Матиуш на необитаемом острове - Януш Корчак

Они встретились неожиданно, почти столкнувшись на узкой тропинке.

— Здравствуйте, — сказал Матиуш.

— Здравствуйте.

— Хорошо в лесу.

— И тихо.

— Раньше на всем острове было тихо. Только теперь не так стало. А вы любите тишину?

— Люблю.

— Почему же у вас так шумно?

Вопрос, по-видимому, был неприятный. Он не ответил. Не хотел оговаривать товарищей.

— Как вас зовут?

— Стефан.

— Моего отца звали Стефан.

— Я знаю, я учил историю.

Слово за слово, Матиуш узнал о многих вещах.

Родители Стефана были бедны. Отец его лишился работы, поэтому Стефан поехал на остров, чтобы помочь семье, тяжелую работу он делать не может, у него больное сердце. Все жалование он отсылает отцу.

— Скучаете?

— Немного. Да что делать? Скучай не скучай, а приходится здесь жить.

— Ну, а другие?

— Про других не знаю. Один сирота, был в военном оркестре. Другой сын портного, в семье девятеро маленьких детей, бедность большая. Третий из деревни, хотел учиться, приехал в город, но не мог устроиться. Одного парнишку отчим прогнал из дома. Про других не знаю.

Не знает или говорить не хочет. «Разные люди есть на свете», — подумал Матиуш. И вдруг:

— Послушайте, Стефан, вы курите?

— Не курю.

— А дым вам не мешает, когда они курят?

— Мешает немного… — Стефан закашлял.

— Слушайте, вы можете спать у меня.

— Благодарю, ваше величество, только не стоит…

— Почему?

— Ребята будут дразнить.

— За что?

— Скажут, заискивает, подлизывается…

— Кто скажет? Все?

— Не все, но скажут.

— Ну и пусть говорят.

— Да нет, неприятно… Благодарю, ваше величество.

И он уже хотел уйти. Матиушу стало грустно.

— Почему вы уходите?

— Так. Увидят, станут дразнить.

— А теперь не дразнят?

— А за что меня дразнить? — почти с гневом сказал Стефан.

И ушел.

Матиуш огорчился, ему было жаль этого юношу. Что делать?

Домой возвращаться ему не хотелось, в лесу было тоскливо, а у моря теперь все время кто-нибудь шатается.

— Поеду к Але, — решил Матиуш.

Он пошел на берег, хотел сесть в лодку и увидел, что в ней нет весел. Матиуш отправился в комендатуру.

— Пропали весла.

— Сейчас найдутся, — сказал ротмистр. — Позвать ко мне стражу.

— Что вы хотите делать, господин ротмистр?

— Бить морду!

— Я не позволю!

— Тогда не будет весел.

Понурый, сгорбленный, пошел Матиуш домой.

— Ваше величество, одно весло я нашел, вон там, в кустах, — говорит Филипп.

— А другое?

— Другого нет. Но я спрошу у ребят, может, найду.

— Послушай, Филипп, это, наверно, ты взял весла.

— Я? — изумился Филипп, — Я? Клянусь Богом, не сойти мне с этого места, уверяю ваше королевское величество…

Но чем больше он уверял, тем больше Матиуш убеждался, что это именно он.

А тот ходит, бегает, будто бы расспрашивает. А вечером Матиуш услышал, как он рычал в соседней комнате:

— Это ты, Стефан! Погоди, ворюга, ты воруешь, а я должен страдать! Подозревают-то меня!

Матиуш прислушался, ждал, что ответит Стефан. Но тот молчал.

На следующий день пропала лодка. Оборвалась цепь. Лодку унесло в море. Наверно, ждут Але и Аля… Нет, не приедет Матиуш. Не приедет ни сегодня, ни завтра. Он вернулся в комнату, приготовил походный мешок. Еще сходит на гору, попрощается, а ночью в путь. Будь что будет.

Идет Матиуш на свою гору, но чувствует какую-то тревогу. Может быть, опять случилось что-нибудь плохое? Идет быстро, как будто хочет чему-то помешать или защитить кого-то… Что это? Он застиг на месте преступления Филиппа — он топтал кладбище Матиуша.

И тут вдруг случилось что-то, чего Матиуш сам не мог бы объяснить. В голове у него помутилось, в глазах потемнело. Кулаки сжались. Он замахнулся. Филипп поймал руку Матиуша. Но Матиуш был очень сильный. Он был взбешен и хотел драться. Несколько раз Филиппу удалось оттолкнуть Матиуша, но Матиуш схватил Филиппа за куртку и ударил так, что у того перехватило дыхание. Филипп наклонился, снова поймал руку Матиуша. Матиуш замешкался и тут получил первый удар. Теперь у Матиуша было право драться по-настоящему — до сих пор его останавливало то, что Филипп только защищался. Он прыгнул, но неудачно, отступил на шаг и вдруг всей тяжестью обрушился на врага. Филипп нагнулся, Матиуш ударил его в лицо, потом два раза в голову, сам получил несколько ударов, обхватил руками шею противника, бил его головой, пинал… Снова два раза ударил, получил два удара в грудь… Еще ударил, на этот раз в нос… И на растоптанное кладбище Матиуша брызнула кровь. Опомнились.

— На, — Матиуш протянул носовой платок.

Распухшее лицо Филиппа было спокойно. Весело улыбаясь, он покачал головой.

— Не думал, что короли умеют так драться…

Матиуш понимал, что это только вступление к длинному разговору, и ждал.

— Ну, раз так, все скажу. Все, как есть. Ну вот, — дым пускал я, часы нарочно испортил тоже я. Я же и мух — целую горсть — бросил в суп, и лодку с веслами я украл. Мстил, издевался, потому что и надо мной издевались.

Филипп был отдан за кражу в исправительный дом, когда ему было десять лет. Плохо ему там было. Морили голодом, били. Все били, — и надзиратель, и стражник, и мастер, и староста группы. Кто был посильнее, велел себе прислуживать, мог бесчинствовать и сваливать вину на слабых, отнимал у них хлеб и сахар. Там он научился играть в карты, курить, сквернословить. Там научился мстить, тайком делать гадости, выкручиваться и оговаривать других.

— А что я сделал тебе плохого? — спросил Матиуш. — Почему ты мне вредишь?

— Сам не знаю. Меня злило, что один — король, а другой — вор. Хотел проверить, правда ли, что короли добрые, или это врут. Думаю, пускай король пожалуется ротмистру, чтобы нас высекли.

— Всех, и тебя тоже?

— Ну да, и меня. Большое дело. Это только с непривычки неприятно, а как привыкнешь, ничего.

— Послушай, Филипп, ты не сердишься, что я тебя бил?

— Да что это за битьё! Только в нос не надо бить.

— Я не знал.

— Понятно. Драка — непростое дело. Надо бить больно, но чтобы не было ни крови, ни синяков.

— Послушай, Филипп, у меня к тебе просьба, не трогай ты Стефана.

— А пускай защищается. Почему он такой растяпа? Его тронешь, а он сдачи не дает… это и злит.

— Он больной, кашляет.

— Ну и что? Говорить ведь может? Пусть словами защищается. А то получается, будто он гордый. Будто не хочет иметь со мной дела.

— А если он не умеет?

— Пускай научится.

— А если не хочет?

— Пусть не будет таким упрямым.

— Значит, ты не можешь обещать, что не будешь его трогать?

— А, ладно! Очень мне надо…

Они подали друг другу руки.

— Помни…

25

Матиуш написал ротмистру, чтобы его не искали. Он не пленник, не заключенный и может делать, что хочет. Для Совета Пяти это даже лучше: сократятся расходы. Амари вернется домой. Пусть считают, что Матиуша нет в живых.

И ушел. Темной ночью, куда глаза глядят.

Взял только самое необходимое.

Направление выбрал такое, чтобы, если случится погоня, его не нашли. Он шел недалеко от реки, но не по берегу. Вода была нужна, но у самого берега его могли заметить.

Лес густой. Не найдут. Достаточно спрятаться в кусты и там затаиться.

Сколько прошел Матиуш, он не знал. Там, где приходилось продираться сквозь чащу, он шел медленно. Там, где лес был пореже, шагал быстрее. В конце концов, он не спешит. Он свободен и ничего не боится. По-видимому, на острове нет ни диких зверей, ни ядовитых змей. Голод ему не грозит — он знает из книжек, какие плоды съедобны, какие растения содержат сладкий сок, заменяющий сахар, какие грибы не ядовиты, какие коренья подобны моркови и салату.

Спать на деревьях очень удобно и гораздо приятнее, чем на кровати, так как деревья, оплетенные лианами, с густыми ветками и листвой, образуют как бы висящий, зеленый и душистый гамак. Прогибаются, как пружинный матрац, и упасть с них невозможно, даже если во сне переворачиваешься с боку на бок, А когда он один раз все-таки упал на мягкие кусты, он только немного поцарапал себе руку.

Хотел Матиуш найти одинокую башню, но не нашел ее. И зачем? Видно, отшельник не хочет с ним разговаривать — Сразу его выпроводил, не сказав ни слова.

Идет Матиуш, идет, никуда не торопится. Как-то раз целый день провел на одном месте. По временам ему казалось, что он слышит голоса погони со стороны реки. То как будто доносился звук трубы. Ну что ж, если хотят, пусть играют с ним в прятки. Надоест, вернутся.

Первую неделю Матиуш записывал, сколько дней он в дороге. Потом бросил — зачем? Пусть идут день за днем. Это интересно тогда, когда чего-нибудь ждешь впереди, а Матиуш ничего не ждал.