Тайна Мумии. Рассказы о мумиях. Том II - Авторов Коллектив

Еще издали я заметил, что лавка Мориса Клау погружена во тьму; велев кэбмену ждать, мы прошли мимо склада, за которым перекатывались мутные воды Темзы. Мой эксцентричный спутник извлек из туго набитого кармана плаща ключ и вставил его в замок на двери, похожей скорее на невесть как оказавшийся здесь обломок дощатого, полуобвалившегося забора.

Дверь распахнулась.

— Ах! — прошипел Клау. — Она не заперта!

Он зажег спичку и стал вглядываться в пропахшую неведомыми ароматами тьму.

— Уильям! — загрохотал он. — Уильям!

Но ответа не было. Изида внезапно прикоснулась к моей руке, и мне почудилось, что дивное самообладание в этот миг изменило ей.

— Что-то случилось! — шепнула она.

Ее отец зажег газовую горелку. Желтоватый свет, разгораясь, вырывал из темноты мебель, картины, клетки для животных, стеклянные витрины, статуэтки, груды дешевых украшений и вставных челюстей, книги и сотни других предметов из необычайного ассортимента Мориса Клау.

Под заваленным всевозможными мелочами прилавком мы обнаружили Уильяма, который лежал на спине, широко раскинув руки.

— Ах! cochon{39}! — пробормотал Морис Клау. — Налитая пивом свинья!

Он нагнулся, пытаясь приподнять голову продавца. Затем, к моему удивлению, склонился еще ниже и стал подозрительно нюхать воздух. Изида Клау вновь схватила меня за руку; ее черные глаза широко раскрылись, она подалась вперед, глядя на отца. Клау выпрямился, держа в руке стакан, где еще оставалось несколько капель жидкости — пива, следовало полагать. Он приблизился к горелке и внимательно исследовал жидкость; мы с Изидой продолжали наблюдать за ним. В завершение этой процедуры Морис Клау погрузил в грязный стакан длинный палец и поднес кончик пальца к языку.

— Опиум! — произнес он. — Много капель чистейшего опиума поместили в пиво!

Он повернулся ко мне; на лице цвета древнего пергамента появилось странное выражение.

— Мистер Сирльз, вторая моя мысль была хорошей идеей, — сказал он. — Я удивлю вас теперь.

Он провел нас в аккуратный, делового вида кабинет, примыкавший к неописуемо грязной и захламленной лавке. Хотя в лавке и во дворе перед нею имелось лишь газовое освещение, в кабинете Клау зажег электрическую лампу. Но мы недолго пробыли в святая святых Мориса Клау, где вдоль стен выстроились сотни книг — малоизвестные труды по криминологии, хроники самых поразительных событий и явлений; миновав еще одну дверь, мы стали подниматься по лестнице, устланной толстым ковром.

Я никогда еще не проникал так далеко в обитаемую часть заведения Мориса Клау; до сих пор пределом моих изысканий оставался кабинет с книгами. Зажглись новые электрические лампы, и я увидел, что мы стоим в просторном холле со стенами, выложенными массивными панелями из мореного дуба. У стен, как часовые, замерли фигуры в рыцарских доспехах; я заметил и несколько великолепных образчиков китайского фарфора. Мне показалось, что я попал в главную залу старинного английского замка.

После мы очутились в большой прямоугольной комнате; признаюсь сразу, что при всем желании мне едва ли удастся ее описать. Как видно, она одновременно служила кабинетом, библиотекой, лабораторией и хранилищем всевозможных диковин от мраморных изваяний Будды до бесчисленного множества сапог.

Здесь находилась также плита с духовым шкафом; на персидском кофейном столике красовалась сковородка с жареными сосисками, застывшими в собственном жире. Более того, свернутый гамак ясно свидетельствовал о том, что эта комната служила и спальней.

В общей сложности, я насчитал в комнате четыре мумии. Одна из них лежала в мусоре на полу, частично развер нутая и — обезглавленная!

— Mon Dieu!{40} — воскликнула Изида, всплескивая руками. — Как жутко это!

Очевидно, она была вне себя от волнения, поскольку в ее речи внезапно послышался отчетливый французский акцент. Морис Клау поднял из кучи мусора у себя под ногами отрезанную голову мумии и вперился в нее взглядом. В наступившей тишине я явственно различал шум речных волн, плеск и потрескивание глубоко под землей: должно быть, во время прилива подвалы дома заливало водой.

Морис Клау разжал руки. Голова с глухим стуком упала на пол.

Он извлек из-под подкладки котелка неизбежный пузырек и увлажнил свой лоб вербеной.

— Нужен мне холодный рассудок, мистер Сирльз, — сказал он. — Мне, хитроумному старому, коварной лисе, грозит поражение! Расправа, что учинена над мумиями, превосходит мои познания. Я в замешательстве; я глупый старый дурак. Дайте мне поразмыслить!

Изида потрясенно оглядывалась вокруг.

— Безусловно, все это кажется сверхъестественным, мисс Клау, — сказал я. — Но отравление продавца говорит о том, что здесь не обошлось без обычных человеческих рук. Если мы сможем привести его в чувство…

— Он не приведется еще двенадцать часов, по меньшей мере, — прервал меня Морис Клау. — В его пиве было достаточно опиума, чтобы свалить с ног носорога!

— Ничего не пропало? — спросил я.

— Нет, — прорычал Клау. — Тать приходил за мумией. Изида, приготовь нам те прохладительные напитки, что охлаждают горячечный разум, а снизу принеси мне седьмой том «Книги храмов».

Изида Клау тут же направилась к двери.

— Изида, дитя мое, — добавил ее отец. — Переставь большую клетку повыше. Опасаюсь, что храп Уильяма пробудить способен белку с Борнео.

Когда девушка вышла, Клау открыл внутреннюю дверь и провел меня в изящную светлую комнату, отличавшуюся поразительной красотой истинно парижского будуара. Воздух был напоен ароматом роз, ибо вазы с розовыми и белыми розами стояли повсюду. Клау зажег настольную лампу с прекрасным серебряным абажуром, затянутым, насколько я мог судить, бледно-розовым шелком. Эта комната несомненно принадлежала Изиде и полностью соответствовала образу девушки, казавшейся изысканной парижанкой, в то время как странный амбар, где мы только что побывали, во всем напоминал ее отца.

Изида вернулась, и я впервые увидал ее в подобающем окружении — грациозную фарфоровую фигурку в белой коробочке комнаты. Морис Клау раскрыл пухлый, переплетен-ый в кожу том, который она протянула ему (кажется, то была французская рукопись) и, пока я потягивал вино, стал быстро перелистывать страницы в поисках необходимой ему ссылки.

— Ах! — вдруг торжествующе воскликнул он, — помнил я смутно, но вот он, ключ. Я переведу вам, мистер Сирльз, написанное здесь: «“Книга светильников”, открытая лишь жрецу, Панхауру, а им открытая только царице» — Хатшепсут, царице Древнего Египта, мистер Сирльз — «содержалась под замком в тайном хранилище под алтарем, и у каждого верховного жреца храма, причем все они происходили из семьи Панхаура, имелся ключ, и лишь такой жрец мог читать священную книгу». Во времена 14-й династии верховным жрецом был Сетеб, последний из рода Панхаура. После смерти его новый верховный жрец, получив ключ от хранилища, известил фараона, что «Книга светильников» исчезла.

Он положил рукопись на столик, стоявший рядом.

— Изида, — загрохотал он, глядя на дочь, — теперь ясна тебе тайна? Не старый ли я глупец?

Клау положил длинную белую ладонь на книгу.

— Мистер Сирльз, имеется только одна копия сего труда, что известна европейским коллекционерам. Знаю я, где находится та копия? Да? нет? Думаю, то мне известно!

В его голосе звучали победные нотки. Говоря по правде, я никак не мог понять, что связывает «Книгу светильников» с тайной обезглавленных мумий, но Клау, по всей видимости, считал приведенные в рукописи сведения решающим доказательством.

Клау вскочил на ноги.

— Изида, — сказал он, — принеси мой каталог мумий эпохи бубаститов{41}.

Царственная красавица безропотно подчинилась.

— Мистер Сирльз, — сказал Морис Клау, — одержит инспектор Гримсби новую победу; но без этих рукописей бедного старого дуралея, кто сумел бы поймать обезглавливателя мумий? Не стал я получать одический негатив, ибо считал, что имею дело с безумцем; но я был глупее старой совы. Обезглавливание мумий общего ничего не имеет с безумием, есть у него назначение, друг мой — чудесное назначение.

Было очень рано, и музей Мензье (где я впервые встретился с Морисом Клау) еще не открылся для посетителей. Корам (куратор музея), Морис Клау, Гримсби и я стояли в Египетском зале перед витриной с мумиями. В соседней комнате — то есть в Греческом зале — произошел в свое время ряд ужасных трагедий, ставших причиной моего знакомства с удивительными методами эксцентричного исследователя.

— Тот, кто проник минувшей ночью в помещение «Сотбис», мистер Клау, хорошо знал расположение залов; да что там — он знал аукционный дом наизусть, — сказал Гримсби. — Мне думается, что он был знаком со служащими. Отрезав голову мумии, он спокойно вышел, надо полагать. В случае Петтигрю, преступнику наверняка был известен распорядок дома, иначе он не сумел бы подобраться к мумии.