Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии - Анна Цомакион

Узнав, что генерал Урбан, известный своей зверской жестокостью, идет на Варезе, чтобы наказать жителей, Гарибальди поспешил на защиту города и пошел прямо на Урбана, занявшего позицию по дороге от Милана в Варезе. По пути волонтерам встретилась карета, которая, поравнявшись с генералом, остановилась. Из нее в сопровождении священника вышла молодая девушка редкой красоты и передала Гарибальди письмо с известием, что его ждут в Комо. Городу в это время грозила серьезная опасность как со стороны австрийцев, так и со стороны готовившейся клерикальной реакции. Девушка была та самая маркиза Раймонди, которой суждено было сыграть такую печальную роль в жизни Гарибальди. Переговорив с маркизой и дав обещание быть в городе на следующий день, Гарибальди прибыл туда в назначенное время: генерал Урбан был отозван в Милан, где готовилось восстание. Со своей стороны, Гарибальди тоже получил приглашение от жителей Милана прийти на помощь городу. Он собирался в путь, когда получил письмо от Наполеона III с просьбою отказаться от похода в Милан. Насколько император боялся смелых действий Гарибальди и его популярности, настолько последний ненавидел Наполеона за его постоянные колебания и неискреннее отношение к делу Италии. Таким образом, полученное письмо могло только утвердить его в намерении содействовать восстанию в Милане. Разорвав письмо пополам, он отослал его вместо ответа императору и собирался оставить без внимания требование Наполеона. Но такой же приказ Виктора Эммануила, которому всей душой был предан Гарибальди, удержал его в Комо. Здесь, в то время как союзная армия готовилась к битве при Мадженте, Гарибальди занялся формированием новых батальонов.

Мы воспользуемся этой временной приостановкой военных действий, чтобы привести описание наружности и привычек генерала, найденное нами в письме одного русского путешественника, которому удалось в это время лично познакомиться с Гарибальди.

“Я увидел перед собой, – пишет он, – человека среднего роста, лет под пятьдесят, с русой с проседью бородкой и с коротко остриженной головой, в новом генеральском мундире пьемонтских войск... Я представился. Гарибальди заговорил быстро, немного резким, но приятным голосом, извиняясь, что не мог принять меня вчера... Он произвел на меня самое выгодное впечатление. В нем много простоты с достоинством необыкновенным. В голосе энергия и сила, что-то командное. Я не помню, чтобы слышал когда-нибудь подобный голос. Он говорит не останавливаясь, без всякой запинки (особенно на родном языке). Пишет так же, как говорит, четко, плавно, красиво, как рисует. Можно сказать, что он хорош собой, особенно приятны глаза. Их никогда не нарисуют – этого мягкого грациозного движения широких век, – хотя бы рисовал Брюллов, умноженный на Ван-Дейка. Трудно передать бравость и поэтическую осанку солдата Гарибальди, воспитанную командой в разных боях. Но странно, бывают минуты, когда он как-то незаметно выйдет из кабинета весь тихий и спокойный, как бы осевший, опустившийся – и ходит, и стоит тут между своими офицерами, совсем никому не видный; вам и в голову не придет, сколько поэзии, прелести, силы и жизни пробудится в следующую минуту в этой небольшой, тихой и простой фигуре. Говорят, его надо видеть в бою или... хотя бы в обществе дам”.

Джузеппе Гарибальди

Далее идет описание привычек Гарибальди. Вставал он рано, в три часа; в четыре уже выезжал из дому. Многие представлялись ему в половине четвертого. Ложился он также рано, часу в девятом, но сон служил только предлогом, чтобы его не беспокоили. Уйдя в свою комнату, он ложился на постель, завернутый в свое неизменное пончо, и до глубокой ночи читал газеты, грудами лежавшие возле него на постели. Это были его любимые часы, единственные, когда он жил для себя. Весь остальной день проходил для него в постоянных трудах. Канцелярии у него никогда не было; все бумаги писал он большею частью сам или поручал кому-нибудь из дежурных офицеров и вообще до минимума сокращал всю письменную часть, устраивая свою главную квартиру, он выбирал для себя самую маленькую и простую комнату и довольствовался самой скромной обстановкой, допуская в качестве убранства только букет цветов; он очень любил окружать себя цветами. Гарибальди не имел ни малейшей склонности к комфорту, не говоря уже о роскоши; его белье, его одежда, даже седло для лошади составляли заботу его близких друзей; часто всем этим снабжали его знакомые дамы. Денег у него никогда не бывало в руках; он совсем не знал им цены, и все расходы, как его личные, так и касающиеся содержания армии, велись его секретарем.

5 июня Гарибальди вышел из Комо, по-прежнему продолжая беспокоить неприятеля. Захватив форт делла Рокка и овладев железнодорожной станцией, он наделал много бед австрийцам тем, что отвечал по-своему на перехваченные телеграммы.

Из сражений, данных им австрийцам в это время, особенно знаменита победа при Трепонти. Это дело подготовило сражение при Сольферино, заставив неприятеля изменить прежний план действий. Победою при Трепонти завершилось участие альпийских охотников в кампании 1859 года.

Стоя в стороне от дипломатических расчетов союзников, Гарибальди не подозревал, что, начав войну с австрийцами, император решил остановиться на полпути. Не предполагая, что обещанное в прокламациях Наполеона освобождение Италии от Альп до Адриатики имело мало общего с его действительными намерениями, вождь волонтеров собирался идти на помощь Венеции. Между тем, от правительства последовало распоряжение, запрещавшее под каким бы то ни было предлогом переступать границы Тироля. Гарибальди получил приказ идти обратно на восток с целью будто бы сразиться с новой армией – пруссаками, как значилось в конфиденциальном сообщении. Повинуясь приказу, он предпринял движение на восток, но на всем пути не встретил никакой армии. Наконец к нему явился в качестве парламентера австрийский офицер, привезший с собою уже подписанный договор о перемирии. Теперь в Пьемонте ему делать было нечего.

В то время, как Северная Италия служила театром войны с австрийцами, в Средней Италии происходили волнения, вызванные отзывом австрийских войск на север для подкрепления действующей армии. Великий герцог Тосканский бежал из своих владений, и страна готова была примкнуть к Пьемонту в борьбе за независимость. Точно так же оставили свои владения герцог Моденский и герцогиня Пармская. В Романье удаление австрийцев привело немедленно к ниспровержению папской власти. Всюду раздавались голоса в пользу присоединения к Пьемонту.

Гарибальди получил приглашение от временного правительства Тосканы принять начальство над войсками. С другой стороны, Кавур поручил ему объехать государства Средней Италии и поднять народ, так как трудно было ожидать более благоприятной минуты для народного восстания. Преследуя последнюю цель, Гарибальди расстался со своим отрядом, при помощи которого мог бы делать чудеса, и отправился в Модену.