Записки кельды (СИ) - "Саламандра и Дракон"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй раз описывать — смысла не вижу. Всё было почти как с белобрысой Машей. По ходу дела, реально один и тот же урод им бо́шки проломил. Результат у меня тоже получился одинаковый. Я молодец.
Мужик открыл глаза.
— Здравствуйте, барышня! — ничё так начало.
— Здоровей видали. Как звать-величать?
— Степан Петрович.
— Ну-ну… ты себя в зеркало-то видел, Петрович? С какого года-то?
— С тридцать второго… — Серьёзно! Степан Петрович взял протянутое мной зеркальце и поражённо крякнул — (дальше было несколько фольклорных оборотов, выражающих искреннее восхищение происходящим).
— Придётся, Степан Петрович, заново учиться Стёпой быть.
— Да, дела-а-а…
— Ну, Степан, рассказывай.
Рассказ был немудрящий. Прожив всю жизнь в деревне, женился Степан Петрович поздно, ну, как поздно — был перед этим ещё брак, но детей не получилось. Жена помаялась по лечебницам да и ушла, сказали — несовместимость, Стёпа её не осуждал: дети — это святое. Валюша появилась в его жизни, когда Степану стукнуло сорок пять. Ей было всего-то двадцать восемь, девчонка. Однако же, поженились и жили счастливо. Через пару лет родили сына. Сын выучился на врача, уехал в город. Жену в дом привёл тоже докторшу, шибко умная была. Обязательно хотела кандидатскую защитить до того, как детей родит — потом, говорила, не до того будет. Так и получилось, что внуков Степан Петрович дождался чуть не к восьмидесяти годам. Зато друг за дружкой — троих! А потом сын с невесткой поехали на какой-то международный симпозиум и… Авиакатастрофы в наше время — не такая уж большая редкость. Вот и остались Степан да Валентина с тремя внуками на руках: Ангелине старшей тогда было восемь, Серёжке шесть и Дёмушке четыре. Три года уж тому…
— Сердце последнее время сильно пошаливать стало. Да и Валюшка на ноги жаловалась. Так что мы, как услышали про эти порталы — сразу наладились. Боялись сильно, что не успеем внуков поднять. А в детском доме — не хочу, чтобы мои дети жили. Кто же знал, что такие твари нам повстречаются. Счастье ещё, что Валюша с детьми в лес пошли. Черемшу хотели посмотреть… — У Петровича на скулах заиграли желваки.
— Так, Стёпа. Ты это брось. Взяли мы твоих тварей за жабры, — Степан впился в меня глазами, — Да-да, будет ещё возможность посмотреть.
— Де-е-е-е-да-а-а-а! — от леса в нашу сторону нёсся мальчишка. Он был похож на маленькую взъерошенную пулю. Следом за ним бежал второй, чуть постарше, и тоненькая рыжая девочка, рядом, явно охраняя, — две овчарки, а за ними — девушка с выбивающимися из узла на затылке медно-рыжими волосами.
Пацан добежал и врезался в деда, обхватив его колени, и запрокинул голову, чтобы заглянуть в лицо:
— Деда, а это правда ты?
Следом добежали старшие внуки и жена, повисшая на шее у мужа, причитая:
— Стёпушка! Стёпушка!
И все они плакали, смеялись и обнимались, а вокруг скакали и лаяли счастливые собаки.
А я смотрела на это и ревела как дура.
— Ну и что ты ревёшь? — Да блин! От неожиданности я подскочила чуть не на полметра. Да что за день-то сегодня? То бегу, то подпрыгиваю! Муж смотрел вопросительно, — Всё же хорошо?
— Вова БЛИН! Вы что меня пугаете все? Чуть сердце не выскочило!
— Ну, теперь у тебя есть шанс с этим справиться, — надо ж ты! Сама невозмутимость!
И я прижалась к нему и вдохнула такой родной-родной запах.
— Вовка…
— М?
— Я очень, очень тебя люблю…
Стадо у Степана с Валентиной на мой городской вкус оказалось и правда приличное: три дойные коровы, пара годовалых бычков, молодая нетель* и ещё одна совсем мелкая тёлушка, штук пять длинноухих безрогих коз (с мелкими прыгучими и поэтому не поддающимися быстрому подсчёту козлятами) во главе с важным чёрным козлом и толпа диковинных кудрявых овец, среди которых рогами-завитушками выделялись пара баранов. Ну и две запряжённые в тележку лошадки. И какая-то птица, периодически орущая в клетках… Не хилари клинтон, э-э-э… в смысле — много, да…
*Взрослая, но ещё не телившаяся корова,
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})а то тут, оказалось, многие не знают…
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Сгущался вечер, надо было накормить-напоить голодных. Костёр уже горел, и котелки готовы были закипеть. Так. Я подозвала парней, велела им не беспокоить девок и самим проверить — что у них осталось из продуктов. Составить список и доложить мне. Валентина вызвалась помочь мне с ужином и напекла целый таз оладушек, а потом, улучив момент подсела ко мне и, помявшись, спросила:
— Оля… Как же мы с вами за такой долг расплатимся?
На что я немедля брякнула:
— А вы как кот Матроскин, — Валя растеряно захлопала глазами, — Отдавать будете молоком. Я, понимаешь ли, без молока жить не могу. Во-о-от…
— Так я… — начала Валентина, но я её перебила.
— Валь, вон туда глянь, — на пороге палатки сидела осунувшаяся Маша, за откинутым пологом виднелась испачканная в земле спина свернувшейся калачиком сестрёнки. От парней я узнала, кстати, что зовут её Лика. Анжелика, поди. Вот же родители с фантазией… А может и не Анжелика. Повилика какая-нибудь, сейчас всё славянское модно… Да хрен с ним, не это важно! Сейчас меня беспокоило то, что рядом с Марией стояла нетронутая миска с едой. Маша почувствовала мой взгляд и обернулась. Вопросительно киваю — мрачно мотает головой. Лика не ест.
Не ест, не пьёт, не встаёт и ни с кем не разговаривает.
— Вот это, Валюша, волнует меня сильнее всего. Нормальных людей ещё слишком мало в этом мире, чтобы направо-налево умирать. А со всем остальным позже разберёмся.
Я долго сидела у огня. Муж, зная моё пристрастие к уносящимся в небо искрам, периодически ворошил костёр. Стайки крошечных звёздочек уносились в тёмно-синее вечернее небо. Где-то за чёрными кронами деревьев плыли две маленьких местных луны, зелёная и голубая. Лес молчал, словно притаившись.
Я думала.
Имеем ли мы право — просить? Наверное, да. Но как же неловко просить, не имея отдарка…
Нет, ну глупо же думать, что существу высшего порядка реально нужны какие-то жертвы типа травок, ягодок или тем более чьих-то жизней…
Что я могу дать взамен? Что-то, созданное мной? Картина? Резная чаша? Сад? Ну, хотя бы дерево. Наверное, подойдёт музыка. Или песня…
Я смотрела на искры, растворяющиеся в незнакомых силуэтах созвездий, и слова складывались в строчки:
Я иду к тебе по границе сна,
Я иду туда, где не властны льды.
На твоей поляне всегда весна.
Помоги развеять туман беды…
— Красиво… — Она сидела рядом на бревне и тоже смотрела в небо на искры, — И слова хорошие.
— Поможешь?
— Помогу…
ДАРЫ И ЛЮДИ
Моя гостья была в зелёном, хотя в ночи её платье и казалось тёмным. И пронзительно-салатовые глаза сложно было не узнать. Очень светло-русые волосы рассыпáлись по плечам волнистым каскадом до самой земли. Она в задумчивости смотрела в глубину костра, подперев щёку рукой.
— В детстве мне казалось, что именно такой должна быть весна…
Нежно-зелёные глаза блеснули.
— А потом?
— А потом я думала, что именно такой была бы Леля.
— Леля… — зеленоглазая словно покатала слово на языке, — Леля — мне нравится. Так меня и зовите!
— Как скажешь, госпожа Леля.
Мы ещё помолчали, ночь располагала.
— Так чего ты хочешь, маленькая кельда маленького клана?
Я вздохнула, собирая мысли в кучу.
— Я хотела бы уметь видеть души. Правду и ложь. Добрые и злые намерения. Видеть, когда душа больна или страдает. И я хотела бы уметь помочь — особенно таким, как эти девочки.
Леля, всё так же задумчиво подпирая щёку рукой, посмотрела на меня:
— Ты представляешь, какую тяжесть на себя взваливаешь?
— А ты представляешь, как я смогу жить, зная, что могла помочь этим девчонкам — и пожалела себя?..
Леля покачала головой.
— Да… А многие живут… — она шевельнула пальцами и из сердцевины костра вылетел рой искр, повисший между нами, — Подставь ладонь.