Мария — королева интриг - Жюльетта Бенцони

— Благодарю вас, мадам, — прошептала она. — Надеюсь, мне представится случай доказать Вашему Величеству, что хоть у меня и немало недостатков, неблагодарность и черствость не входят в их число.

В тот же вечер в сопровождении Элен с невыразимым ощущением триумфа она стала хозяйкой элегантных апартаментов, где ранее обитали неумеренные фантазмы и мечты Леоноры Галигай!

Последующие недели были весьма приятными. Веселый кружок подруг вновь собрался возле королевы: Антуанетта де Верней, чудесным образом выздоровевшая после своего столь своевременного недомогания, вновь заняла свой пост, как и юная Анжелика де Верней, вторая виновница несчастного случая в Большом зале, которую в конце года должны были выдать замуж за сына герцога д'Эпернона. Особое место занимала Луиза де Конти, новая золовка Марии, самая взрослая из всей компании — она была лет на двадцать старше остальных, — но не менее обворожительная. От нее Мария узнала, что королева никогда не отказывалась от нее, что бы сама Мария об этом ни думала, и никогда не переставала просить короля, чтобы он вернул ей старшую фрейлину. Вести с мест сражений поступали вполне удовлетворительные. Старый маршал Ледигьер (ему минуло восемьдесят!) получил шпагу коннетабля, которую смерть отняла у Люина, и носил ее с несравненно большим блеском. Бассомпьер, полковник швейцарской гвардии, был теперь маршалом Франции, а де Шеврез — Главным сокольничим. Герцог де Роан, глава мятежников-протестантов, только что капитулировал, и мирный договор, свидетельствующий об окончании войны с гугенотами, должен был быть вскоре подписан в Монпелье. Королева-мать, устав гоняться за сыном безо всякой надежды догнать его, отправилась на воды в Пуг.

Наконец пришло письмо, которого Анна Австрийская втайне ожидала: Людовик XIII звал к себе свою жену и свой двор, назначив местом встречи Лион, где должно было состояться бракосочетание мадемуазель де Верней. Будучи проездом в Пуге, кортеж дам должен был захватить с собой и Марию Медичи.

Отъезд готовили в лихорадке. На дворе стоял ноябрь, приближалась зима, но все еще держалась ясная погода.

Привыкшая к мадридскому климату и ледяным ветрам Сьерры-Невады, королева не боялась долгой дороги в это не лучшее время года, тем более что значительную часть пути предстояло проделать по воде. Мария предвкушала тысячи удовольствий. Во-первых, она увидит своего супруга, чьего пыла ей уже начинало недоставать. Кроме того, ей не терпелось наконец вновь предстать перед королем, которого она любила когда-то и который так жестоко с ней обошелся.

Новость, полученная прямо накануне отъезда, была в этом смысле не слишком обнадеживающей. Старая Монморанси, как и обещала, направила жалобу государю и его Совету. Оба рубанули сплеча: мадам де Монморанси теряла свое место почетной фрейлины, а мадам де Шеврез — место старшей фрейлины, которое отныне упразднялось. Подобное соломоново решение никого не удовлетворило. В особенности королеву, которая в глубине души не питала ненавистных чувств к матери красавца Монморанси и которую вовсе не радовала перспектива постоянно общаться с новой почетной фрейлиной, суровой и несговорчивой мадам де Лануа. Тем не менее Анна поспешила хоть как-то утешить Марию:

— Как бы то ни было, ваше место подле меня остается прежним, Мария. Вы были, есть и будете моим другом. К тому же, чтобы уменьшить вашу печаль, король настоял на том, чтобы назначить вашего супруга Первым дворянином палаты…

— Тысяча благодарностей государю, но кто утешит очаровательного герцога де Монморанси, столь привязанного к Вашему Величеству?

Анна Австрийская покраснела до корней волос.

— Какой вздор, моя милая! Молодой герцог…

— ..безумно в вас влюблен, мадам, и почти не скрывает этого.

— Французской королеве не пристало слушать подобные вещи, мадам, — оборвала ее мадам де Лануа. — Все подданные любят ее в равной степени, и лишь это имеет значение.

— Кому вы морочите голову? — со смехом воскликнула Мария. — К тому же нет никаких причин скрывать правду от Вашего Величества, особенно когда речь идет о столь совершенном дворянине, как мсье де Монморанси. Ему двадцать восемь лет, он красавец, и множество женщин сходят по нему с ума, но он всегда смотрит лишь на одну!

Видя, что собираются грозовые тучи, Анна Австрийская призвала фрейлин закончить на этом, однако в последующие дни Мария де Шеврез могла наблюдать, что королева с большей тщательностью занималась своим туалетом, и ее зеленые глаза сияли, когда гордая фигура молодого герцога склонялась перед ней в поклоне… От этих наблюдений до того, чтобы вообразить себе любовную связь, молодую женщину отделял всего лишь шаг, который она немедленно сделала. Было бы весьма забавно, если бы супруга Людовика XIII настолько прониклась к молодому дворянину, что сделала бы его своим любовником. И какую более сладостную месть могла бы Мария извлечь из этого, потворствуя этой романтической страсти?

Пятого декабря они добрались до Лиона, но короля там еще не было. Королева со своей свитой остановилась во дворце архиепископа. К всеобщему удивлению, королева-мать уже успела там обосноваться. Намереваясь поговорить с сыном с глазу на глаз, толстая флорентийка поспешила покинуть Пут еще до приезда невестки.

Хотя брак Людовика с инфантой состоялся с ее подачи, так же как и почти одновременный союз ее дочери Елизаветы с принцем Астурийским, будущим королем Испании, Мария Медичи страстно ненавидела свою сноху, завидуя ее молодости и красоте.

Эта женщина, разменявшая шестой десяток, была импозантной и крепкой, но ожиревшей, с ослепительно белой кожей. Ее массивное лицо казалось еще крупнее из-за двойного подбородка, который был у нее уже и в двадцать семь лет, когда она выходила замуж за Генриха IV, у нее были голубые глаза навыкате, вьющиеся волосы с проседью, уложенные наверх по тогдашней флорентийской моде; довершал картину узкий лоб, упрямый, как и жирный подбородок. Всегда увешанная жемчугами, бриллиантами и прочими камнями, к которым она питала страсть, она была не лишена величественности и занимала изрядное пространство.

Она отличалась особой набожностью и питала почтение к Папе и иезуитам, но нисколько не заботилась об интересах королевства. От природы черствая и хитрая, Мария Медичи любила власть настолько, что после падения своего фаворита Кончини объявила войну собственному сыну, который посмел прогнать ее из Лувра и выделил ей для постоянного проживания замок Блуа, из которого она сумела удрать как-то посреди ночи при помощи веревочной лестницы. При этом ей пришлось пролезть через окно, что оказалось довольно затруднительным, учитывая ее внушительные объемы, а также шкатулки с драгоценностями, которые она спрятала под платьем. Этот невероятный и весьма нелепый побег был организован ее давним сообщником герцогом д'Эперноном. Над приключением смеялся, не стесняясь, весь Париж, и говорили даже, что королева-мать собирается отобрать корону у сына с помощью оружия. Впрочем, в то время ее самый мудрый и благоразумный советник, некий епископ из Люсона по имени Ришелье, был сослан сперва в свою епархию, а затем в Авиньон.