И закружилась снежная кутерьма - Татьяна Ватагина

все на море смотрю: там волны черные-блестящие пляшут, а Иришки не видно. Уж не попала ли она опять в какую-нибудь передрягу? Может и к лучшему, если не приплывет? Старуху почти не слушаю.

Тут, вроде замелькало черное и круглое среди морского блеска и качания. Старуха меня за рукав дергает:

— Иване, понял? Сюда гляди! Камни ладно упали!

— Да, да, — говорю, а сам на камни ее и не смотрю. Только на Иришку

Бросился к ней, обнял, расцеловал усатую мордашку. Она жмурится, мягким носом о мою щеку трется. Как я буду без этих щекотных усов обходиться, когда она человеком станет? Ирка, милая, что же я наделал? Но не оставлять же тебя нерпой?

Тут меня кто-то по плечу похлопал. Оглянулся: Ябтане надо мной возвышается, звезды загораживает. Показывает пальцем назад: ступай, мол, к племени. И Иришка носом меня отталкивает и попискивает тихонечко: иди, мол! Тут наше женское дело.

Ну, я ее еще поцеловал, и еще раз, и еще, и тут бабы-рыбы меня прочь оттащили.

Мне показалось, что я попал в переполненный невод — столько трепещущих ладошек схватили меня разом!

Смотрю: Иришка моя распростерлась на плоском камне у берега, словно жертвенное животное, а здоровенная Ябтане над ней молоток заносит!

— Эй, — заорал я, — стой, не надо! Я ее и нерпой любить буду, сам в тюленя превращусь! — И рванулся изо всех сил, но разве против народа попрешь, тем более, против первобытного! Я влип как муха в янтарь, как мой телефон в — ледяную глыбу!

А Ябтане размахнулась — словно в замедленной съемке, или это мне от ужаса показалось — и как ахнет молотком по моей Иришке! Только брызги полетели!

Тут уж я рванулся так, что женщины не удержали. (Потом уж понял, что они меня просто отпустили). Я от рывка не устоял, упал, сам не помню, как возле Ирки оказался.

Вижу: стоит передо мной моя Бемби! Во плоти! Только в тысячу раз лучше, живей, прелестней! Куда мне такую нарисовать! Глаза — как у нерпы, улыбка — добрая и озорная. Поперек лба — узорчатая повязка, а больше я ничего не разглядел, потому что пока я стоял, разинувши рот, Иришка сама мне на шею кинулась.

Обнял я ее и понял: не отпущу. Никогда не отпущу. Она — моя. А я — ее. Мы — единое целое.

Не знаю, сколько мы так простояли, только чувствую: Иришка вздохнуть пытается. Тут я вспомнил, что сказке еще не конец! Мы же не собираемся вечно жить с рыбами.

На ощупь (потому что не в силах был оторвать глаз от Иришки, а она — от меня) отпутал от своего спасательного пояса Иришкин пояс, потом встал на колени, надел на нее и защелкнул.

Словно свадебный обряд исполнил. И тут я, не вставая с колен, обхватил бедра моей нерпочки и попросил:

— Ира! Выходи за меня замуж!

Вот тут уже можно было сказку Хэппи Эндом заканчивать, но Иришкина шубка вдруг осветилась рубиновым светом — аварийная лампочка перед моим носом вспыхнула, и я с ужасом понял, что сразу вернуться нам не удастся: питание отключено.

А Иришка этого не поняла, и полезла целоваться, и женщины не поняли — заплясали на радостях какой-то свой рыбий танец. Они все, включая Иришку, приняли эту скромную иллюминацию за триумф любви.

И только я повел себя в их глазах, как полный дурак: стал задирать свою одежку, чтоб на другой пояс взглянуть. Думаю, может, Иришке просто неисправный девайс достался — сейчас мы вместе на моем улетим! Но нет — увы — пояса Илюха подобрал качественные. И моя аварийка тоже сияла клюквенным светом.

Если бы я не сидел у очага! Если бы не объедался горячим варевом из юколы! Если бы не расписывал бабам-рыбам свои приключения! Если бы не спорил с богатыршей Ябтане! Если бы не колебался полчаса! Если бы рыбья Старуха не придумала утешать меня гаданием! Если бы я вначале надел на Иришку пояс, а объяснялся в любви уже дома! Если бы ее руки просил уже в нашем мире! Всего-то полсекундочки нам не хватило!

Но что толку теперь руки заламывать?

Тут над скалами зеленое зарево вспыхнуло. Женщины-рыбы завизжали, как будто на сцену вышла эстрадная звезда. Я тоже подумал, что это финальные спецэффекты некстати включились: торжество любви, и прочее. Сейчас еще фейерверк начнется. Вот уж совсем не к месту!

А в зареве возникло гигантское лицо Илюхи. Дреды торчат, как у самого первобытного из дикарей, глаза бешеные.

— Спасайтесь, — кричит, — спасайтесь! Вас убивать едут!

И удары такие слышны, будто дверь ломают! Видимо, Илья в какой-то аппаратной заперся, чтоб успеть нас предупредить.

— Беги, Илюха, — заорал я, как будто он мог меня услышать, — беги!

Хотя куда он побежит, в этом их сказочном сарае и окон-то нет! В ловушку попался Илья!

Тут все померкло.

Чую — сзади меня за куртку дергают. Оглянулся: опять Ябтане, а за ней — кордебалет из «рыбок». И глаза у всех такие же очумелые, как у Ильи, только от восторга.

— Ваш шаман, да? — говорит Ябтане. — Скажи ему, пусть к нам едет!

Ага, как же, прямо в сей миг примчится.

В сей миг примчался не Илья, а двое на снегокатах. Хорошо, что Илюха нас предупредил, а то мы прямо в лапы к собственной смерти бросились бы с приветственными криками.

Смотрю: вдали желтые глаза горят и прыгают. Если бы не эти скачки, я подумал бы, что это сама Катгыргын в облике совы к нам пожаловала: летит на бреющем полете.

Но все-таки даже Катгыргын не была настолько сумасшедшей, чтобы ее глаза прыгали как попало, независимо друг от друга.

Вскоре стало ясно, что это именно люди на снегокатах несутся по снежным застругам. Нипочем разгулявшаяся вьюга современной технике! Возле наших ног цепочкой пробежали снежные взрывы! Это стрелял тот, кто сидел позади водителя. Из автомата!

Ребята, сколько лет живу — никогда еще в меня не стреляли! Эти посланники корпорации не просто хотели остановить нас или лишить памяти. Они приехали нас конкретно убивать!

Ой, Илюха попал! Жив ли он сейчас? А я-то еще беспокоился за прибывших: как они там, в метель!

Столько разных мыслей в момент опасности в голове родилось! Все они рванулись к выходу и разом застряли — ни сказать ничего, ни подумать, ни даже пошевелиться толком не получается!

Но Безымянная старуха не зря у рыб вожаком была. Она скомандовала:

— Бабы — на дно!