Триптих - Макс Фриш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Священник. Не знаю.
Ефрейтор. Послушай, как ты все это выносишь?
Священник. Мое место здесь.
Ефрейтор. И ты это выносишь?
Священник. Приходится привыкать, друг мой. Да это и не трудно, если знаешь, что никогда уже до нее не дойдешь — до ближайшей деревни.
Ефрейтор. Никогда не дойдешь?
Священник. Мое место здесь.
Капитан (отдает пустую кружку мальчику). Ты сказал, что надо испечь хлеб?
Священник. Да, я так сказал.
Капитан. За нами, папаша, дело не станет! Правда, сознаюсь, что я в жизни не испек ни одного хлеба и не знаю, как это делается…
Священник. О, это просто.
Капитан. Из вас кому-нибудь приходилось печь хлеб?
Священник. Вместе научимся. (Ефрейтору.) Мальчик тебе покажет, где топор. Дрова ты найдешь в любой руине — обуглившиеся балки, обломки картин, краски которых спеклись в огне. Только расколи все как следует, а потом мы растопим печь.
Ефрейтор. Растопим печь…
Священник. Мальчик тебе все покажет.
Ефрейтор. Папаша…
Священник. Что еще?
Ефрейтор. Почему ты так сказал? Что никогда уже до нее не дойдешь — до ближайшей деревни…
Священник. Потому что это так, мой друг.
Ефрейтор. Ничто не может быть так далеко, чтобы нельзя было дойти. Надо только все время идти — все время идти! Чего ты улыбаешься?
Священник. Разве я улыбаюсь?
Ефрейтор. Ты что, думаешь, я испугаюсь?
Священник. Разве я пугаю?
Ефрейтор. Ничто не может быть так далеко, чтобы мы не дошли, мы ведь молоды! Молоды! Ты знаешь, какие мы молодые? Война отняла у нас годы. Ты не смотри на наши лица! Я говорю тебе, что мы молоды, мы же еще мальчишки, мы совсем не знаем жизни. Жизнь? Разве у нас не впереди все то, что зовется жизнью?.. Да что я говорю!.. Ты меня не запугаешь. Мы смотрели смерти в глаза тысячу раз, мы летели сквозь огненные стены: рядом с нами, прямо из середины эскадрильи, самолеты вдруг перекувыркивались, загорались как факелы и распадались на части. Мы испытали огонь на собственных крыльях, мы знаем, что такое залп в спину: его почти не слышно, но товарищ, который сидит рядом с тобой, вдруг перестает отзываться, и с волос его каплет кровь. Мы знаем, что такое падение камнем — на бешеной скорости, над ночным морем, — мы смотрели смерти в глаза тысячу раз!
Священник. Зачем ты мне все это рассказываешь?
Ефрейтор. Я спрашиваю тебя: где ближайшая деревня? Ты меня не запугаешь.
Священник. Я этого не знаю.
Ефрейтор. Где ближайшая деревня? (Вынимает револьвер.) Где ближайшая деревня?
Капитан. Он сошел с ума.
Ефрейтор. Где ближайшая деревня?.. Где ближайшая деревня?..
Друзья успокаивают обезумевшего.
Священник. С нами уже ничего не может случиться.
Через секунду молчания к ефрейтору приближается мальчик, протягивает ему руку, и тот идет за ним.
Еще нам нужна свежая вода.
Лейтенант. Я принесу.
Священник. Хорошо. Я покажу тебе, где был наш источник.
Лейтенант. Да я уж найду!
Священник. Вряд ли.
Лейтенант. Боишься, что я найду монахинь?
Священник. Это наш единственный источник, и вполне возможно, что его опять засыпало.
Радист. Я помогу.
Капитан. Война многое уничтожает…
Священник уходит с лейтенантом и радистом.
А ты что, Бенджамин? Ты еще не сказал ни слова.
Бенджамин. Я слушаю.
Капитан. А ты что думаешь насчет того, где мы?.. Ты все молчишь, ничего не говоришь.
Бенджамин. У меня были только отец и мать. Теперь они будут плакать, скажут: мы погибли!
Капитан. Погибли?..
Бенджамин. Для вас это еще труднее. У вас есть жена, капитан, есть ребенок, может, даже двое, и у других тоже — у них были девушки, даже если это такая девушка, которую называют сукой за то, что она тебе изменила…
Капитан. Да, тут ты прав: нас считают погибшими, конечно, нас считают погибшими…
Бенджамин прислушивается — слышно пение.
Бенджамин. Они опять поют. Женщины, старики, дети… Они сидят за длинным столом, всего двадцать один человек, и поют, а в руках у каждого — хлеб. И рот закрыт. Такое странное зрелище…
Капитан (вдруг опомнившись, принимает решение). Бенджамин!
Бенджамин. Слушаюсь!
Капитан. Выйди наружу. Оглядись кругом. Иди, пока не встретишь кого-нибудь — крестьянина, ребенка, девушку, не знаю кого. Приглядись к нему, кто бы это ни был, поговори с ним. Мы будем ждать твоего возвращения. В любом случае.
Бенджамин. Слушаюсь.
Капитан. Мы должны узнать, где мы находимся.
Бенджамин. Слушаюсь.
Капитан. Подожди!.. Если ты встретишь живого человека — кто бы он ни был, — отдай ему это кольцо.
Бенджамин уходит.
Дженни… Дженни… Сейчас она гуляет с детишками по улице — в черном… Дженни в черном, ей наверняка идет черный цвет, а ребятишки без конца спрашивают: почему, почему, почему… Дженни будет плакать: в последний вечер перед отъездом я был какой-то расстроенный. Почему — не знаю. Я был такой растроенный…
Возвращается священник.
Священник. Вот мельница. Другой у нас нет. А эта старая, и зерно мелется очень медленно.
Капитан. Понятно!
Священник. Что?
Капитан. Как видно, надо начинать все сначала.
Священник. Я буду перебирать рожь…
Принимаются за работу.
Капитан. Ты только подумай, отец, мы еще ни разу не пекли собственного хлеба! Ты все нам должен показывать. Мы просто с неба свалились — я хочу сказать, мы как дети…
Священник. Научимся.
Капитан. Если бы меня увидела Дженни! Дженни — это моя жена.
Священник. У тебя есть жена?
Капитан. Жена и двое детей — настоящая семья. В последний вечер перед отъездом я был такой расстроенный, не знаю почему… Я был такой расстроенный… Да, много чего надо будет менять! После войны, конечно… У нас была солидная фирма, мы торговали шерстью. Все это я пошлю к черту. Мой дед еще сам стриг своих овец! Я уеду с Дженни опять в деревню — не на пикник, понимаешь? — не на каникулы. Деньги, дело — пускай этим занимаются другие, я им теперь никогда не позавидую. Это и есть свобода. Ты согласен? Машину, слуг, все наше общество — все к черту, и Дженни будет намного счастливей… Ты молчишь, отец?
Священник. Я слушаю тебя, капитан.
Капитан. Много чего надо будет менять. У нас был дом — понимаешь? — слишком для нас большой. Мы его построили, чтобы другие нам завидовали. Нашему счастью, которое так и не пришло. А дом был такой большой, как мое честолюбие, — понимаешь? — и такой же пустой. И это все тоже к черту… Ты молчишь, отец?
Священник. Я слушаю тебя, капитан.
Капитан. Но ты молчишь.
Священник. Нам
