Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии - Анна Цомакион

“Государь! Вопль помогите!, разразившийся в Сицилии, тронул мое сердце и сердца нескольких сот моих прежних солдат. Я не советовал моим братьям в Сицилии поднимать восстание; но с тех пор, как они возмутились во имя представляемого Вами итальянского единства против постыднейшей тирании нашего времени, я не задумался стать во главе экспедиции. Если мы победим, я надеюсь, что Италия и Европа не забудут, что это предприятие было внушено самым великодушным порывом патриотизма. Если мы будем победителями, мне достанется слава украсить Вашу корону новою и, может быть, наиболее ценною из ее жемчужин, с тем единственным, однако, условием, что Вы никогда не позволите своим советникам передать ее чужестранцам, как было сделано с моим родным городом”.

5 мая, с большими предосторожностями, пароходы “Пьемонт” и “Ломбарде” вышли из Генуэзской гавани, увозя с собою Гарибальди и тысячу семьдесят человек волонтеров. Никто, кроме вождя экспедиции, не знал, куда она, собственно, направляется. По пути зашли в небольшую тосканскую гавань, где захватили четыре орудия и несколько бочонков с порохом; здесь же высадилась часть экспедиции, которой было поручено возбудить восстание в Папской области. Затем была сделана перекличка оставшимся волонтерам; их оказалась тысяча, и с этих пор возникло название Экспедиция тысячи. Несмотря на все принятые предосторожности, об экспедиции знала уже вся Европа, и на нее было направлено общее внимание. По пути в Сицилию взад и вперед крейсировали неаполитанские суда, отправленные с целью помешать высадке гарибальдийцев. Чтобы избежать неприятной встречи, Гарибальди направился перпендикулярно тому направлению, по которому следовало идти в Сицилию, и пошел прямо к берегам Африки, а затем неожиданно повернул к северо-востоку по направлению к Марсале. Недалеко отсюда он встретил неаполитанское военное судно и ловким маневром выиграл целый час времени, в течение которого успел войти в рейд Марсалы и разгрузиться. Когда же неаполитанский пароход вошел в рейд и начал пальбу, почти все волонтеры были уже на берегу. Прием, встреченный гарибальдийцами в Марсале, был холоден. Возможно, что такое равнодушие объяснялось страхом перед стоявшим на рейде неаполитанским судном. Вскоре последнее прекратило пальбу и ушло обратно в море. Гарибальди направился в Палермо. Он распустил прокламацию, в которой объявлял себя диктатором острова от имени Виктора Эммануила, короля Италии. Вскоре примкнула к нему толпа инсургентов, вооруженных кто охотничьим ружьем, кто пикой, кто просто саблей. Это были люди, отозвавшиеся на недавнее восстание в Палермо и теперь готовые сражаться под знаменем героя.

К двенадцати часам дня с высоты холма гарибальдийцы увидели Каталафими и вблизи него – расположенный на склоне горы пятитысячный отряд неаполитанцев. При первом натиске неаполитанцев гарибальдийцы бросились в штыки. Этот маневр всегда удавался им, и теперь, несмотря на свою численность, неаполитанцы с генералом Ланди во главе были разбиты наголову. Ланди оставил Каталафими и ушел в Палермо. По дороге войска его оставляли за собой изуродованные трупы, дымящиеся развалины и вопли отчаяния. Они грабили города и бесчеловечно предавали смерти жителей. 17 мая Гарибальди вышел со своей армией из Каталафими. Вид разрушения и отчаяния, в которое была повержена страна бурбонскими войсками, еще более разжигал мужество волонтеров. Число их росло с каждым днем, ряды пополнялись постоянно прибывавшими инсургентами. Приходя в разграбленные города, они погребали убитых, приносили утешение оставшимся в живых. Водворив порядок в городе Партинико, оказавшем сопротивление австрийским войскам и потому пострадавшем более других, Гарибальди направился в Палермо.

Благодаря революционному комитету, сообщившему ему подробные сведения, он в точности знал число неприятельских войск, сосредоточенных в городе; их было по крайней мере пятнадцать тысяч под начальством генерала Боско. Гарибальди расположился в нескольких верстах от Палермо. Придерживаясь партизанской тактики, он растянул свои войска вдоль города в длинную линию, за которой можно было предположить многочисленные отряды. Снизу нельзя было разглядеть, что делалось за аванпостами, нельзя было составить себе понятие о численности армии волонтеров. Гарибальди составил план отвлечь от Палермо большую часть войск и в их отсутствие овладеть городом. Генерал Боско поддался обману и бросился в погоню за отряженными для этой цели инсургентами, предполагая, что это и есть главная армия гарибальдийцев. Войска встретились возле села Парко; до наступления ночи длилось сражение, но неприятель не мог одолеть волонтеров. Потрепанные уже под Каталафими бурбонские солдаты начинали приходить в уныние от стольких неудач. Ночью Гарибальди разделил свой отряд на две колонны, из которых одна двинулась в глубь страны, увлекая за собою Боско, другая же, предводимая им самим, направилась к Палермо. Теперь город был лишен большей части своих защитников. Подойдя к нему, Гарибальди сделал смотр своему отряду. “Завтра, – сказал он волонтерам, – я буду в Палермо или меня не будет в живых”.

Под вечер 27 мая, как только сгустились сумерки, отдельные маленькие группы волонтеров осторожно спустились к дороге, ведущей в город с восточной стороны. Спокойно дремала стража; ничто не возбуждало ее бдительности. Вдруг с криком: “Италия! Италия!” Гарибальди ринулся в атаку и, опрокинув стражу, понесся по мосту. Мгновенно со всех сторон завязался бой. Только темнота ночи спасала волонтеров от гибели. Проникнув в городские ворота, Гарибальди клином врезался в город, гоня перед собой обезумевших от внезапного нападения бурбонских солдат. Казармы св. Антония, где они искали спасения, были взяты приступом. К середине дня гарибальдийцы овладели городской ратушей, и итальянский флаг взвился на башнях собора и на публичных зданиях. Городские жители, до сих пор довольствовавшиеся пассивной ролью зрителей, увидев своих земляков, поддались общему энтузиазму. В воздухе стоял звон от криков “evviva l'Italia!”, вскоре улицы Палермо огласились победными песнями.

Гарибальди провозглашен диктатором в Палермо

Между тем в неприятельском лагере обнаружились признаки деморализации; многие солдаты дезертировали и присоединялись к волонтерам.

Видя невозможность справиться с восстанием, генерал Ланца обменялся несколькими телеграммами с Франциском II и получил от него приказ капитулировать. Конвенция была подписана, и с этих пор Гарибальди имел право смотреть на Сицилию как на землю, вошедшую в состав “единой Италии”. Дело освобождения не встречало более преград на острове. Неаполитанские войска очистили город и разместились на судах, стоявших на рейде, чтобы отправиться обратно в Неаполь. Для жителей Палермо тревожные, печальные дни сменились общим ликованием. Город был великолепно иллюминирован, всюду развевались трехцветные знамена. В главной квартире шла усиленная работа по внутренней организации страны, придумывались средства для облегчения участи вдов и сирот погибших за дело свободы.