Тело - Стивен Кинг

Темнота постепенно сгущалась. Никто из нас не вспомнил про Рея Брауэра, однако в мыслях у всех был именно он, по крайней мере, у меня-то точно…

Есть что-то жуткое и в то же время завораживающее в том, как тьма сгущается в лесу, где нет ни фонарей, ни света из окон, ни неоновых реклам, ни потока машин — ничего, что бы хоть чуть-чуть рассеяло сумрак. Родители не зовут детей домой, ужинать и спать, нет никаких привычных городских звуков… Горожанин, застигнутый наступлением ночи в лесной чаще, воспринимает сие природное явление скорее как природный катаклизм, вроде весеннего разлива Касл-ривер.

При мысли о духе Рея Брауэра, который может материализоваться из этого мрака в любую секунду, чтобы прогнать нас, нарушителей его покоя, туда, откуда мы явились, у меня больше не возникало ни ощущения безоглядного страха, ни приступов тошноты — лишь только неожиданная вялость к этому парнишке, такому одинокому и беззащитному в ночи. Как же он тут пробирался один, ночью, через лес, и никто на свете, — ни папа с мамой, ни Иисус Христос со всеми своими святыми — никто его не предупредил, не спас, не отвратил беду? Теперь он, всеми покинутый, лежал весь изуродованный под железнодорожной насыпью… Внезапно я почувствовал, что вот-вот разрыдаюсь.

Чтобы этого не случилось, мне пришлось буквально с ходу сочинить очередную историю из серии Ле-Дио — про то, как американский пехотинец, смертельно раненый, исповедуется своему сержанту в любви к родине и к девушке, которая осталась его ждать там, далеко-далеко, за океаном. Перед глазами у меня стояло во время этого рассказа совсем другое лицо, гораздо моложе, черты которого уже исказила смерть, глаза остекленели, а из уголка рта тянулась к подбородку струйка запекшейся крови. Кругом же вместо черепичных крыш и острых церковных шпилей воображаемого городка Ле-Дио, видел мрачный ночной лес и чуть поблескивающие при свете звезд два ряда рельс.

19

Проснулся я за полночь от пронизывающего холода, недоумевая, кто и с какой стати распахнул на ночь окна у меня в спальне. Может, Денни? Он как раз мне снился — как мы с ним ездили в Национальный парк Гаррисона кататься на волнах и загорать на пляже. Это было четыре года назад…

Нет, я не у себя в спальне, и кто-то другой — не Денни — прильнул ко мне спиной, в то время как еще чья-то голова, вернее, ее тень, приподнялась чуть поодаль, вслушиваясь в ночную тишину.

— Какого черта? — пробормотал я с искренним изумлением.

Ответом был протяжный стон, вроде бы Верна.

Наконец я начал что-то понимать и вспомнил, где и с кем я нахожусь. Интересно, сколько я проспал — несколько минут? Нет, быть того не может: тонкий серп месяца висел практически посередине чернильного неба…

— Уберите от меня это! — послышался горячечный шепот Верна. — Я буду хорошо себя вести, клянусь! И кольцо на унитазе буду поднимать, прежде чем пописать… Ей-Богу, я буду хорошим мальчиком, только уберите его от меня!..

Это было похоже на молитву. Пораженный, я сел и испуганно позвал:

— Эй, Крис! Ты не спишь?

— Тс-с! — ответил Крис: это он, приподняв голову, вслушивался в ночные звуки. — Нет, ерунда, показалось…

— Ничего не показалось, — возразил Тедди. Оказывается, он тоже не спал. — Я совершенно отчетливо слышал…

— Да что там такое?! — воскликнул я, все еще плохо соображая. Спросонья я слабо ориентировался во времени и пространстве — именно это и пугало, то, что я, не понимая, что происходит, не смогу защититься в случае опасности.

И тут — словно ответ на мой вопрос — из леса донесся долгий, полный ужаса вопль. Так, наверное, кричит женщина в агонии.

— Господи Иисусе! — со слезами в голосе захныкал Верн, натягивая одеяло на голову и прижимаясь ко мне всем телом, словно до смерти напуганный щенок. Я оттолкнул его, но он опять прижался.

— Это малыш Брауэр, — хрипло зашептал Тедди, — вернее, его призрак бродит по лесу…

— О, Боже! — залепетал Верн. Судя по всему, ему эта идея не показалась сумасшедшей. — Даю слово, что больше никогда не буду воровать неприличные журналы в супермаркете и скармливать морковку псу! Ну, пожалуйста… Я буду хорошо себя вести!.. — Похоже, он, не в силах справиться с ужасом, пытался подкупить Бога чем угодно, лишь бы ушел этот кошмар. — Клянусь, я больше никогда не стану курить сигареты без фильтра! И ругаться матом не буду! И кашу буду всю съедать за завтраком! Обещаю…

— Да замолчишь ты наконец?! — рявкнул на него Крис, но даже в его голосе я ощутил страх. Интересно, подумал я, покрылся ли он весь гусиной кожей, вроде меня, и встали ли у него волосы дыбом или нет?

Верн, понизив голос до еле внятного шепота, продолжал тем временем развивать идею относительно новой жизни, которую он собирается начать, если только Господь оставит его этой ночью в живых.

— Может, это какая-нибудь птица? — предположил я.

— Нет, не думаю, — ответил Крис. — Это, наверное, дикая кошка. Папаша рассказывал, что они вот так орут, собираясь спариваться. Похоже на женский вопль, да?

— Ага…

В горле у меня словно застрял комок.

— Только ни одна женщина так громко вопить не может, — заявил Крис, и тут же неуверенно добавил: — Или все-таки может? Ты как считаешь, Горди?

— Да это привидение, — зашептал Тедди. Лунный свет поблескивал в стеклах его очков зловещими искорками. — Надо пойти посмотреть…

Вряд ли он сказал это серьезно, но мы с Крисом, как только он попытался подняться, на всякий случай уложили его назад, причем, наверное, сделали это довольно грубо — от страха нервы у нас были напряжены, так же как, впрочем, и мышцы.

— Пустите меня, козлы! — зашипел Тедди, вырываясь. — Сказал — пойду, значит, пойду! Я хочу посмотреть на привидение! Если я чего-то захочу, то…

Мы — в том числе и Тедди — замерли: из леса вновь послышался душераздирающий вопль, нарастая октава за октавой, пока не замер на верхней точке регистра, после чего стал снижаться до басового звука, напоминающего жужжание громадного шмеля. Вслед за этим раздался взрыв бешеного хохота — и воцарилась пронзительная тишина.

— Ох, Господи Иисусе, Боже милостивый, — в священном ужасе выговорил Тедди.

О том, чтобы пойти посмотреть, он больше и не помышлял. Мы все вчетвером сбились в плотную кучку, и, наверное, не только у меня промелькнула мысль о бегстве. Так бы мы, скорее всего, и поступили, если бы заночевали у Верна в поле, как сказали предкам, но теперь Касл-рок был черт-те где, а от одного воспоминания о мосте через реку, который к тому же придется переходить в темноте, кровь застывала в жилах. Точно так же немыслимо было бежать в другую сторону, туда, где лежал труп Рея Брауэра. Таким образом, мы очутились в ловушке, и если это чудище в лесу намеревается до нас добраться, то помешать ему не сможет ничто…

Крис предложил установить посменное дежурство, и мы с ним согласились. Дежурить первым выпало Верну, а мне — последним. Верн уселся по-турецки поближе к костру, а остальные снова залегли, тесно прижавшись друг к другу.

Я был абсолютно уверен, что уснуть больше не удастся, и тем не менее уснул, вернее, задремал, готовый в любой момент вскочить и броситься бежать. Мне чудились кошмарные вопли, а один раз я увидел, — хотя, скорее, это показалось — как среди деревьев промелькнуло что-то бесформенно-белое, вроде простыни. Потом я куда-то провалился, и мне приснился пляж в Брунсуике, тот самый, где Тедди видел чуть не потонувшего парнишку, который, ныряя, ударился обо что-то головой. Пляж был на озерце, образовавшемся на месте карьера, где когда-то добывали гравий, и мы с Крисом любили ездить туда купаться.

Мне снилось, как мы лениво плывем на спине под палящим июльским солнцем. Вокруг с визгом и хохотом плескалась ребятня. Мимо нас проплыла на надувном резиновом матрасе миссис Коут. Почему-то она была одета в свою неизменную и всесезонную школьную униформу: серый костюм — жакет с юбкой, толстый свитер, который она надевала вместо блузки под жакет, брошка в виде цветочка, приколотая на почти несуществующую грудь, и, разумеется, туфли на высоких каблуках, свисающих с матраса в воду. Ее иссиня-черные — как у моей мамы — волосы были, опять же как обычно, закручены на затылке в тугой узел, а очки поблескивали на солнце.

— Дети, ведите себя прилично, — противно-скрипучим голосом проговорила она, подплывая к нам, — а то я в два счета вышибу из вас дурь. Вы знаете, что попечительский совет школы разрешил мне применять телесные наказания? Вы, мистер Чамберс, пойдете сейчас к доске.

— Я хотел вернуть деньги, — сказал ей Крис, — но их взяла леди Саймонс! Слышите? Она их у меня взяла. К ней вы тоже примените телесные наказания, или как?

— К доске, мистер Чамберс, пожалуйте к доске.

Крис в отчаянии посмотрел на меня, как бы говоря: «Ну, что, прав я оказался? Я знал, что так все и будет», и принялся уныло грести к берегу. Обернувшись, он попытался что-то произнести, и вдруг его голова исчезла под водой.