопросах выходил Сталин. Иногда вопреки Сталину побеждала точка зрения какой-то группировки в руководстве, и Сталин нехотя подчинялся. И наоборот, Хрущев принимал решения в соответствие с минутным капризом. Понравилась ему в Америке кукуруза и стоячие кафе, он туже приказал всю страну уставить кафетериями и засеять кукурузой. В сельском хозяйстве некомпетентность и волюнтаризм проявились особо рельефно. Вместо того, чтобы идти по пути интенсивного земледелия, решили экстенсивно распахивать целину. Ну, ладно распахали, но ведь в степи ветры, нужны особые сорта хлеба, ирригация, борьба с эрозией, ничего не было предусмотрено. В итоге целина обошлась себе дороже. Отдельный удар был нанесен по личным крестьянским хозяйствам: пришлось, как во времена раскулачивания, вырезать всю «лишнюю» скотину. Вообще, вместо отдачи долгов селу, началась новая политика урбанизации.