Повторный брак - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоп, стоп, стоп… Она постаралась взять себя в руки. Допустим, что бы там с ней ни случилось, она проживет в полном здравии при нормальном рассудке еще… полгода. Кстати, а это много или мало? Если думать о незавершенных проектах, то мало. А если принимать отмеренное время как подарок судьбы, что ей и посоветовал экстрасенс, то это еще целых шесть месяцев, то есть сто восемьдесят дней жизни. Что ж, тогда нужно научиться дорожить каждым днем, ничего не откладывать на завтра. Постараться прожить это отпущенное судьбой время полноценно. Нужно обдумать, как лучше использовать эти полгода. Если задуматься, то это не так уж мало. Ведь он мог бы ей сказать, что у нее осталось две недели или того меньше. Ведь он же видит…Тогда совсем было бы ужасно, даже достойно подготовиться к смерти не успеть…
Так, а вот слово «смерть» надо немедленно выбросить из своих мыслей. Нет такого слова. Нет, нет и еще раз — нет! Во всяком случае, на эти полгода. А когда отсчет пойдет уже на недели, тогда хочешь, не хочешь, придется вспомнить об этой старухе с холодной острой косой. О неприятностях нужно думать по мере их поступления, — вспомнила она слова Сергея, своего бывшего мужа. Какие мудрые слова! Они всегда оставляют надежду.
Она попросила принести еще одну чашечку кофе. Жаль, второе пирожное ей уже не осилить. Теперь нужно понять, что такое полгода. Что это за такая временна́я категория, которую можно растянуть или сузить, в зависимости от того, на что собирается человек израсходовать это время.
Что она делала полгода назад? Сейчас январь, уже почти середина. А в середине июля она вернулась из Хорватии. Это была отличная поездка с приятным ей человеком, бывшим коллегой, Максимом. Во всяком случае, есть о чем вспомнить. Между ними не было бурной страсти, но ее устраивали нежные отношения и ощущение надежности с этим парнем. Он не был назойливым, с ним хорошо было помолчать и расслабиться. Уже одно это было приятно. Потому что однажды у нее уже был безнадежно испорчен отпуск неким докучливым другом Володей. Тот считал своим долгом постоянно опекать ее, не оставлять ни на минуту одну, и к концу недели Анна едва не выла от тоски. Такого плотного контроля она не выносила. Это было противно ее природе. Но попытки объяснить назойливому поклоннику, что у нее есть потребность иногда побыть в одиночестве, его очень обижали. В последний день отпуска они здорово поссорились, и уже в самолете он категорически заявил, что никогда не встречал девушки с подобным отвратительным характером. Анна радостно заверила его, что не сомневается — она хуже всех его бывших девушек вместе взятых, и со спокойной душой навсегда рассталась с ним в аэропорту.
С Максимом все происходило по-другому. Они не мешали друг другу. Урагана чувств не было ни в Хорватии, ни после возвращения в Москву. Максим совсем недавно развелся и все еще был «завязан» на прежней семье. У них обоих не возникало желания иметь тесные и продолжительные контакты, они вполне довольствовались взаимной симпатией и относительно регулярными встречами. Они просто отдыхали в обществе друг друга, уверенные в себе люди одного круга. Им было интересно общаться, и в постели они приносили друг другу радость. А на другие заморочки Анне попросту не хотелось тратить свои душевные силы.
И если оглянуться назад, то полгода — это совсем мало. Как будто вчера они загорали на жестких камнях полуострова Истрия на берегу Адриатического моря, подложив под себя поролоновые коврики. Плавали рано утром с маской и ластами, чтобы поиграть с косяками серебристых рыб, пока их не распугали отдыхающие. Значит, это было ее последнее двухнедельное счастье? На следующее лето она скорее всего уже не сможет никуда поехать. Отпуска у моря больше никогда не будет. А на свете осталось столько стран, в которых она хотела бы побывать. Может быть, именно там, на Истрии, под жаркими июльскими лучами солнца она и повредила свою карму? И это вызовет ужасную болезнь.
Анна содрогнулась. Но ведь она не загорала топлес! Это европейские дамы бальзаковского возраста не боялись подставлять свои далеко не совершенные груди солнечным лучам. Они с Максимом посмеивались над телесами дочерна загоревших дам, даже выявили одну закономерность — чем старше дама, тем откровеннее у нее пляжный наряд. А ведь тетки должны были хоть немного соображать. Их мужья, тоже часами распластанные на пляже, лениво охраняли своих подруг. Лениво, потому что на них никто не зарился. Мужчины и женщины весь день валялись под солнцем, их черные тела, казалось, вот-вот задымятся.
Анна всегда загорала в купальнике. Максим поддразнивал ее, что она боится появиться на публике с голой грудью, потому что, мол, слишком старомодная и задавлена советским воспитанием. Но она всю жизнь боялась другого — радиоактивного излучения солнца.
Страх опять охватил ее, внутри все похолодело, опять начал бить озноб. «Не думать, не думать!.. — произносила она про себя, как заклинание. — Еще успеется, когда эти шесть месяцев подойдут к концу. Ведь никакой диагноз ей не поставлен…»
Она невидящим взглядом уставилась в окно. Сейчас надо решить, чем в первую очередь заняться в оставшееся ей время. Наверное, завершить то, что она уже начала. А с другой стороны — кому нужны ее проекты? Стоит ли тратить на это свои последние дни? Кстати, она ведь заказала пластиковые окна, уже договорилась с фирмой, что в мае ей установят новые окна. Чтобы будущей зимой не дуло из всех щелей и не приходилось тратить время на их заклеивание. Но ведь будущей зимы у нее уже не будет. Значит, пластиковые окна ей тоже не нужны. Не забыть бы позвонить на фирму, снять заказ. Анна достала свой ежедневник и сделала короткую запись.
Сегодня она взяла на работе отгул, чтобы пойти на свадьбу подруги и собственного, пусть и бывшего, мужа. А что же будет, когда она заболеет? Оформят ли ей больничный? А потом? Переведут на инвалидность и бросят подыхать одну дома? Не она первая, не она последняя… В таких случаях о безнадежных больных равнодушные люди говорят — «отработанный материал». Впрочем, почему она думает о «безнадежной болезни»? Ведь есть еще тысячи вариантов «перемены участи». Может быть, посоветоваться с другим… специалистом? А вдруг он скажет то же самое? Или еще хуже… Нет, надо еще раз поговорить с этим странным Лодкиным, так причудливо меняющимся раз от разу. Впрочем, все они странные. Но Лодкина ей очень хвалила одна знакомая, которой она всецело доверяла.
А пока она себя хорошо чувствует, ей что, ходить каждый день на работу, как ни в чем не бывало? Продолжать бороться за увеличение дивидендов акционеров, годовых бонусов своих сотрудников, раздавать подчиненным поручения, отстаивать перед начальством интересы своего отдела, проверять и подписывать исходящие бумаги? Она проведет эти полгода в своем инвестиционном отделе. Как всегда, надо будет срочно готовить аналитические документы, служебные записки, полугодовой и годовой отчеты. И пока ее держат ноги, она будет каждое утро приходить в банк и работать целыми днями напролет. Результат — кипы как нужной, так и никому не нужной документации, вызывающие аллергию на пыль.
За последние три года Анна сделала большой скачок в своей карьере. Она даже не исключала возможности в скором будущем попасть в члены правления банка. Для этого у нее имелись все основания. В этом году у нее как у ведущего сотрудника получился очень приличный годовой бонус, то есть премия, которая напрямую зависела от прибыли, полученной банком за год при ее прямом участии. Работа для нее стала самым важным делом в жизни. Банк заменил ей семью с тех пор, как она рассталась с мужем Сергеем. А ведь они могли завести детей, может, семья тогда бы и не распалась. Но оба только начинали карьеру и считали, что с детьми всегда успеется. Может быть, если бы она тогда родила, ее аура была бы сильной и чистой?..
Она вспомнила разговор двух сотрудниц, своих подчиненных, во время обеденного перерыва несколько дней назад. Одна из них делилась со своей подружкой впечатлениями от посещения врача.
— Я ей говорю: доктор, а не поздно мне в тридцать шесть лет рожать? Вот и моя пятнадцатилетняя дочурка меня затерроризировала, говорит, после тридцати пяти резко возрастает риск рождения неполноценного ребенка. И откуда она всего этого набралась? С одной стороны — вроде как предостерегает меня. Но теперь-то мне страшно! Вдруг и вправду рожу больного ребенка?.. А доктор меня успокоила: да это в ней просто эгоизм заговорил. Вы очень правильно делаете, что решили родить. Кормление грудью в таком возрасте — отличный способ профилактики онкологических заболеваний молочных желез. Она засмеялась. — Представляешь, как теперь здраво медицина относится к нам — старородящим?
— Да, времена меняются. Мне соседка рассказывала, что лет пятнадцать назад, когда в тридцать пять с первой беременностью пришла в женскую консультацию, врач с медсестрой за ее спиной шушукались: «Надо же, надумала в такие годы рожать! С этими старородящими намучаешься, пока до родов доведешь!..» Она половину беременности от них со слезами уходила. А ведь наблюдаться приходилось каждые две недели. Мужу надоели ее слезы, он пошел с ней вместе к врачу. Говорит: теперь я жену буду все время сопровождать. Пусть хоть раз со слезами от вас выйдет, я вам тут устрою! Фельетон в «Известиях» о вас напишу. А он у нее журналист. Все притихли, испугались, стали ее «милочкой» называть. А она как родила — к ним ни ногой. Хорошо, что теперь есть выбор — в какую хочешь клинику ходи, только деньги плати. Никто тебе и слова обидного не скажет.