Ангелы Ойкумены - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дон Фернан бился на дуэли.
Спортивный поединок. Дуэль. Резня в воротах осажденного города. Нужно ли иметь диплом маэстро, чтобы с первого взгляда различать эти ситуации? Диего клял себя последними словами. Девчонка обошла его на кривой! Засекла дуэль там, где Пераль – болван, слепой на оба глаза! – поглощенный собственными заботами, не увидел ничего, кроме поздних упражнений! Так она, небось, вычислит тень Пшедерецкого в сознании маркиза, возьмет и вычислит… Святой Господь! Пшедерецкий! Диего впился взглядом в дона Фернана, пляшущего на снегу. Он боялся и надеялся – тысяча чертей! Надеялся и боялся!.. – что обнаружит в бесплотном противнике, с которым дрался маркиз, самого себя. Поединок в университетском спортзале, случайная гибель Карни… Господи, спаси и помилуй! Рисунок боя позволял без лишних сложностей восстановить ответные действия второго дуэлянта, стиль, манеру…
Антон Пшедерецкий!
Маркиз де Кастельбро дуэлировал со своей второй сеченской ипостасью. Бой шел не на жизнь, а на смерть. Две личности, живущие в одном теле, разделила кровная вражда, противоречие, не имеющее разрешения.
Секунданты, вздрогнул маэстро.
Я и Джессика Штильнер – секунданты.
…и вдруг все кончилось. Диего решил, что сошел с ума – так ясно он различил звон брошенной шпаги. Дон Фернан опустил клинок: маркиз по-прежнему был вооружен. Оставалось предположить, что шпагу бросил невидимка-Пшедерецкий: дурдом, госпиталь святой Бенвениды! Он сдался, понял маэстро. Чемпион признал поражение. Я не знаю, почему, не знаю, из-за чего они дрались, но на моих глазах Антон Пшедерецкий уступил победу маркизу де Кастельбро. Позволил себя убить? Нимало не интересуясь смятением чувств сеньора Пераля, дон Фернан всматривался в темноту – так, словно смотрел во мрак собственной души, рассеченной надвое, так, словно готовился к решающему выпаду.
Минута, другая.
Третья.
Когда маркиз отсалютовал противнику, Диего выдохнул с облегчением. У него имелись счеты с доном Фернаном, но Пшедерецкому он зла не желал. И понятия не имел, что случится, убей одна ипостась другую. В салюте читалась благодарность: за что? За дуэль? За сдачу каких-то жизненно важных позиций, известных лишь этим двоим?!
Спиной к Диего, которого, вне сомнений, заметил, дон Фернан быстрым шагом прошел к крыльцу. Он еле держался на ногах, но темпа не сбавлял.
– Доброй ночи, сеньорита!
– И вам доброй ночи, – хрипло откликнулась Джессика. Голос девушки сел, как после долгой пробежки. – Тренируетесь?
– В определенной степени. Вы не уделите мне пять минут вашего драгоценного времени? Я знаю, что прошу о невозможном. Благовоспитанные сеньориты, – мало-помалу дон Фернан возвращался к прежней манерности, – по ночам спят, а не беседуют с кавалерами. С другой стороны, разве дворянин посмеет нанести урон чести дамы? С вашей бдительной дуэньей можно не бояться мужской дерзости. И все же я умоляю…
– Хорошо.
– Прошу вас, следуйте за мной.
– Да, конечно.
Джессика нервничала: дон Фернан был ей чужд, и гематрийка судорожно пыталась вычислить причины изменений, наблюдаемых в Антоне Пшедерецком.
– В моем кабинете найдется бутылочка славного винца.
– Я не пью.
– Зато я пью. Клянусь, я продал бы душу за добрый стаканчик…
Отец, мысленно воззвал Диего. Дон Луис, мне так не хватает вашего таланта! Вот сейчас шагнуть в круг, очерченный луной, и вскричать: «Коварная! Так ты всю жизнь лгала мне? Где мой клинок? Лишь шпага нас рассудит…» Интересно, хватит ли дона Фернана на вторую дуэль?
Весь остаток ночи маэстро спал, как младенец.
IIIУтро затеяло целую баталию.
Скрестились тысячи клинков: морозных, с золотой гравировкой. Градом сыпались искры, отряды солнечных зайчиков штурмовали дом. Манили наружу: сидите, люди? Сидите сиднем, да? Для кого мы стараемся? Небеса надраены до бирюзового блеска, снег пушист – загляденье! Воздух, воздух-то какой! Аж звенит, кукиш за сто верст видать. Где вы, люди-человеки?!
Кто вы, что вы?!
Люди-человеки мрачно косились на заоконное великолепие. Воротили носы, хмурились, будто тучи, изгнанные за небокрай. Завтракали молча: всё обговорено, обмусолено по сто раз. Хандра висела под потолком, давила на плечи. Даже столовые приборы звякали с глухим унынием. К завтраку выбрались не все: дрых рыжий невропаст, спали близнецы, хозяин имения тоже отсутствовал. Ясное дело, согласился Диего. Дуэль с самим собой – не шутка. Надо раны залечить…
В дверь постучали.
– Да! – гаркнул Джитуку.
И сам смутился: с чего это, мол, я?
– Извиняюсь, господа хорошие, – в дверях возник Прохор, и в зале воцарилось чувство трагического deja vu. – Там это… Врачи прилетели.
В руках Прохор сжимал двустволку со взведенными курками. На лице управляющего читалась решимость: мы теперь ученые, нас врасплох не застанешь!
– Проклятье!
На крыльцо вывалили гурьбой. Толкались, лезли в первый ряд. Диего шагнул правее, стараясь не перекрыть управляющему сектор обстрела. Во дворе – на том же месте, мать его, что и в прошлый раз! – стоял медицинский аэромоб: белый с красной полосой. Дверь со стороны пилота поднялась, из машины выбрался человек в черной форме. Пуговицы и знаки различия сияли золотом; ремень туго затянут, на ткани мундира – ни морщинки.
Капитан, оценил маэстро. Помпилианец. Есть люди, родившиеся в сорочке; есть люди, родившиеся в мундире. Вот сейчас раздастся команда, и «скорая помощь» извергнет наружу взвод солдат с лучевиками наперевес. Ваши действия, сеньор мастер-сержант? Болван, ответил мастер-сержант Пераль. Сортиры тебе чистить, штафирке! У капитана нет оружия. Руки он держит на виду, чтобы кретин Прохор сдуру не пальнул. Солдаты? Вон, гляди: из моба крупный ягуар выпрыгнул. Где у него лучевик, под хвостом? Черт забирай эту вашу Ойкумену сверху донизу! Таскают зверей куда ни попадя…
Ягуар брезгливо потрогал лапой снег, фыркнул – и, подняв лобастую голову, уставился на Диего. Я ему не нравлюсь, понял маэстро. Ну ни капельки не нравлюсь. Даже как еда. В подтверждение этой догадки хищник глухо заворчал. Офицер нахмурился, но объявить любимцу выговор не успел: на крыльце вдруг сделалось тесно. Диего-то ладно, а бедняга Джитуку улетел в ближайший сугроб. Сектор обстрела Прохору перекрыли наглухо; впрочем, теперь это уже не имело значения, потому что сектор перекрыл Голиаф.
У лигров шерсть короткая, объяснил вчера Давид. Не для сеченских морозов. Простудится, расчихается, лечи его потом… По этой причине Давид привез в багаже теплую шерстяную фуфайку с начесом, связанную неведомой бабушкой специально для телохранителя. Расцветкой фуфайка вышла на славу. Громила-лигр смотрелся в ней истинным монстром, плодом мезальянса попугая и мамонта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});