Плохо быть богатой - Джудит Гулд

Дорис смотрела на нее снизу вверх.

— Да-да, конечно… Огромное спасибо, что нашла время подойти к нам.

— Это я должна благодарить тебя, — улыбнулась Анук, уже поднявшись. — Вечер начнется в семь тридцать. Можешь прихватить с собой любого, кто тебе нравится, или же я подберу для тебя потрясающего партнера. О да, забыла сказать, прием официальный.

Анук еще раз пожала руку Розамунд Мосс и слегка нагнулась, изображая прощальный поцелуй где-то над левым ухом потерявшей дар речи Дорис. Затем уверенной походкой направилась к своему столику.

Вот так. Она мысленно стряхнула грязь с ладоней. Она сделала то, ради чего сюда пришла. Одна корзина грязного белья отстирана.

Теперь время заняться Класом и Лиз.

11

— Олимпия, любовь моя! — Величайший из великих — сам Альфредо Тоскани бросился ей навстречу. Их еще разделяли добрых десять шагов, а он уже протягивал к ней обе руки.

— Альфредо! — в свою очередь выразительно выдохнула Олимпия. — Дорогой! — Они слегка обнялись, и женщина легонько коснулась его в приветственном поцелуе. — Как я тебе благодарна за то, что ты сделал! Да еще в столь короткое время.

— Для тебя, дорогая, я готов сдвинуть горы!

Олимпия одарила его в ответ самой ослепительной улыбкой.

Ширли наблюдала за происходящим, не произнося ни слова. Ей, привыкшей жить среди троглодитов, называвших себя Воинами Сатаны, изысканные манеры и идеальная внешность Альфредо Тоскани казались чем-то потусторонним. Сейчас, когда вокруг все сходили с ума по ярким, кричащим краскам, он был одет во все белое — ослепительно безупречные фланель и шелк, явно итальянского происхождения, — словно за окном был разгар лета. Хотя в апартаментах Антонио всегда лето: яркие тропические растения буйно радовались струящемуся теплу батарей.

Альфредо Тоскани бы типичным итальянцем: невысокий, худощавый, темноволосый, приятной наружности. Глядя со стороны на его аккуратную жилистую фигуру и быстрые юношеские движения, можно было запросто поверить, что их обладателю лет на двадцать меньше, чем на самом деле.

А на самом деле Альфредо шел уже полным ходом шестой десяток, и он воплощал собой, каждой своей клеточкой, прочный успех и достаток. Да иначе и быть не могло. Такие прекрасные здоровые зубы могли быть либо коронками, либо протезом, а черные волосы, совсем недавно изобретательно кудрявые а ля Боттичелли, пока орда подражателей не растиражировала их, сегодня были стянуты на затылке в лошадиный хвост.

Ширли никогда бы не догадалась, что это всего лишь дорогой парик, Олимпия же, которая знала об этом, никогда не позволила бы себе эти знания обнародовать. Подобных тем лучше всего вообще не касаться.

Улыбнувшись, Олимпия подтолкнула Ширли вперед, словно призовую кобылу на главных скачках.

— Ну, вот она, Альфредо! — Голос ее слегка дрожал от плохо скрытого волнения, а глаза победоносно сверкали. — Ну, что ты скажешь?

Задумчиво потирая подбородок. Альфредо принялся медленно расхаживать вокруг Ширли, профессионально рассматривая ее со всех сторон. Девушке казалось, что она даже слышит щелчки затвора фотоаппарата, когда Альфредо прищуривался и вновь распахивал острые, цепкие глаза.

Как и Дороти,[4] которую внезапно налетевший вихрь подхватил и унес в Волшебную страну Оз, Ширли вдруг обнаружила, что стала объектом пристального внимания со стороны странного круга человеческих созданий. Подобные откровенные разглядывания были ей внове, и девушка смущенно отводила взгляд, заливаясь краской.

Спустя добрых три минуты Альфредо наконец переключил свое внимание на Олимпию.

— Ты спрашиваешь, что я думаю? — восторженно воскликнул он. — Да от нее можно с ума сойти! Олимпия, она просто сокровище, с какой стороны ни возьми! Красавица! — Восторженно прищелкнув в воздухе большим и указательным пальцами, Альфредо поднес их к губам и умиленно поцеловал кончики пальцев. — Чистый ангел! Ты просто недооцениваешь своих девочек. Какая фигура! Какой рисунок лица! Какие волосы! — Сделав шаг вперед, он приподнял пальцами подбородок девушки и покрутил ее голову из стороны в сторону. — Господи, да где же ты ее откопала?

— Просто на улице, — быстро ответила Олимпия. Она закурила очередную сигарету и помахала ею в воздухе, изображая какое-то неопределенное место. Не стоит торопиться с излишними подробностями, пока она не изобрела для Ширли достойную внимания биографию.

Альфредо пристально впился глазами в пожилую женщину.

— А-а, понимаю, — одобрительно промычал он. — Пока что фея не готова раскрыть карты. Очень мудро, Олимпия, очень мудро…

Ширли была слишком взволнована и слишком нервничала, чтобы по достоинству оценить и порадоваться их словесной перепалке. „Просто сокровище"? „Ангел"? Никто раньше не говорил о ней таких слов. Отчим называл ее „бестией", а родная мать как-то окрестила ее „блудливой потаскухой". Среди Воинов Сатаны она была известна как „старушка Змея". Ей и в голову не приходило, что она красива и могла бы воспользоваться своей красотой, чтобы чего-то для себя добиться. Промучавшись и протерзавшись в годы полового созревания, поскольку считала себя слишком высокой, слишком худой и слишком остроскулой — качества, которых у хорошеньких девчонок с прелестными вздернутыми носиками просто не могло и не должно было быть, — она каким-то невероятным образом вдруг превратилась в симпатичную восемнадцатилетнюю девушку и страшно удивилась этому превращению.

Теперь, впервые задумавшись над этим, она вдруг вспомнила, что никогда не слышала ласкового слова и от Змея. Никогда и ни о ком. Ее же, в редкие минуты добродушного настроения, он называл „лиской", но это отнюдь не было признанием ее красоты.

По мнению Ширли, красивыми можно было считать только тех женщин, которых она видела по телевизору: Сибил Шефферд, возможно, или Жаклин Смит, или Виктория Принсипал — недоступные, далекие создания, которые вполне могли бы быть жительницами других планет. За этими женщинами, всегда роскошно одетыми, холеными, тянулась какая-то не поддающаяся определению аура очарования и шика, — в общем, того, чего явно не доставало простенькой, без косметики, одетой в залатанные джинсы „ливайс" и плохонький жакетик „старушки Змея".

И вот вдруг, совершенно внезапно, на нее обрушился целый шквал похвал и восхищения. „Сокровище" — это слово страшно взволновало Ширли. „Красавица" волновало не меньше. „С ума сойти" — ну, это довольно привычное выражение, с ним еще можно и согласиться. Может, она находится в сказке про Аладдина, сама об этом не зная?