Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

сладкого сюрприза. Но то, что мне положили в рот, никак, однако, не напоминало по вкусу и консистенции шоколадную конфету… Мне сделали слепки и рентгеновские снимки обеих челюстей, выдали зубную щетку и специальную намотанную на маленькую катушечку нейлоновую нитку, показав, как я должен отныне чистить свои зубы. Все эти снимки и слепки, как я понял, были необходимы для решающей атаки на мои зубы позже, непосредственно перед экспедицией в Антарктику.

Посещением зубного врача моя медкомиссия завершилась. Одно только осознание этого делало меня счастливым и готовым на всяческие подвиги, которые, кстати, не заставили себя долго ждать, ведь мы отправились в ресторан. После внимательного изучения меню все мы без исключения остановили свой выбор на пицце с пивом. «Now! We go to Ely!»[5] – решительно произнес Джон, поднимаясь из-за стола, и мы поехали. Название этого небольшого городка на севере штата Миннесота, практически на границе с Канадой, где находилось ранчо Уилла, в его английском и даже русском написании можно было бы легко трактовать как нечто связанное с севером и необходимостью главного жизненного выбора для каждого искателя приключений. В самом деле, по-английски Ely легко читается как ЕЛИ, что само по себе говорит о преимущественном, типично северном составе местной растительности. С другой стороны, по-русски это звучит как ИЛИ, что может означать: «Или вы знаете иной способ существования здесь, кроме как путешествовать?!» Так ИЛИ иначе, но отличная зима, морозы под 40 градусов, обильный снег, бесконечные озера и холмы сделали этот городок и его окрестности настоящей меккой для любителей зимних видов спорта не только в Миннесоте, но и далеко за ее пределами. Достаточно сказать, что при численности населения чуть более 4000 человек городок этот вырастил всех известных американских полярных путешественников. Кроме Уилла, здесь жил и Пол Шурке – компаньон Стигера в путешествии к Северному полюсу и по настоящее время активно занимающийся походами по Канадской Арктике и Ледовитому океану на собачьих упряжках, и Энн Бэнкрофт – первая женщина, достигшая Северного полюса в составе экспедиции Стигера – Шурке, а затем возглавившая первую женскую команду, собиравшуюся штурмовать Южный полюс, и Лонни Дюпрэ, совершивший путешествие на собачьих упряжках по Северо-Западному проходу от мыса Барроу до Черчилла. В Или также жил Джим Бранденбург, которому фоторепортажи из Арктики, опубликованные в «National Geographic Magazine», принесли мировую известность. Так что в данном случае, имея в виду Уилла и его выбор, можно было бы сказать, что не только человек красит место, но и само место очень этому способствует.

Мы ехали на север. Наш розовый теплокровный «Кадиллак» c вполне приличной для его возраста скоростью около 70 миль в час уверенно приближал нас к цели. Его широко расставленные глаза, светящиеся желтоватым неугасимым огнем, выхватывали из наступившей темноты стволы деревьев: прямо за снежными брустверами начинался окаймлявший шоссе лес. Едва уловимыми движениями руля Джон искусно вписывал наш разогнавшийся, словно почуявший приближение дома, «Pink Floyd» в крутые повороты дороги, разделенной двойной осевой линией желтого цвета. В зависимости от направления поворота то левая, то правая сплошная разделительная полоса превращалась в пунктирную, разрешающую обгон. Обгонять было некого, да и незачем – несмотря на сравнительно раннее время, шоссе было совершенно пустынным. Мы миновали состоящий, кажется, из одной улицы, подсвеченной с двух сторон витринами магазинов городок со средневековым названием Тауэр. «Скоро приедем», – проронил Джон. Примерно через полчаса после этого обнадеживающего заявления я увидел справа от дороги возвышавшийся над темной зубчатой кромкой леса подсвеченный снизу огромный голубой, имеющий форму эллипсоида резервуар водонапорной башни. Я невольно сравнил архитектурные стили нашего социалистического ренессанса и этого самого, что ни на есть капиталистического возрождения американской глубинки с точки зрения таких бытовых сооружений, как водонапорные башни, и, увы, сделал вывод опять не в нашу пользу. Хотя, может быть, по большому счету и все равно, как выглядит это сооружение, лишь бы не падало и в соответствии со своим назначением «напирало воду», но, с другой стороны, во многих городках и поселках именно водонапорная башня (если не считать сохранившихся кое-где церквей) является главной архитектурной доминантой, которая невольно попадает в поле зрения и местных жителей, и приезжих. Так вот, если вид этого голубого дирижабля, парящего над городом, автоматически ассоциировался с хранящейся в его чреве прозрачной и чистой холодной водой, то вид наших сработанных из кирпича крепостных башен таких ассоциаций не вызывал. Позже во время моих поездок по Штатам мне приходилось видеть еще более оригинальные конструкции, но та, впервые увиденная в Или, башня, на выпуклом боку которой было размашисто написано название городка, до сих пор сохранилась в моей памяти.

Шоссе плавно перетекло в центральную улицу со светофорами и более оживленным движением. Первые этажи домов, в большинстве своем двух– и трехэтажных, обращены в сторону улицы ярко освещенными витринами магазинов. Поднявшись в гору и свернув налево на одну из узких пересекавших главную дорогу улочек, мы остановились у маленького магазинчика. Над входной дверью висела вывеска «Steger Design» с изображением головы индейца в боевом украшении. При более внимательном рассмотрении он мне чем-то напомнил нашего певца Валерия Леонтьева, при этом перья его боевого головного убора ассоциировались с буйной леонтьевской шевелюрой. Когда мы вошли внутрь, колокольчик, укрепленный над дверью, возвестил о нашем вторжении коротким мелодичным звоном. Чтобы лишить хозяев сомнительного удовольствия от прослушивания этого мелодичного звона шесть раз подряд, я придержал входную дверь, пока последний из нас не пересек порог.

Нам навстречу вышла очень высокая худощавая женщина. Ее длинные белокурые волосы, которых едва ли, во всяком случае недавно, касался гребень, в сочетании с голубыми глазами и белозубой улыбкой прекрасно дополняли сложившийся в моем представлении, главным образом под влиянием просмотренных вестернов, образ «стопроцентной» американки. Она протянула руку, и я почувствовал уверенное не по-женски крепкое пожатие. «Патти», – представилась она. Я обернулся к Косте, как бы ища подтверждения тому, что я услышал и что ее имя произносится именно как Патти, а не Парри или Пэрри, но Костя как-то незаметно растворился в глубине магазина. Я отступил назад и стал прислушиваться к тому, как она будет произносить свое имя, знакомясь с остальными. Выяснилось, что все мушкетеры и, вполне естественно, Джон уже с ней знакомы. Оставалась последняя надежда на Константина, который, к счастью, и очень кстати так же внезапно возник рядом. «Патти», – теперь уже совершенно отчетливо услышал я. Она была хозяйкой этого магазина и, как мне пояснил Костя, бывшей женой Стигера, сохранившей после развода его фамилию, красующуюся сейчас на вывеске над дверями