Критика криминального разума - Майкл Грегорио

Несколько мгновений Кох молчал.

— Вы хотите подвергнуть их допросу, сударь? — спросил он мрачно, словно вынужденный облечь в слова то, что я не осмелился произнести вслух.

— Ради Бога, нет! — воскликнул я. — Я вполне разделяю страх перед толпой, который испытывает генерал Катовице. Мы должны научиться управлять без излишней жестокости. Если эти преступления в самом деле имеют политический характер, важно усыпить бдительность террористов. Устроите допрос одного — и весь город узнает о наших намерениях. Говоря, что хочу узнать о них побольше, я имел в виду, что вам следует провести конфиденциальные беседы с владельцами гостиниц. Выспросите их о подозрениях, которые у них появились по поводу кого-то из постояльцев, задайте вопросы насчет того, не сталкивались ли они в последнее время с чем-то необычным. Ведь полицейские должны владеть соответствующими методами, не так ли?

— Именно в этом и будет заключаться ваш подход к расследованию, сударь?

— Что вы имеете в виду, Кох?

— Политику, герр Стиффениис. Одна лишь мысль о возможности вторжения сюда французских головорезов способна до смерти перепугать любого жителя Кенигсберга. Если существует хоть малейшая возможность чего-то подобного, следует немедленно известить генерала Катовице. И государя тоже…

Я резко остановился и повернулся к нему:

— О чем, Кох? Нам нечего им сообщить. Бонапарт пока себя никак не проявил. Возможно, конечно, что засланные сюда агенты пытаются расшатать ситуацию в стране и используют террористическую тактику, чтобы запугать население, но ведь эту гипотезу нужно еще доказать. Могут существовать и другие варианты.

Кох высморкался.

— Позвольте спросить, какие другие варианты вы имеете в виду, сударь?

Вопрос застал меня врасплох. Действительно, какие варианты?

— Ну, сержант, — начал я, возобновив нашу прогулку, — один из них вы сами озвучили вчера в экипаже.

— В самом деле, сударь?

— Вы упомянули дьявола.

— Но вы ведь сами, сударь, высмеяли мое предположение, — возразил Кох, всматриваясь мне в лицо, чтобы удостовериться, не вздумал ли я шутить.

— Я не вправе исключать никакие гипотезы, Кох, — с улыбкой ответил я. — Какой бы абсурдной ни казалась данная идея мне лично.

Некоторое время мы шли молча. Только иногда Кох делал краткие комментарии относительно географических характеристик того места, которое мы проходили.

— Вот и Клистерштрассе, — провозгласил он наконец. — Какой дом нам нужен, сударь?

Я ничего не ответил, а просто пошел по темной узкой улочке, вымощенной неровным булыжником. Жилища разного облика и размера сгрудились по обе стороны от неглубокой вонючей сточной канавы, что проходила посередине улицы. Некоторые из зданий на ней представляли собой выцветшие оштукатуренные деревянные постройки, другие, видневшиеся из-за покосившихся террас, были возведены из старого, сильно тронутого временем и непогодой песчаника. Создавалось впечатление, что их поставили здесь с единственной целью — поддерживать более хрупкие строения вокруг. Верхние этажи зданий с обеих сторон улицы почти касались друг друга и полностью закрывали от нас серое небо. Освинцованные ячеистые стекла, подобно сотам из сложенных в кучу винных бутылок, пропускали свет, но не позволяли любопытным бросать нескромные взгляды в окна первых этажей. Ветра здесь практически не было, а только что-то напоминавшее упорный сквозняк. Да и вообще возникало ощущение, что вихрь посильнее может снести все эти сооружения, словно карточные домики.

— Поверенный Рункен не завершил своей работы, болезнь остановила его, сержант, — объяснил я. — Давайте посмотрим, сможем ли мы найти нечто способное помочь нам в раскрытии преступлений среди того, что оставил после себя человек, которого мы прошедшей ночью имели возможность лицезреть на анатомическом столе.

Бронзовая табличка на двери гласила:

Глава 9

Дверь распахнулась, и перед нами предстала крошечная женская фигурка, удивленно взирающая на нас. Ее лицо и волосы прикрывали кружева мрачного черного цвета, такого же, каким был и цвет ее простого платья.

— Контора закрыта! — провозгласила женщина высоким монотонным голосом. — Господина Тифферха больше нет.

— Фрау Тифферх? — спросил я, носком ноги остановив дверь, которая уже начала закрываться.

Внезапно дверь снова распахнулась, вуаль начала покачиваться из стороны в сторону и даже взметнулась вверх, когда из уст женщины раздался хриплый возглас:

— О нет! Вы хотите видеть мою хозяйку? Выразить ей соболезнование?

Отбросив свой покров, на нас с Кохом уставилась женщина весьма преклонных лет, демонстрируя нам нижнюю челюсть невероятной длины. Два желтых клыка торчали посреди дряблых десен, подобно гнилым зубам престарелого кролика.

— Мы пришли вовсе не с визитом вежливости, мадам, — сказал я. — Меня зовут Ханно Стиффениис. Я расследую чудовищные преступления, совершенные в вашем городе, и хотел бы побеседовать с вашей хозяйкой о ее покойном супруге.

Изо рта старухи снова раздался хрип, и она прямо, без обиняков выдала:

— Вряд ли вам это удастся!

Казалось, старуху совсем не смущал тот факт, что хозяина ее убили, а хозяйка овдовела. Несмотря на внешний траур, настроение ее явно не соответствовало обстоятельствам и было крайне непочтительным.

— А зачем вы хотите ее видеть? — спросила она.

— Мне нужно осмотреть вещи господина Тифферха, — ответил я.

— Ну, давайте, осматривайте, — пожала она плечами. — Кто вам мешает?

— Вначале я желал бы попросить разрешения у вашей хозяйки.

Служанка отошла в сторону и жестом пригласила нас войти, кивнув в направлении закрытой двери справа от входа:

— Ее превосходительство там. Во всем своем великолепии! Можете спрашивать ее о чем захотите.

Меня удивило это странное приглашение, полное полунамеков. Ее превосходительство? Неужели фрау Тифферх — аристократка? По крайней мере в ее фамилии по мужу не было ничего, что свидетельствовало о каких бы то ни было связях с прусским дворянством. Но прежде чем я успел задать вопрос, служанка захлопнула дверь на улицу и направилась по темному коридору в противоположную сторону, не произнеся больше ни единого слова. Ее деревянные башмаки оглашали громким стуком все вокруг.

— Не хотел бы я иметь такую горничную у себя в доме, — тихо пробормотал я, вспомнив покорную и постоянно напуганную прислугу отца и нашу собственную уступчивую и добрую Лотту, и осторожно постучал в дверь гостиной.

— Входите без стука! — покричала старуха с противоположного конца коридора. — Она все равно не ответит, хоть бы вы тут прождали весь божий день.

Кох толкнул дверь, и я проследовал за ним в комнату. Помещение было темным и мрачным, скорее похожим на траурную залу, нежели на гостиную в зажиточном доме. Широкие куски черной ленты были привязаны к подсвечникам, повсюду горели маленькие церковные свечи. В глаза бросалось мерцание черных тканей, скрывавших мебель и картины на стенах. Единственным исключением была гипсовая статуя почти в три фута высотой, располагавшаяся на столе в дальнем углу комнаты. Это была статуя Христа. Там находилось что-то вроде импровизированного алтаря. Лампады красного цвета горели рядом с пронзенными ступнями Спасителя, одежды на Нем были разодраны самым неподобающим образом, и сердце Его обнажено для мирских взоров. Оно увенчивалось язычками пламени ярко-алого цвета, пульсировавшими кровью.

Я бросил взгляд на сержанта Коха. Кох не отвел глаз. Мы поняли друг друга — мы находимся на территории Римской церкви. В центре комнаты в кресле с высокой спинкой сидела женщина. Одеждой она напоминала служанку — тот же черный цвет облекал ее с ног до головы. Однако наряд был значительно богаче и изысканнее: дорогой шелк с тонкими кружевами и рубчатый вельвет. На груди роскошное гагатовое ожерелье, а на изящных тонких руках тяжелые браслеты из того же камня. Казалось, смерть мужа полностью парализовала волю и чувства этой женщины.

— Фрау Тифферх? — спросил я, проходя к ней. — Позвольте мне выразить вам глубочайшие соболезнования по поводу вашей тяжелой утраты.

Женщина взглянула на меня. Точнее, она просто подняла голову, услышав звук моего голоса. Из-под темной вуали в мою сторону сверкнули ее глаза, но ни слова приветствия или благодарности не сорвалось с ее уст.

— Вашего супруга, мадам, — уточнил я и снова замолчал в ожидании ответа.

Фрау Тифферх не пошевелилась. Казалось, что она даже не дышит.

— Я веду расследование относительно обстоятельств его убийства, — был принужден я продолжить. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов касательно вашего мужа. Меня интересуют его занятия на момент гибели. Насколько мне известно, он вышел из дома после наступления темноты…