Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана - Сергей Милошевич

— Да, так вернемся к нашим баранам. Думаю, что и в данном случае мы имеем дело с нечто подобным. Моя рабочая версия такова — кто-то из «добрых людей» из «Бури», измученный жилищным кризисом, решил «бирмингемским способом», то есть с помощью явления «покойного мужа», отправить бедную вдову на тот свет и таким иезуитским образом «освободить» ведомственную жилплощадь, на которую он, безусловно, претендует. Попробую покопать в этом направлении. Тем более, что нужно отрабатывать столь щедрый аванс.

И Шура вытащил из кармана скомканные пятидесятирублевки. Друзья выпили чаю и, одевшись вышли из дома, чтобы разойтись по своим рабочим местам. Дима направился на дежурство в медвытрезвитель, а Шура — к ближайшей трамвайной остановке, чтобы приступить к выполнению обязанностей контролера по проверке проездных документов трамвайно-троллейбусного управления.

— Дослушай, Шура, у меня к тебе громадная просьба! — внезапно хлопнул себя но лбу Дима, перед тем как расстаться с Холмовым. — Черт, совсем забыл с этими покойниками. Понимаешь, я хочу написать этакий крутой фельетон о проститутках. Но у меня маловато фактажа. Ты не мог бы через своих знакомых в милиции раздобыть сведения хотя бы о нескольких одесских проститутках, желательно валютных. Ну, там, имена, фамилии, место работы или учебы, где «дежурит»…

— Нет проблем, — согласился Шура и помрачнел. — Эх, жалко мою картотеку сперли, сволочи!.. Была бы она у меня, я бы тебе о каждой одесской сучке целую повесть рассказал бы…

…Едва Шура Холмов вошел в трамвайный вагон, и громко объявил «Приготовили, граждане, талончики за проезд!», как среди некоторых пассажиров возникла тихая паника. Дело в том, что многие одесситы уже знали, что на 12, 30, 11 и 2-м трамвайных маршрутах (Шура не любил забираться далеко от дома) работает «контролер-зверь». (Немало постоянных пассажиров даже признавали Шуру в лицо и почтительно здоровались с ним). И правда, с безбилетниками Холмов обходился весьма круто, вытряхивая из них штраф буквально «из души», не стесняясь, порой, применять к упорствующим гражданам и некоторые меры физического воздействия, если позволяла обстановка. На него абсолютно не действовали стандартные отговорки типа «я только что вошел», «забыл кошелек», «заговорился» и прочие.

Особенно авторитет Шуры Холмова среди пассажиров вырос после одного инцидента. Однажды под вечер, в трамвае 12-го маршрута, в ответ на корректную просьбу Холмова предъявить талончики для досмотра, трое подвыпивших молодых верзил, ухмыляясь, сунули ему под нос свои грязные кукиши, а самый здоровый из них натянул Шуре на уши шляпу и щелкнул его по носу.

Через несколько минут, стоявшие на одной из трамвайных остановок люди с изумлением увидели, как из открывшейся двери подошедшего трамвая, несвязно крича, буквально вылетели, словно дятлы из дупла, двое верзил с расквашенными носами и фонарями под обеими глазами. Третьего здоровяка рассвирепевший Холмов, у которого в тот день с утра было неважное настроение, просто согнул вдвое и засунул под трамвайное сиденье. Да так крепко, что дабы извлечь несчастного вновь на свет божий, в депо пришлось полностью снимать все сиденье вместе с подставкой. Поэтому не было ничего удивительного, что, заметив Холмова, несколько пассажиров в ужасе стали прыгать через головы входящих в трамвай людей на улицу, словно ныряльщики в бассейн. А один замешкавшийся шкет, видя что двери вот-вот закроются, ухитрился покинуть трамвай через узкую форточку.

Час пик еще не закончился, и вагон был набит битком. Протискиваясь между пассажирами и проверяя талоны, Шура невольно прислушивался к разговорам граждан. Темы этих разговоров, как всегда, были самыми разнообразными. Обсуждались ситуация с продуктами на «Привозе» и итоги недавних облав по одесским кинотеатрам, парикмахерским, пивным и т. д. с целью обнаружения злостных прогульщиков, снижение цен на водку и автомобили «Москвич» и «Запорожец», и прочие животрепещущие события Особое место занимали слухи, без которых Одесса сразу перестала бы быть Одессой. Так, одна почтенная гражданка полушепотом (так, что было слышно на весь вагон) рассказывала своей соседке, что ей доподлинно известно, что согласно строго секретному распоряжению одесских городских властей в одесскую питьевую воду с недавних пор стали добавлять бром и другие вещества, ослабляющие мужскую потенцию. Делается это, якобы, с целью снижения рождаемости и как следствие уменьшения численности городского населения. Что, в свою очередь, в будущем должно облегчить властям решение жилищных, транспортных, продовольственных и прочих городских проблем. Другая бабулька втолковывала окружающим, что она точно слыхала от знакомого врача, что скоро все жители Одессы должны будут в обязательном порядке, два раза в год, проходить проверку на наличие в организме глистов. Те, у кого таковые обнаружатся, в принудительном порядке будут направляться на лечение. Эта акция, дескать, запланирована в рамках выполнения Продовольственной программы, так как точно доказано, что человек, у которого есть глисты, потребляет продуктов в 1, 7 раза больше, чем гражданин без оных…

Прислушиваясь к этим разговорам и посмеиваясь, Холмов постепенно добрался до задней площадки. И тут его внимание привлек невзрачный гражданин в грязно-зеленой нейлоновой куртке и засаленной кепке серого цвета. Плотно прижавшись к какой-то пассажирке, он нежно водил растопыренной пятерней по ее, болтавшейся на боку, сумочке. При этом лицо гражданина в кепке было напряжено, словно он был пилотом, который вел на посадку тяжелый бомбардировщик с отказавшим двигателем. Шура, конечно, моментально узнал в нем щипача (карманного вора) по кличке Сыч, которого он лет пять назад, будучи еще сотрудником милиции, собственноручно схватил с поличным во время оперативного рейда по отлову карманников, промышляющих в общественном транспорте. Видимо, Сыч уже отсидел свое, и выйдя на волю, вновь занялся старым ремеслом.

Между тем, Сыч аккуратнейшим образом извлек из разрезанной сумочки кошелек и стал озираться по сторонам, соображая, в какую сторону ему лучше ретироваться, чтобы поскорее убраться от пока еще ничего не подозревающей обворованной пассажирки. И тут он столкнулся взглядом с Холмовым, в упор, исподлобья наблюдавшим за его действиями. Сыч тоже узнал Шуру, и в его глазах отразился неописуемый ужас. Так они стояли некоторое время и глядели друг на друга, как два мартовских кота.

— Ваш талон, пожалуйста, — наконец прервал затянувшееся молчание Холмов, обращаясь к Сычу.

— Ч-че-го?.. — вяло переспросил Сыч, находившийся в полуобморочном состоянии, Он, похоже, мысленно уже прощался на ближайшие три-пять лет с прекрасным городом Одессой.

— Талон говорю давай! — повторил Шура, сверкнув своей бляхой контролера. Но Сыч продолжал стоять без движения, словно загипнотизированный, глядя на Холмова вытаращенными глазами. При этом он стал действительно здорово похожим на сыча.

— Ну что ты уставился на меня, как кореец на собаку! — начал терять терпение Шура. — Показывай талон или вали на кислород, к чертовой матери, сколько можно талдычить…

— Проездной у меня, — пробормотал ничего не понимающий Сыч (о том, что Холмов уже давно не работает в органах, он, естественно, не имел понятия) и стал судорожно шарить по карманам. При этом тускло сверкнула и неслышно исчезла где-то на полу половинка безопасной бритвы, которую карманник сжимал между указательным и средним пальцами. Убедившись, что проездной у Сыча действительно имеется, Шура повернулся и стал молча продираться к выходу, оставив вора в состоянии тягостного недоумения.

Прокатавшись таким образом еще несколько часов, Шура Холмов наконец сошел с трамвая в районе Сахалинчика, и сверившись по бумажке с адресом, направился к дому, в котором жила его сегодняшняя посетительница, Наталья Сергеевна Шепченко.

— Здравствуйте еще раз, — поздоровался он с хозяйкой, настороженно выглянувшей из-за приоткрытой, на цепочке, двери. — Пришел осмотреть, так сказать, место происшествия…

— Заходите, заходите пожалуйста, — засуетилась Наталья Сергеевна, узнав Шуру. Холмов вошел и профессиональным взглядом оглядел обстановку квартиры. Хороший югославский гостиный гарнитур, ковер, хрусталь, красноречиво говорили о том, что, во всяком случае, при жизни хозяина эта семья особой нужды не испытывала. «Может быть здесь имеет место не квартирный, а денежный, материальный интерес?» — мелькнула у Шуры мысль. Однако, осторожно расспросив хозяйку о ее ближайших родственниках, Холмов отбросил данную версию. Выяснилось, что основным взрослым родственником и наследником у нее является брат мужа, весьма обеспе — ченный человек, работающий в Киеве в одном из министерств. (Собственно, с его помощью и были приобретено большинство из этих вещей).