Тайное письмо - Дебби Рикс

глаза и уши, и я могу отличить правду ото лжи.

– Что ж, – сказала Кете и принялась сметать обрезанные волосы, – я только надеюсь, что люди не огорчатся, когда увидят, что у тебя теперь короткие волосы.

* * *

Тем утром в школе новая прическа Магды, разумеется, вызвала всеобщее волнение.

– Магда Майер! Я еле узнал тебя! – с хмурым видом сказал ее учитель герр Шмидт. – Ты остригла волосы потому, что у тебя завелись вши?

– Нет, – возмущенно ответила Магда. – Мне просто надоели косички.

– Ясно, – сурово проговорил герр Шмидт. – Ну, тогда садись. Думаю, со временем волосы отрастут.

Позже, в перерыве между уроками, несколько девочек подошли к Магде и восхитились ее короткими волосами.

– Я сама хочу такую прическу, – сказала Эрика. – Но мама не разрешит. Она говорит, что длинные волосы – признак настоящей женщины.

– А я не хочу быть настоящей женщиной, – тут же ответила Магда. – Я хочу быть собой.

Отто вернулся в школу после обеда и подскочил к ней сзади.

– Магда! – окликнул он ее. – Я тебя везде искал.

– Вот ты меня и нашел, – ответила она.

– Почему ты отрезала свои прекрасные волосы? – Он дотронулся до ее коротких золотистых локонов. – Мне они так нравились.

– А мне – нет, – сказала Магда и отстранилась от его руки. – Они меня раздражали. Это так странно, когда все выглядят одинаково. А я не такая, как все. Я – индивидуальность.

Магда знала, что говорит провокационные вещи. Индивидуальность не особо поощрялась, но она не могла подавить обуявший ее дух противоречия. Она знала, что бросает вызов учителям и сверстникам, и ей это очень нравилось. Это было внешним проявлением ее протеста, и она могла демонстрировать его окружающим людям, которых презирала всем сердцем. Отто покраснел от… Магда не могла сказать точно, отчего, может быть, от гнева. По крайней мере, гнев был той эмоцией, которой он слишком часто давал волю.

Днем ранее Отто перед всем классом стал критиковать учителя за то, что тот перед занятиями не салютовал фюреру. Остальные ребята восхищенно подхихикивали, а учитель, как показалось Магде, выглядел по-настоящему испуганным, как будто этот мальчишка был в силах уничтожить его.

После того как Отто выбрали лидером местного гитлерюгенда, он стал невероятно заносчивым. Недавно он вступил в элитный отряд гитлерюгенда под названием «Патрульная служба гитлерюгенда». Это давало ему возможность по достижении определенного возраста пройти подготовку и стать офицером СС.

– Надеюсь, они скоро отрастут, – сказал Отто, – с ними ты симпатичнее.

После занятий ребята собрались на деревенской площади, чтобы подготовить столы к празднику, который должны были провести на следующий день.

– Все девочки принесут пироги и печенье, – сказала фрейлейн Мюллер. – Эрика, составь список и напиши, кто что принесет. Мальчики во главе с Отто продемонстрируют свои навыки стрельбы. Отто, ты должен установить мишени в центре площади.

– Магда, что ты принесешь? – спросила Эрика.

– Яблочный пирог, – ответила Магда, вспомнив о пироге, который мать испекла утром.

– Это просто замечательно! – удивленно воскликнула Эрика. – А я думала, ты не любишь готовить.

– Так и есть, – дерзко заявила Магда. – Его приготовила мама.

Эрика посмотрела на нее с осуждением.

– Ты должна научиться готовить, – сказала она. – Это твой долг как немецкой женщины.

Магда хотела крикнуть Эрике: «Мой долг – сражаться с людьми вроде тебя!» – но неожиданно промолчала.

Прежде чем встреча закончилась, Отто обратился ко всем собравшимся.

– Завтра, – начал он, – мы будем праздновать подписание величайшего договора в нашей истории – договора о капитуляции Франции!

Молодые люди ответили радостными возгласами и затопали ногами. Отто поднял вверх руку.

– А теперь мы помолимся, – сказал он.

Фюрер, мой фюрер, тебя дал нам Бог.

Защити и сохрани мою жизнь.

Ты спас Германию в тяжелый час.

Я благодарю тебя за хлеб, что вкушаю каждый день.

Оставайся со мной как можно дольше.

Не покидай меня, фюрер, мой фюрер.

Ты моя вера, мой свет. Да здравствует мой фюрер!

Остальные дети повторили последнюю фразу: «Да здравствует мой фюрер!», но Магда, пришедшая в ужас от обожествления Гитлера, с мрачным видом промолчала.

Вернувшись домой, она в ярости швырнула свой школьный ранец в угол кухни.

– Магда, – воскликнула мать, – что же такое случилось?

– Они возносят ему молитвы, как будто он сам Бог!

– Кому? Кто Бог?

– Гитлер, разумеется. Отто и его дружки обращаются к нему с молитвой. Это ужасно.

Магда сердито затопала по лестнице, и Кете услышала, как она громко хлопнула дверью своей комнаты; поднялась вслед за ней и тихо постучала в дверь.

– Магда… mein Schatz![6]

– Оставь меня одну! – крикнула Магда, и в ее голосе мать услышала рыдания.

– Я должна сказать тебе нечто важное.

Ей никто не ответил.

– Магда, сегодня я получила письмо от Карла.

Магда распахнула дверь.

– Почему ты сразу не сказала?

– Ты не дала мне такой возможности.

– Он пишет, что не сможет вернуться, – сказала Магда, пробегая глазами письмо. – Говорит, что его интернировали.

– Знаю, – Кете промокнула глаза краем передника. – Неужели его арестовали?

– Ничего не могу сказать, – ответила Магда. – Может, и так. Он пишет, что профессор в университете был добр к нему и замолвил за него словечко перед властями, – она с надеждой посмотрела на мать, – говорит, что этот человек пытается помочь ему и, возможно, он будет помогать в работе на его ферме.

– Это так странно, – сказала Кете, – все эти годы Карл терпеть не мог работать на ферме, а теперь его заставляют этим заниматься.

– Но это лучше, чем воевать, – заметила Магда, отдавая матери письмо.

– Да, наверное, – согласилась та, продолжая всхлипывать.

– Теперь ты можешь сказать, что он тоже «выполнил свой долг», – сказала Магда. – Все равно он сейчас в тюрьме.

Кете расплакалась.

– Да. Да, верно… конечно… Но главное – мы знаем, что в данный момент ему ничто не угрожает.

Когда Петер вернулся после дойки коров, он прочитал письмо сына со слезами на глазах.

– Слава богу, что его здесь нет, – сказал он и отложил в сторону письмо.

– Может, теперь, – предположила Кете, – война скоро закончится? Французы ведь уже сдались, правда?

– Хм, – сказал Петер, – да, но остаются еще британцы. Они могут дольше продержаться.

– Но ведь мы уже заняли Париж?

– Даже не знаю. Говорят, что все закончится через несколько месяцев, но я в это не особо верю.

Ночью, лежа в кровати, Магда мрачно обдумывала предстоящие «празднества» и перечитывала первое письмо от Карла. В какой-то мере этот тонкий, почти прозрачный лист бумаги стал для нее единственным сосредоточением истины в ее мире – мире, где царили ложь, обман и жестокость. Конечно, на ферме