Самый лучший пионер - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извините, у вас здесь свободно? — Кивнул он на неиспользуемый стул.
Мы заверили, что не занято, мужик уселся и представился:
— Кампов, Андрей Борисович. Физик.
Мы представились в ответ, все пожелали всем приятного аппетита. Откушав шурпы, гость решил пообщаться:
— Это ни в коем случае не упрек, но это не из вашего номера на весь коридор тарахтит «Москва»? — С улыбкой спросил он.
— Из нашего! — Улыбнулась в ответ мама: — У меня сын писателем хочет стать, пишет вот… — Не удержавшись, похвасталась: — И у него очень хорошо получается! Если бы я не видела своими глазами, как он это делает, я бы ни за что поверила!
— Даже так? — Хмыкнул мужик и спросил меня: — Это ты поэтому, Сережа, на Евгению Викторовну наседал? — Подмигнул, давая понять, что шутит.
— Поэтому! — Подтвердил я: — Она зенитчицей была, вот, как раз на повесть интересного рассказала. Я ей по мере написания кусочки ношу — вдруг где наврал? А про войну врать никак нельзя!
Опять же легендирование — а если у настоящего автора в столе лежит совершенно секретная половина рукописи с дальнейшим планом? Вот придет в суд Евгения Викторовна и расскажет, как на этапе черновика вносила поправки.
— Про войну это ты правильно! — Серьезно кивнул товарищ физик: — Я потому и пришел, если честно — мы с ней некоторым образом знакомые, и она со мной советовалась, — Он откашлялся и процитировал: — «Вот, Андрюша, мальчик спрашивает где и чего исправить, а я и не знаю даже — написано-то здорово!», — Подмигнул спокойному (не в мой адрес похвала же) мне.
— Очень рад, что у нее такое мнение! — Улыбнулся я.
— А самое забавное — я тоже не смог найти ничего, кроме опечаток, к которым придираться можно только от бессилия! — Продолжил он делать мне приятно: — Но тут вот какое дело… — Он сделал вид, что ему неловко, и спросил: — Наталья Николаевна, а это — точно не ваше совместное с сыном творчество?
— Ваши сомнения мне понятны, — Спокойно кивнула мама: — И вы не первый, кто об этом спросил.
Пользуясь моментом, я добавил:
— В прошлый раз я писал книжку при классной руководительнице больше часа подряд. Могу устроить демонстрацию и вам, но это только если в этом будет смысл. На слухи нам с мамой все равно, верно, мам?
— Верно! — Кивнула родительница: — Мой сын не обязан что-то доказывать, уж простите, случайному знакомому.
— Справедливо! — Кивнул мужик, отпил компотику, промокнул рот салфеткой: — Мой отец — Борис Николаевич Полевой.
— Урожденный Кампов! — Сложил я два и два.
У Полевого был (есть) жутко секретный научный сын Андрей. Вот он сидит, приехал из физических недр Родины в Кисловодск подлечиться.
— Главный редактор «Юности»! Ничего себе! — Ахнула мама.
— Мир тесен! — Улыбнулся он.
— Готов дописать книгу при вас! — Пробудился во мне энтузиазм: — Там где-то половина осталась.
— Если тебе это не помешает, было бы здорово, — Кивнул он.
— А еще у сына сказка есть! — Решила мама ковать пока горячо: — С ней сейчас в ГОРОНО решают что делать — так всем понравилась!
— Есть копия? — Заинтересовался физик.
— Есть! — Обрадованно кивнула мама.
Она заказала у знакомой машинистки печатную копию — мы же в элитный санаторий ехали, мало ли чего. Вот — пригодилось.
— Тогда, если вы не против, я бы почитал, пока ваш сын печатает. Сегодня получится?
Мама немножко поникла — у нас перед ужином состоялся разговор формата «как думаешь, ты способен сегодня переночевать один»?
— У мамы сегодня очень важные дела в городе, так что она будет рада, что кто-то за мной немножко приглядит! — Подмигнул я ей.
— Не беспокойтесь, Наталья Николаевна, мы без вас не пропадем! — Заверил ее мужик, правильно поняв сигнал.
Мама уговорилась, мы закончили ужинать, родительница обнялась со мной, прошептав: «До завтра! Допоздна не засиживайся!» — и отправилась весело проводить время, бросив меня с незнакомым взрослым мужиком. В моем времени это выглядело бы жуть как безответственно, но что со мной случится в элитном санатории аж в 68 году?
— Пойдемте, Андрей Борисович, — Позвал я нового друга, и мы пошли в палату.
Выдав ему «Мишу Добрина», заправил в машинку свежий «бутерброд» — бумага, копирка, бумага, копирка, бумага, получается сразу три копии — и принялся за дело, время от времени демонстративно сверяясь с занесенными в тетрадки воспоминаниями Евгении Викторовны.
Когда время подошло к полуночи, сказка была осилена на половину, повесть добралась до финальной трети, а Андрей Борисович задремал прямо на моей кровати. Пришлось его растолкать.
— А? — Открыл он глаза, проморгался, зевнул и поднялся на ноги: — Очень хорошо, Сережа, ты — большой молодец! Прости, что сомневался в тебе. Можно одолжить копию? — Указал на свежие листочки.
— Берите, конечно! — Одобрил я: — И предыдущий текст вот возьмите, для сравнения!
— И сказка у тебя — просто замечательная! — Похвалил он напоследок и отправился дочитывать к себе.
Мама пришла, как и обещала, утром. Никаких следов порока на лице в виде потекшей туши и красных глаз — «штукатурку» она смыла и сменила вечернее платье на сарафан в горошек. Довольный вид сытой кошки — в наличии, но присутствует и некоторая «виноватость».
— Блат успешно получен! — Сразу же отрапортовал я ей, исправив это недоразумение.
— А я вот и нисколечко не сомневалась! — Облегченно улыбнулась она и предложила: — А поехали сегодня на экскурсию!
— Совесть замучила? — Ехидно улыбнулся я.
— Именно! — Подтвердила она: — Устрою себе «сыновий день», а то ты так в санатории как сыч весь отдых и просидишь!
— Поехали! — Охотно согласился я.
В самом деле — даже Кисловодск толком не посмотрел!
* * *
— Даже не верится, что все уже закончилось! — Грустно шептала мне на ушко Соня, когда мы обнимались под кедром в сумрачном углу парка — последнюю неделю сезона мы провели здесь.
Учились целоваться, да, но ничего больше.
— Обменяемся адресами? Будем писать друг другу длинные письма! — Вполне чистосердечно предложил я.
Сонечка хорошая!
— Нет! — К моему удивлению покачала она головой, оттолкнула меня и драматично выдала: — Боюсь, у нашего курортного романа нет будущего! Прощай, Сережа, я тебя никогда не забуду!
И, махнув ручкой и всхлипнув, она быстро зашагала к санаторию.
Да, я могу ее догнать, но разве так не лучше? Навсегда останемся в памяти друг друга драгоценным воспоминанием, которое всю жизнь будет тихонько греть в трудные минуты. Дав
