Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

Арендуя легкий двухмоторный «Твин оттер» в канадской авиакомпании «Bradley Air» и организовав базовый лагерь на холмах Патриот в горном массиве Элсуэрта в Антарктике, «Adventure Network» обеспечивала все работы по доставке путешественников в Антарктику и обратно, а также организацию подбаз с продовольствием и страховку на маршрутах в Антарктиде. Именно поэтому Мартин был приглашен в команду. Уилл с Этьенном рассчитывали, что в этом случае им будет проще и главное дешевле договориться с компанией о помощи в организации задуманного ими перехода века.

Подошли и остальные ребята. Я познакомился с Дэйвом, Грантом, Мусом, Джимом и Кевином. В Дэйве я немедленно признал бородача, с которым едва не столкнулся на входе. Он был другом и правой рукой Джона, помогая ему здесь на ранчо на его нелегком «директорском» посту. Грант и Мус занимались тренировками упряжек, Джим плотничал, а Кевин был поваром, поэтому ему первому (наверное, чисто профессионально) и пришла в голову замечательная мысль – предложить нам поужинать. Это было весьма кстати, потому что, если не считать выпитой по дороге в Или банки «Кока-колы», в наших желудках ничего, кроме прощального привета цивилизации в виде съеденной в Дулуте пиццы с пивом, не было. Предложенное Кевином меню еще более существенным образом, чем присутствие электричества, поколебало сложившееся в моем воображении представление о походной жизни, в которую мне предстояло окунуться во время тренировочных сборов на ранчо Уилла.

Ну, кто бы мог подумать, что здесь, «посреди ничего», не менее чем в двух часах ходу до ближайшего поселка, среди зимней ночи на столе вдруг окажутся салаты из свежих огурцов, помидоров, цветной капусты, любимая мной рассыпчатая и щедро сдобренная маслом гречневая каша и золотисто-румяные, хрустящие куриные окорочка. Ну, какая это, к черту, походная жизнь! «Нам бы дома побольше таких походов», – подумал я, вгрызаясь в куриную ногу и вполуха слушая, как Константин рассказывает о нашем путешествии засыпающим от интереса ребятам.

Уилл отвел нам с Костей комнату, находившуюся рядом со столовой. Стратегические преимущества подобного расположения спальни очевидны: до кухни рукой подать, не надо надевать маклаки, чтобы дойти до обеденного стола, но, с другой стороны, так же очевидны и его тактические недостатки: невольно будешь находиться в курсе того, что и как делается на кухне, да и режим сна будет не слишком сильно отличаться от режима сна повара с его ранними подъемами. Но поскольку я приехал сюда не спать, а есть, преимущества с лихвой перекрывали недостатки. В комнате были устроены широкие двухъярусные нары, находящееся напротив большое окно смотрело на поросшую лесом гору. В углу не известно за какой надобностью стояла швейная машинка «Зингер» образца начала века без всяких внутренностей. Находясь после сытного ужина в благодушно расслабленном расположении духа, мы с Костей решили, что эта антикварная вещица – элемент постмодернистского дизайна.

Над окном мы заметили транспарант «Welcome Victor & Konstantin» и чуть пониже, специально для тех, кто не понял, то есть для меня, уже по-русски: «Добро пожаловать». Все это выглядит очень трогательно, несмотря на удивительное отсутствие ошибок в столь сложном, даже для нас, обороте, как пожаловать. Я припомнил, как во время дружеского визита на австралийскую станцию Дейвис в Антарктике в канун 1987 года я прочел на огромном плакате, который мы заметили еще с вертолета, «Добро Ложаловть»! Столь явные успехи представителей западной цивилизации в освоении загадочного русского языка не могли не радовать.

Поскольку Косте предстояло находиться здесь всего несколько дней, то, как человек временный, он и занял менее почетную верхнюю полку, а я, будущий хозяин помещения, расположился на нижней. Кровати в нашем «гостиничном номере», очевидно, не успели перестелить перед нашим приездом: прямо поверх матраса, представлявшего собой просто толстый лист поролона, был брошен большой спальный мешок, что, однако, прекрасно сочеталось с простотой окружающей обстановки. Зеркальная чернота оконного стекла, в которой отражался белый матовый глаз висящего на стене газового светильника, приглушенные и потому вдвойне непонятные разговоры, доносящиеся из кают-компании, отделенной от нас тонкой дощатой дверью, и особенно манящая теплота спального мешка – все это располагало ко сну. Понятно, что мы не особенно сопротивлялись этому вполне естественному желанию, и поэтому я, не теряя времени, забрался на свою койку, откуда уже сквозь дрему наблюдал, как Константин тщетно пытается отыскать ту необходимую точку опоры, которая позволила бы ему перевернуть весь свой внутренний мир из вертикального положения в горизонтальное. Надо отметить, что он с честью выдержал испытание, о чем свидетельствовал грузный скрип верхней полки, который я успел услышать, прежде чем окончательно провалился в глубокий сон.

Прежде у меня не было синдрома «нового места», то есть я мог совершенно спокойно засыпать и беспробудно спать до утра, несмотря на смену обстановки, однако где-то среди ночи я вдруг проснулся от ощущения страшной жары и обволакивающей все мое тело влажной испарины. Пот буквально струился у меня между лопатками, совершенно не впитываясь в мешок, отчего у меня возникло ощущение, что я вот-вот поплыву на спине, так как глубины подо мной было уже вполне достаточно для первого уверенного гребка. Я выбрался наружу. Было совершенно темно, если не считать пробивающегося через стекло лунного света, и, как мне показалось, достаточно прохладно. Мой глубокий сон, естественно, сняло как рукой. Расстегнув до конца молнию мешка, я заметил, что вся его внутренняя поверхность мерцает серебристым светом и шуршит в руках так, как будто это не ткань, а обертка шоколадной плитки. Да, это был особый мешок! Сидя по-турецки на своей койке и прислушиваясь к мерному дыханию Константина, который, судя по всему, никаких неудобств не испытывал, я начинал постепенно постигать всю глубину замысла изобретателей этой своеобразной минипарилки. Этот изготовленный из металлизированной ткани «саван» был предназначен для того, чтобы не допустить проникновение тепла естественных испарений тела спящего в нем путешественника внутрь самого мешка, что, как известно, в конечном счете приводит к образованию льда внутри теплозащитного слоя. Вполне удовлетворенный своим объяснением, но тем не менее не желающий далее спать в ванне из своих собственных испарений, я вывернул мешок наизнанку, подстелил одну его половину под себя и накрылся второй. Слава Богу, размеры мешка позволяли сделать это даже с небольшим запасом.

Разбудили меня звуки кухонной музыки. Светало. Я взглянул на часы: они показывали 6.30 миннесотского времени, что соответствовало 15.30 московского. Да, явно пора было вставать. Я растолкал Костю. По его выспавшейся физиономии я догадался, что он каким-то образом избежал участия в ночном эксперименте и в полной гармонии с окружавшим его новым и незнакомым миром продрых всю ночь.