Обезглавленная Мона Лиза - Петер Аддамс

— …и вогнать, наконец, пулю в его череп, где уже сидит одна, закончил Ламбер. — Постойте, но сюда в отель он не потащится, наверняка пошлет в нору нашего бесценного хозяина кого-нибудь из своих людей.

— Сюда в отель?! Ни в коем случае.

— Но куда, черт побери, вы считаете, его можно заманить? — Прежде чем затушить окурок, Ламбер прикурил от него новую сигарету. — Идеальным местом был бы старый, увитый плющом домик пастора, в котором отец Де Брюна, служитель Господа и одновременно торговец наркотиками, уединился от мирской суеты…

— Брось свои глупые шутки! — впервые Пери обратился к репортеру на ты. — Подумай серьезно: это должен быть кто-то, кому Грандель полностью доверяет, иначе он никогда не решился бы укрыться у него. Де Брюн также должен хорошо знать этого человека и быть абсолютно уверен в нем.

— И кроме того, местечко должно быть укромным, желательны красоты природы вроде тихого, задумчивого озера с дюжиной голых русалочек. Не много ли ты требуешь? Такого нет. И, следовательно, вся твоя затея обречена на провал. Вот так, дружище! — Неожиданно Ламбер вскочил с кресла и начал прыгать, как сумасшедший. — Нашел, нашел! Есть такое место и подходящий человек, есть даже уединенный уголок природы! Все вместе, все как нельзя лучше! Де Брюн просто ринется туда, и ты возьмешь его с поличным, тепленьким!

— Смотри, сейчас и ты тоже отправишься туда.

Спокойствие Пери подействовало на Ламбера как холодный душ.

— Тоже? Как понимать, тоже? Ведь ты не знаешь, кого я имею в виду и о каком местечке подумал?

— А может, знаю. — Пери подавил улыбку.

Разочарование Ламбера было столь откровенным, что выглядело комично.

— А я-то думал, что открыл Америку! — сказал он, скорчив гримасу. Черт побери, ты знал об этом уже четверть часа назад и только заставлял меня нести всякую ерунду, чтобы позабавиться.

— Слегка.

— Ну, мой дорогой собутыльник! — Ламбер фамильярно похлопал Гранделя по плечу. — Давай поднимайся, нам нужно собираться в дорогу, да и господам из полиции надо еще подготовиться. Ты не видишь другой возможности припереть к стене эту замшелую мумию Авакасова?

— Обычным путем — нет. С таким же успехом я мог пытаться выдвинуть в сельском суде обвинение против государства, что оно изготавливает атомные бомбы. Но если ты убедишь Ирэн, свое сокровище, сделать все по-твоему, нам удастся треснуть старика по загривку так, что он не скоро от этого оправится.

— По-моему? — Лицо Ламбера стало серьезным. — Нет, она на это не пойдет! Ирэн никогда не потеряет голову настолько, чтобы отказаться от огромного наследства своего дедули.

— А если ты убедишь ее посмотреть на Эреру в клинике Жюно своими глазами, может, тогда она переменится?

В раздумье Ламбер зашагал по комнате. Пери потягивал трубку и маленькими глотками пил кофе. Наконец репортер остановился напротив Пери.

— То, что ты от меня требуешь, не мелочь. Пусть я называю ее наивной дурочкой или глупой гусыней, но я привязался к малютке. Не говоря уже о миллионах, которые мог бы принести мне брак с ней. — И как всегда цинично, когда хотел скрыть свои чувства, продолжил: — И всем этим — любовью и миллионами — я должен пожертвовать, ради чего? Чтобы в этом мире, где правят преступники, свершить один-единственный акт справедливости? А может, рискнуть?

Пери почувствовал, что выиграл.

— Верно, мы оба — идиоты, Ламбер, идиоты с точки зрения Де Брюна. Но именно это — лучшее в нас. Я тут познакомился с одним автомехаником, весьма оригинальным человеком, неким Варе из Клинкура. Как ты думаешь, где завещала похоронить себя его теща? Во дворе гаража! И машины утюжат колесами ее могилу. Если бы ты поговорил с Варе, то одним глазом смеялся бы, а другим…

— …увидел, как его покойная теща среди белого дня крутит под машинами гайки. — Ламбер расхохотался. — Со мной такое случается после пары бутылок коньяка. — Затем уже серьезно сказал: — Итак, я все сделаю, Пери. Если Ирэн не совсем глупая гусыня, то в конце концов поймет. Ну, а если не поймет, то она не просто глупая гусыня, а целый гусятник. И тут уж о настоящей любви не может быть и речи. — Помолчав, Ламбер спросил: Должен ли я по-прежнему звонить тебе по утрам на службу?

Лицо Пери помрачнело.

— Косвенные улики против тебя неоспоримы, и ты это знаешь. Будь готов к тому, что сам Фюшон отдаст приказ о твоем аресте.

— Ответь мне на один вопрос. — Ламбер остановился напротив Пери.

— Пожалуйста.

— Предположим, тебе не удалось изобличить Де Брюна, потому что твоей власти хватает лишь на то, чтобы надеть наручники на какого-нибудь Пьязенну. Так-то вот. А теперь скажи, как бы ты поступил, встретив Де Брюна темной ночью, причем у тебя в руке нож, у него — ничего? Стал бы ты ждать знамения свыше или нет? Отвечай!

— Я бы его убил.

— Я также. И если я заслуживаю упрека, то лишь в том, что в случае с Мажене слишком долго ждал. Кто-то опередил меня. На сегодня хватит.

Пери понимал, давить на Ламбера бессмысленно.

Тем временем сложный полицейский механизм не прекращал свою работу. Уже через полчаса Гранделя усадили в такси, Бельфор, как и было условлено, позвонил человеку Де Брюна и торопливо сообщил, что Грандель ранил его, но он будет преследовать антиквара. После короткой паузы ему передали, что сейчас связаться с Де Брюном нельзя. Затем он получил приказ, заставивший Пери задуматься. Бельфор должен был не спускать глаз с Гранделя, но не трогать его. Ему запретили также отнимать список перекупщиков и похищенный героин, это сделают другие.

Пока машина с Гранделем направлялась в условленное место, Пери размышлял, не вспугнул ли он Де Брюна, раз тот приказал Бельфору не предпринимать никаких действий. Но Пери напрасно ломал голову, ведь он еще ничего не знал о новых похождениях прекрасной Леоры.

23

Вопреки запрету покидать Клинкур, Леора все же отправилась в Париж с твердым намерением разбогатеть. Она вряд ли решилась бы на такой шаг, будь ее жизнь в Клинкуре повеселее. Ничто здесь, кроме бульварных романов и низкопробных фильмов, ее особенно не развлекало. Других удовольствий этот захудалый курортный городок не мог предложить. Ожид все сильнее надоедал ей. Пока они встречались тайком, она получала наслаждение от сознания, что обманывает Табора. Теперь же свободное появление небритого Ожида в старой, засаленной пижаме и дырявых, стоптанных домашних туфлях раздражало Леору, и она часто ворчала, не скрывая своего дурного настроения.

— У тебя на ногах отвратительные кривые пальцы, — заявила ему Леора через два дня после смерти Табора.

— Не очень-то воображай, — пробурчал Ожид. — Пока еще ты выглядишь сносно. Но пролетит пара годков, и тебе будет не до моих кривых пальцев.

— Для современной женщины двадцать семь лет — не возраст.

— Да, если она может позволить себе массаж, не валяется целыми днями в постели, не выкуривает по тридцать сигарет и не выпивает по бутылке вина. Красота требует заботы и денежек!

— На себя-то посмотри, ты, старая обезьяна!

Ожид зевнул и подумал, не закатить ли ей оплеуху. Но было лень, и он вновь вернулся к разговору о деньгах.

— …я опять открыл бы ресторан с отпуском обедов на дом, это выгодное дело.

— Если бы у меня была куча денег… Ах, чушь какая-то, один треп да и только.

Она распила с Ожидом бутылку аперитива и заговорила о причинах убийства Табора. Леора слегка опьянела и, развязав по обыкновению язык, сболтнула о том, что хотел получить от нее Пьязенна — фотографию, с которой Табор нарисовал странный женский портрет.

— Послушай, эта фотография, должно быть, очень ценная! Администратор сразу оживился. — За нее можно отхватить большие деньги.

— Бери, кто тебе мешает! Но вначале найди фотографию. Я все перерыла, здесь ее точно нет. Мне сдается, Анджело взял ее с собой, значит, она — в руках полиции. Тут ничего не сделаешь, хоть в лепешку разбейся.

Ожид пропустил ее слова мимо ушей. Он лениво поскреб волосатую грудь и стал размышлять вслух:

— Любопытная история. С одной стороны, снимок был нужен, чтобы нарисовать портрет, поэтому Пьязенна дал ее Анджело, с другой… Послушай, может, этот гном-верхолаз узнал настоящую цену фотографии позднее, незадолго до смерти Табора!

Эта мысль гвоздем засела в голове администратора. Он был уверен: фото находится в комнате.

— Найди полицейские ее в вещах Табора, они непременно спросили бы тебя о ней. Следовательно, в его шмотках фотографии не было, значит, она где-то здесь.

В комнате, до отказа набитой мебелью, найти фотографию было не легче, чем иголку в стоге сена.

Все же, окрыленные надеждой, Ожид и Леора лихорадочно принялись за поиски. Скатали изрядно потертый ковер и дорожку, обыскали этажерки и шкафчики, пролистали немногие книжки. Переворошили даже диван, обследовав все щели, в которые можно было засунуть фотографию. Но их усилия не принесли результата.