Орчиха в свадебной фате - Соня Мишина

там, в городе, в лавку маг-мастера Виля, покажешь ему это — он тебе любой инструмент подберет и за полцены отдаст!

— Согласна! — обрадовалась я. — Клянусь: пока не отъедем хорошенько — ни ноты не сыграю!

— Тогда доброго пути вам, господа маг-арты, наемница… а мелодию я вашу запомнил — теперь сам ее играть буду!

— Играй, — засмеялась я. — Мне не жалко!

Пастушонок махнул нам рукой, нахлобучил на затылок слетевшую во время бега соломенную шляпу, и пошел отгонять с дороги свое стадо. Мы один за другим сбегали в ближайшие придорожные кустики, после чего снова тронулись в путь.

С ближайшего выпаса до наших ушей донесся звонкий напев свирели:

«Гей ты, Висла голубая…» — играл пастушонок, и завороженные напевом волы послушно брели на манящие звуки музыки.

К вечеру мы добрались до большого торгового тракта. Вдоль его обочин раскинулся заштатный городишко на пять десятков домов, название которого было настолько трудно произносимо, что я решила его не запоминать.

Сын кузнеца, Мелт, остановил повозку во дворе небольшой траттории, передал поводья б-ракона мальчишке, который тут же принялся распрягать уставшего зверя, чтобы отвести его в б-раконюшню.

— Вот тут мы и заночуем, — поделился со мной планами на отдых маг-арт Чайм.

— Так вот почему дорога до Севенбелса два дня занимает! — высказала я догадку. — Небось, если б и ночью ехали, то к утру уже в Севенбелсе оказались…

— Кто ж по ночам ездит, орисса? — выпучил на меня глазищи менестрель. — Затемно только скорые королевские вестники да большие, не менее десятка лиц, отряды воинов перемещаются, да и те в сопровождении магварров. Хотя откуда тебе, наемнице, знать, как мирное население путешествует…

— Вот-вот, — тут же закивала я, радуясь, что опять мое незнание местных реалий списали на то, что я — воительница родом из Великой степи.

— Эх… сколько уже воюют и маги, и воины с хохотунами да ворлоками, а нечисть эта зловредная все не выводится! — поддержал беседу Мелт. — Вот давеча слышал, из соседнего поселка крестьянин не успел на своей телеге, запряженной волом, до людского поселка добраться, так и заболтали ему головы хохотуны, а потом ворлоки и самим крестьянином, и снедью с его телеги поживились. Один только б-ракон и выжил…

— А на поселки что ж — не нападает эта нечисть? — не сдержалась, полюбопытничала я.

— На поселках постоянная защита стоит, отпугивает тварей нечистых, — разъяснил Мелт. — Ну, пойдемте, перекусим да передохнем с дороги, а то как услышат местные жители да заезжие странники, что маг-арты у дядьки Фунгория остановились, так сразу придут песен требовать.

Сын кузнеца как в воду глядел: мы еще допивали рецинту — маг-арты оказались горячими поклонниками этого орочьего напитка — как в двери один за другим стали входить дородные купцы, за ними — более щуплые местные жители, и даже парочка воинов, едущих домой на побывку, в эту пеструю толпу затесались.

— А не усладите ли, почтенные маг-арты, наш слух музыкой и пением, а души — весельем? — убедившись, что все столики заняты, и вдоль стен на лавках даже кошка не втиснется, обратился к нам дядька Фунгорий, взяв на себя смелость представлять интересы почетного собрания.

— Всевидящий не простил бы, ответь мы на такую просьбу отказом, — встал и поклонился гостям маг-арт Чайм. — Вы пока закажите себе напитков, чтобы горло промочить да подпевать нам, а мы пока за инструментами сходим.

— Барбра, ты тоже свирель бери, — позвала меня Шейма. — Хоть одну мелодию, да сыграешь с нами. За такое диковинное зрелище, как орисса, играющая на свирели, нам дополнительно заплатят. Четверть выручки за вечер — твоя!

Отказываться от выручки не в привычках музыкантов, да и на корпоративах, в ресторанах в прежней жизни мне играть приходилось, так что возражать я не стала. Вскоре мы уже сидели вчетвером по центру зала, спиной к бару, лицом к публике.

— Каких песен желаете, господа? — обратился Чайм к слушателям. — Баллад протяжных, али песен плясовых?

— Давай вначале что-то такое, чтобы душа развернулась! А там, глядишь, и ноги в пляс пойдут! — отозвался кто-то из местных, остальные закивали согласно.

Менестрель ухмыльнулся, тронул струны своей укулеле, и запел негромко:

Шли солдаты на войну защищать свою страну,

Драться шли они с врагом ради матушки с отцом,

Ради жёнушек, детей, ради золотых полей

Шли солдаты на войну, да пели песенку одну:

Скинем грозного врага за родные берега,

Эти тоже будут знать, как с магварром воевать!

Ну-ка, братцы, заряжай, и в ряды плотней вставай!

Выше знамя поднимай, громче песню запевай!

Слова бодрой песни, похоже, знали все, потому что уже со слова «защищать» песню подхватили все без исключения! Даже я рискнула пропеть припев, заодно обнаружив, что природа наделила ориссу, тело которой мне досталось, приятным чуть хрипловатым женским альтом.

Маг-арты — все трое — сумели расслышать мой голос среди нестройного хора, переглянулись со значением: вот мол, наемница, еще и поет!

Потом, улучив момент, Шейма шепнула мне:

— Ты пой, пой, не стесняйся. Голос у тебя верный, а наши гости уже в восхищении от того, что наемница им песни поет, а не по шеям дубинкой стучит.

За песней последовала баллада, за балладой — нечто, похожее на романс, за романсом — первая плясовая. Веселье набирало обороты, выкрики гостей, высказывающих свои пожелания, становились все громче. А уж когда мы с Шеймой на пару сыграли разученную мной мелодию — публика, как и было предсказано, едва не заплакала от восторга.

Рафф по подсказке отца, маг-арта Чайма, прошелся по кругу с глубокой плошкой, в которую со звоном падали медные и серебряные монеты. В какой-то момент мне даже показалось, что и золото среди них сверкнуло.

Дальше — больше. Хмельные напитки и заводные мелодии привели к тому, что столы были сдвинуты к стенам. Нам, музыкантам, оставили совсем немного места сбоку от барной стойки, а на освободившемся пятачке начались танцы.

Я понемногу приспособилась подыгрывать своим друзьям-музыкантам, пальцы бегали по древку свирели все уверенней, и, казалось, веселье не уляжется до утра.

Однако выяснилось, что и в этом мире торговый люд — серьезный люд: гулять гуляет, а о деле не забывает. Так что, едва минула полночь, гости стали расходиться. Многие напоследок подходили