Черта - Ольга Резниченко

… - и тут же вылетел за дверь.

— ТРУУУУУС!!!!!! — завизжала, зарычала, закричала ему вслед,

неистово воя от боли…

Глава Двадцать Вторая

Света.

Позор. Стыд. Боль. Обида…

ЗЛОСТЬ.

Я ненавидела его…

Нет. Я пыталась ненавидеть его, хотя весь гнев был искренне направлен лишь в мою, свою, собственную, сторону.

Как можно так навязываться? Буквально вешаться на шею — чтобы тебя… потом сгребали, соскребали с себя… как дерьмо.

Больно. Больно… очень больно. Быть отверженной. Выброшенной.

И дело даже не в самооценке, настроении, истерике, депрессии.

Просто… не хочешь жить. Жить с таким прошлым. Жить дальше…

И всё.

Не можешь себя простить за былой поступок. Себя, его. Весь мир.

Ненавидишь. Ненавидишь всё вокруг — и проклинаешь.

Срываюсь, ору, дерусь — но легче не становиться. Не забываешь, НЕ ПРОЩАЕШЬ себя — а значит, всё — тщетно.

Бес. Бес бы побрал эти чувства — да не как. Не зачем. Ведь боль людская — намного смачнее покоя. Разодранные, окровавленные души — лучшее веселье… для Вечных. Экстазное… лакомство.

А потому болит. А потому противно. А потому — не проходит…

Пытаюсь не смотреть, не видеть, не слышать его. Нет. Нет больше Юрчика в моем царстве.

Трус… или, просто, ненужная…

Не знаю, не знаю, что уже думать.

Я пытаюсь объяснить себе, пытаюсь. Это поведение — лишь желание, попытка избежать проблем, как он высказался: " ибо не увидимся никогда".

Но не знаю… Черт. ЧЕРТ!!! Ааааааа! Убейте мне память — я хочу, чтобы стало ЛЕГЧЕ!!!!!!!!!!

Хочу забыть всё.

***********************

Юра.

Ти взяла мене у сво долонi

Без одеколонiв i томних ночей.

Ти взяла мене так сильно i тонко,

Твоя Амазонка затопить мене.

Ти хочеш мене на стiл постелити,

Собою зашити без жодного шва.

Ти хочеш мо запаленi очi

Заклети скотчем… Яка то цiна?

Я — твоя, твоя, твоя Модель;

Ти — моя, моя Коко Шанель.

"Коко Шанель", Океан Эльзы.

— Киряева, ты что? Оглохла?

— Да пошел ты, — злобно прорычала… и тут же отвернулась.

— Давайте, я проверю, — спешно отозвалась Валерия. Тут же выхватила протянутые бумаги и скрылась в подсобке.

— Света, что такое?

— Знаешь…. я вот подумала…

— Ну-ну.

— Зря вы на состязаниях не боевыми патронами стреляете. Кто-то бы сделал… очень даже нужное дело.

(резкий разворот — и скрылась… прочь)

Нервно рассмеялся.

А на душе так гадко стало. Противно.

Значит, вот что ты мне желаешь? Вот какие чувства у тебя теперь ко мне?

Ненавидишь… Ненавидишь за мой поступок?

Что же… Может, и правильно.

Отличная замена. Хороший ответ на мою попытку защитить нас от боли.

Хороший.

Смерти. Смерти мне желаешь?

Ну, ничего… не так уж и заоблачная эта, твоя мечта.

Слишком вероятный случай — подохнуть, как пес бешеный…

Уж слишком хороша моя жизнь, чертова, больная, дерьмовая жизнь. И потому не скудна… на ТАКИЕ подарки.

Чертовая девка.

Схватилась, вцепилась, как гребанный клещ, в мое сердце… и теперь сосёт понемножку оттуда… кровь.

Делать больно. Вырывать с корнем, с мясом, воем и криком душу из тела — это всегда приятно. Приятно делать кому-то больно

… каждый раз — чтобы не расслаблялся. Не забывал.

Отменный способ не дать жить спокойно.

Забыть?

Да как тут можно забыть? Когда и так…. куда б не шел, что б не делал, всё говорит, напоминает о ней. В голове лишь одни только мысли — Киряева, Киряева, гребанная сучка… Киряева.

Ненавижу ее… за то, что ворвалась в мой мир. Переполошила всё там. Разломала к чертям собачим давно уже размеренный, четко вычеканенный уклад пропащей жизни.

Я смирился со всем. Давно уже смирился. Забил на всё.

А теперь? Как жить теперь?

Когда снова в голове мечты, а в сердце — растаяли льдины… и вновь закипают чувства?

Как?

Чертов паразит, а не женщина. Гадюка, желчная, ядовитая змеюка. Залезла в душу, в сердце, тело — и теперь пытается вытянуть всё изнутри. Жилу за жилой. Миллиметр за миллиметром… вывернуть наизнанку.

а я… уже… и не против.

Ее, ее я уже. Раб. Прирученный котенок.

Шиплю, шиплю только злобно — в попытках отвоевать, заступиться за последнее, что осталось.

Последнее…

За мечты… без приговора на поражение.

За надежду.

Не могу я без Киряевой.

Но — к себе не подпущу.

Не подпущу. Я не сдамся.

Глава Двадцать Третья

(Света)

И снова утро. Новое утро. Без желания, что либо делать, что либо думать. Жить. Дышать.

На автомате, машинально всё делать — по нужде.

Умыться, почистить зубы, натянуть на себя костюм… и построить взвод.

Удивительно, раньше я так рвалась в бой. Что только не значил для меня этот… конченый Турнир!

А теперь?

Апатия. Сука, апатия сожрала всё.

Бегают, прыгают. Всю неделю у нас в группе праздник — мы взяли Кубок. Победа…

А мне хочется всех ПРИСТРЕЛИТЬ. Выть. Грызть. Бить. РАЗОРВАТЬ.

Бесит это, их счастье. Веселье.

Чему, чему, уроды, радуетесь???

Гранату за пазуху — и по заслугам.

Больно, больно мне — а потому всем… хочу сделать больно.

Вчера даже поссорилась с Юлей — едва не заехала ей в ухо.

Послала… далеко подальше Леру.

В общем, если сегодня в ТБ я кого-нибудь из врагов не отпердолю, то взорвусь на своих.

— Светлана, у тебя что… критические дни? Или в чем проблема? Может, хватит уже на всех нападать? Хамить?

— Юрий Дмитриевич, вы же отлично знаете, когда у кого из нас наступают эти "красные" дни. Так что не будьте идиотом, и приберегите свои тупейшие… издевки для кого-то другого.

Перекосилось, перекосилось его лицо… на такое… прямое мое заявление.

Глаза округлились от шока.

А что, Юрочка? Быстрее ты сдохнешь от моей желчи, чем я покажу свою слабость.