Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин

- А отчего она на самом деле сбежала?

- Да кто ж её разберёт? Девичья душа - потёмки да сумерки...

- Тогда зовите Митю. Только не наезжайте на него, ну... из-за этого выступления на общем со­брании.

- За то, что он меня из отделения уволить хо­тел? - тепло усмехнулась бабка. - Да что уж там, я не в обиде. Нет, конечно, влеплю пару раз поме­лом по почкам да сердцем и оттаю. Я ж по нату­ре-то отходчивая...

В общем, по этому пункту мы тоже договори­лись. Вызвали Еремеева, велели ему найти нашего младшего сотрудника и поставили задачу насчёт трёх шустрых рабочих во дворе квасника.

Сотник пообещал Митьку пригнать сию же ми­нуту, а бесов доставить завёрнутыми в тот же мно­гострадальный забор. Если, конечно, они окажут сопротивление, на что он явно очень надеялся. Ба­ба-яга тоже засобиралась, ей, видите ли, надо было что-то срочно выяснить у царя. Чего именно, тол­ком не объяснила, но вроде как какую-то версию с архивами.

Меня оставили дома одного, строго-настрого попросив не высовываться. Митьку Яга встрети­ла в воротах, дала по шеям и развернула, пояс­няя новое задание. Уходили они уже вместе, под ручку, даже не помахав мне в окошко на прощанье. Я чувствовал себя каким-то заразным, вроде как запертым на карантин по причине банальной ветрянки.

Грустно. И скучно тоже. Толстый, отмытый Ва­ська после бани выглядел ещё пушистее, поэтому шарообразно заперся в горнице бабки и нагло дрых. Домовой у нас практически никогда не пока­зывается, уж мне-то точно. Я ему никто, и звать меня никак, так себе, левый квартирант, не более. Что делать? В смысле чем заняться-то, а?

Через полтора часа вопрос стал более чем актуа­льным, я уже подоконник изгрыз со скуки, а никто так и не шёл. От нечего делать я сам (без помощи домового) разогрел себе самовар, поставил чай, до­стал из шкафчика у Яги самую большую плюшку, присел у окна, и тут...

В наши ворота кто-то тихо поскрёбся. Собствен­но, сам звук поскрёбывания я, естественно, не слы­шал, но видел, как ворота дрожат мелкой дрожью, словно их кто-то качает со стороны улицы. Вот уго­раздило же Еремеева отправить на задание всех стрельцов! Ведь знал же, подлец бородатый, что мне из дому выходить нельзя, а туда же, ушёл с концами...

Нет, что бы ни говорила моя заботливая домохо­зяйка, надо срочно воскресать и вновь брать браз­ды правления в свои руки, иначе без меня отделе­ние просто разболтается! Я прильнул к оконному стеклу, стараясь держаться за занавеской, чтоб не заметили.

Ну и кто тут у нас?..

- Ого?! Да это же... - невольно выдохнул я, видя в окно, как сухопарая фигура гражданина

Филимона Груздева неуклюже перелезает через забор.

- Ау!  Милиция-а?!  Есть ли  кто  в  тереме, ась?! - осторожно ступая по двору, надрывался скандальный дьяк, хотя прекрасно знал, что собак мы не держим. Да и зачем, у нас ведь Митя есть. Но какого третьего созыва сюда припёрся дьяк? Ищет день воздушного десантника на свою косичку?

Из бабкиной горницы лениво высунулся чёрный кот и гордо прошёл через сени, встретив непрошеного гостя на пороге...

- Ой, гляньте-ка, люди добрые, какая нам тварь божья показалася! А я вот и поглажу кису, и за ушком почесун устрою, чем хозяев порадую!

Дьяк изобразил на лице любовь к животным, протянул костлявые пальцы к Васькиному загрив­ку и, естественно, словил когтями по полной.

- Ах ты, скотина неблагодарная,  - взвыл гражданин  Груздев,  тряся  поцарапанной  ки­стью. - Да чтоб тебя черти в пекло утащили, чтоб тебя отец Кондрат анафеме предал, чтоб у тебя всё повылазило, чтоб... Щас как пну ногой под хвост без сострадания!

Вася мигом юркнул обратно и попытался забар­рикадировать входную дверь. Увы, более сильный дьяк вошёл внутрь. Я к тому времени удрал на­верх, а кот успел запереться в бабкиной горнице.

Мстительный Филимон Митрофанович дважды пнул коленом в стену, добавил кулаком по печке, ушибся и, лелея раненую руку, продолжал лихо­радочный обыск нашего отделения, бормоча себе под нос:

- Ну, раз нету никого, так и я не виноват. Где ж тут бумаги милицейские хранятся? Где блокнот покойного участкового, безбожника да смутьяна? В гробу навродь его не было...

Конечно, не было, я держу свои записи в план­шетке, а когда меня собирались «хоронить», акку­ратно переложил её себе под перину. Там она до сих пор и лежит, надо бы вытащить, кстати, про­сто не до того было. С утра голова кругом, да что го­ворить, вы и сами всё знаете...

- Нельзя, чтоб блокнот Никиткин в милиции остался. Слишком много в нём тайн да всяких сек­ретных записей. Вот ужо как он у меня окажется, так я с теми секретами... Я тут такого-всякого на­ворочу. .. Я ж при самом царе наипервейшим совет­чиком стану! Да и у государя нашего, поди, рыльце в пушку... Уж про него-то сыскной воевода, ви­дать, много знал, не зазря, поди, друг с дружкой наливку вёдрами пробовали... А меня выгоняли! У-у, фарисеи бессовестные, креста на вас нет, не налили вовремя рюмочку, так вот вам! Вот! Помо­ги, Матерь Пресвятая Богородица, отыскать блок­нот милицейский, я те свечку поставлю, без обма­ну...

Но Богородица, как вы догадались, на предло­жение свечки не купилась, и трусливый дьяк, по­стоянно озираясь, продолжал свой несанкциони­рованный обыск. Но фигу ему засахаренную в под­мышечную впадину, а не мой блокнот!

- И чего ж это я, дурачинушка, по ненужным местам топчусь? Ведь покойный, поди, свои запи­си тайные в своей же горнице хранил. Стало быть, там они и есть! Пойду гляну, прости, Господи, гре­хи наши тяжкие... Не за-ради себя стараюся, а ток­мо во благо государства!

Что ж, велика у Бабы-яги хата (пардон, терем), а отступать некуда. Я сорвал со своей кровати пёстрое лоскутное одеяло и, как только дьяк вошёл ко мне в комнату, набросился сзади. Граж­данин Груздев, с одеялом на голове, в неконтроли­руемом испуге совершил какой-то дикий козли­ный прыжок и треснулся лбом об оконную раму. Упс...

Стёкла, по счастью, выдержали, рама тоже, как и лоб незадачливого расхитителя милицейской собственности. Просто Филимон Митрофанович рухнул, где стоял, и впал в полную бессознатель­ность. Я осторожно похлопал его по щекам, но мя­тежный служитель думского приказа никак не ре­агировал. А снизу вдруг раздались тихие шаги с пристукиванием, словно кто-то крался по лестни­це на маленьких копытцах.

- Кто бы это мог быть? - сам себя спросил я, быстро перетаскивая тело дьяка к себе на кровать и накрывая тем же одеялом. После чего я только-то­лько успел спрятаться за полуоткрытую дверь, как...

- Это же... - Я вовремя зажал себе рот обеими руками.

В мою комнатку, стараясь двигаться без лишнего шума, вошёл один из трёх бесов, что были у нас в ориентировке. Одет по-простому, по рабоче-кресть­янски, но без картуза на голове и без сапог. В пра­вой руке беса подрагивал тяжёлый плотницкий молоток. Спрашивать, зачем пришёл и каким об­разом пропустили, представлялось пустым и из­лишним. Я было приготовился броситься и на него сзади, чтобы произвести удушающий захват, но рогатый недорослик вдруг резко прыгнул вперёд, к моей кровати.

- А-а-а-а! - крикнул он, срывая одеяло и зано­ся молоток.

- А-а-а-а!  - точно так же ответил ему Фили­мон Митрофанович, на короткое мгновение прихо­дя в себя. Но очень короткое. Потому что когда они оба осознали, кого перед собой видят, то, не сгова­риваясь, брякнулись в обморок.

- Свезло обоим, как утопленникам, - резюми­ровал я, в две минуты крепко связывая преступни­ков. Одного своим ремнём, другого бабкиными по­лотенцами в петухах.

А потом спина к спине, кляпы в рот и ещё в то же многофункциональное одеяло закатать для пущей сохранности. Вот так! Теперь я снова почувствовал себя в деле,

А буквально через каких-то пять - десять ми­нут в отделение прибыли еремеевцы. Правда, ни­кого не поймавшие, но хоть изрядно погонявшиеся за переодетыми бесами на участке свиновода. Я по­махал Фоме в окно, и стрельцы с почётом отконво­ировали гражданина Груздева и гражданина беса в наш поруб. Пусть посидят, пообщаются, насмот­рятся друг на друга...

Баба-яга заявилась получасом позже, доволь­ная собой, распираемая от кучи раздобытых полез­ных сведений. Митьку решили не дожидаться, благо его-то выслушать мы всегда успеем.

- Что у царя?

- Разброд и шатание.

- Ёмко, - согласился я, помогая Яге сесть за стол и наливая чашку чая. - А если развернуть и с подробностями?

- Ну ежели уж так просить будешь, то и я запи­раться не стану. Во-первых, скажу, что все они там, при тереме царском, дураки набитые!

- Все? - скромно уточнил я.

- Зуб даю, - весомо подтвердила моя домохо­зяйка.

Зубов у неё мало, и она ими дорожит, значит, можно верить. Дальнейший рассказ, как я и про­сил, был максимально подробным. Исчезновение царевны Марьяны было обнаружено утром её дво­ровыми девками, проснувшимися аж в десять утра! Для сравнения тот же Горох встаёт если не с первыми петухами в четыре, то уж как минимум не позже шести. Ибо долгий сон не способствует долгому правлению. Расхожая фраза, хоть никог­да не понимал её до конца. Тем более что отлично знаю, как наш царь частенько ложится подремать в обед с очередной красавицей-любушкой. Но про­стите, отвлёкся...