Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца» - Михаил Ланцов

– А чего же тогда на месте стоим? – удивился гауптман.

– Так то и стоим, что пальба идет странная. То ли русские соображают быстро, то ли наши медленно шевелятся, но, как правило, они успевают отступить с засвеченных позиций после вызова артиллеристов по радио. Как чувствуют. А потом обратно возвращаются.

– Да ну, – протянул Гюнтер, – байки все это. Давно бы проверили, проложив телефонную линию до артиллерии.

– Пробовали. Диверсанты режут и минируют.

– Так их еще не вывели? – испугался гауптман.

– Да вы не переживайте, – усмехнулся Франц, – сейчас они нас не трогают. Только провода режут. Это в первые месяцы злобствовали, а теперь почему-то прекратили.

– Что это за звук? – насторожился Гюнтер. – Вроде на самолет похоже, только незнакомо. – И как будто в подтверждение его слов из-за леса на бреющем выскочили две пары каких-то странных двухмоторных самолетов[21], с ходу открывшие огонь по автоколонне. Впрочем, что ефрейтор, что гауптман не стали долго думать и сиганули в кюветы, дабы не попасть под раздачу.

Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Гюнтер услышал удаляющийся рев моторов и поднял голову. На дороге стояла полная разруха. Не осталось ни одной целой машины. Причем почти все получили по несколько попаданий в капот, в то время как тенты остались практически не задетыми. Странно и необычно.

– Вот так всегда, – ворчал Франц, возясь возле развороченного несколькими попаданиями малокалиберной пушки двигателя. – Это уже седьмая.

– И что, по двигателям бьют?

– Ну а куда же? В итоге груз и бросить не бросишь, и как тащить, неясно. Одни проблемы… – сокрушенно покачал головой Франц. – Хотя мне, конечно, везет. Меткие попадаются. А то и по кабине как пройдутся своими тяжелыми пулеметами, что по частям водителей вытаскивают. Но стараются не злобствовать, – пожав плечами, хмыкнул водитель. – Иногда мне кажется, что они специально стараются поменьше убивать. Как будто мы и воюем, и не воюем одновременно. Через силу, что ли.

– А как же Люфтваффе? Неужели не могут этих птичек посбивать? В тылу все просто тонет от их восхваления.

– Можно подумать, что кто-то верит в эти сказки, – зло усмехнулся Франц. – Наших летчиков мало кто видит. По слухам, их еще к началу апреля проредили так, что не скоро оправятся. Я пару раз подвозил парней с аэродрома, так те говорили жуткие вещи. Слишком уж велико превосходство в технике, да и пилоты русских неплохи. В общем, мы уже привыкли, что прикрытия с воздуха нет.

– Странно… – покачал головой Гюнтер, наблюдая за тем, как пара солдат во главе с фельдфебелем осматривает автоколонну. – А ведь могли нас всех тут положить, если бы покрутились да причесали. Кюветы-то неглубокие. Простреливаются легко. А судя по калибру установленных на этих самолетах игрушек, им даже бруствер траншеи не помеха.

– Вот то-то и оно, – кивнул Франц. – Не война, а балаган какой-то. Но ничего, привыкнешь.

В то же время в Вашингтоне

– Очень интересно, – Рузвельт отложил листок с докладом в сторону. – Что сами думаете?

– Полагаю, что Москва пытается нам намекнуть…

– Мне это и так ясно! Болван! – чуть разозлился Рузвельт. – Какие последствия? Ведь мы не единственные читатели этого доклада.

– Никто в Центральной Америке на это не пойдет, – уверенно произнес мистер Уоллес. – Мы ведь рядом, а кто их поддержит?

– Вообще-то, мистер Уоллес, мы сейчас находимся в состоянии войны и пока что терпим поражение за поражением. Вчера пришло подтверждение головотяпства наших летчиков. Кто их вообще догадался отправить туда при такой хреновой видимости? В итоге можно констатировать: первых со стороны Атлантики шлюзов больше нет. А заодно и разворочен весь берег рядом с ними.

– Это не так страшно, мистер президент, – вкрадчиво произнес мистер Уоллес. – В конце концов теперь мы будем уверены в том, что неожиданных гостей на Восточном побережье нам ждать не стоит.

– А японцам на Западном. – Зло толкнул в сторону начальника разведки листок телеграммы. – Читайте. Эти проклятые макаки все-таки начали беспокоить наше Западное побережье. И авиация не спасает. Они топят и угоняют наш гражданский флот, действуя подводными лодками и эсминцами. Кроме того, стало известно, что на Аляске также высадился японский десант. Небольшой, но все-таки. Так что, мистер Уоллес, меня не волнует как, но вы должны точно выяснить, что русские будут делать, а что нет. Вы меня поняли?

– Да, сэр, – кивнул начальник разведки с весьма кислым лицом.

Глава 3

28 апреля 1942 года. Москва. Ставка

– Какие из этого вы сделали выводы? – тихо произнес Сталин.

– По всей видимости, наступление саботируется, – несколько неуверенно отметил Василевский. – Мы полагаем, что у немцев появились очень серьезные внутренние проблемы.

– У нас тоже есть аналогичные подозрения, – подтвердил Слуцкий. – Активность СС и СД последние дни очень высока. Генералитет совершенно задергали допросами. Совершенно не дают работать. Кое-кто под арестом. И это, естественно, приводит только к ухудшению ситуации. Во-первых, серьезно саботируется штабная и административная работа по Вермахту. Во-вторых, стремительно растет недовольство политической властью, особенно в среде офицеров и унтеров. Конечно, встречаются карьеристы, которые стараются воспользоваться сложившимся положением, но у них что-то получается только в тылу, да и то не всегда и не у всех. На фронте таких «кадров» при первой возможности свои же стреляют.

– Но это на фронте. А в тылу? – спросил Тухачевский.

– Очень сложные взаимоотношения. Они становятся практически изгоями, которым никто старается не только не помогать, но и не общаться без особенной нужды. Не все это выдерживают. Кроме того, если уж всплывает какое-нибудь нарушение или проступок, никто покрывать подобное не станет. Так что карьеристов в тылу тоже немного. Съедают.

– Вы полагаете, что подобная ситуация – следствие наших подарков?

– Да, товарищ Сталин, – кивнул Слуцкий вместо Берии. – Мы отслеживаем активность группы Гальдера. Их деятельность стала особенно бурной после того, как к ним присоединился Шпеер.

– И что, контрразведка ничего не делает? Неужели их еще не вскрыли?

– По нашим сведениям, руководитель Гестапо Мюллер, известный своей независимостью, почувствовал, куда ветер дует, и прикладывает все усилия к тому, чтобы работа его ведомства не вредила группе Гальдера.

– Мюллер? – удивился Сталин. – Очень странно.

– Ничего странного, товарищ Сталин, – начал Слуцкий. – Его только в тридцать девятом году смогли буквально силком заставить вступить в партию. Очень честолюбив. Профессионал экстра-класса. Держится предельно независимо. Политических предпочтений не имеет. В поддержке товарищей по партии замечен не был. Грубо говоря, его нынешнее положение продиктовано исключительно его личными качествами и навыками, так как в противном случае его бы никто в руководстве Рейха не терпел.

– Да, – кивнул Берия. – Я читал характеристики на него. Одна другой краше. С такими рекомендациями только в лагеря смерти отправлять. Но терпят. Слишком уж хорош.

– Очень интересно, – задумался Тухачевский. – Вы пробовали устанавливать с ним контакт?

– Нет. Это пока преждевременно.

– Почему?

– Мы хотим, чтобы он открыто проявил лояльность группе Гальдера, а не пытался балансировать как циркач на канате. Мюллер должен однозначно выбрать сторону, потому что никто не знает, что и зачем он делает. Очевидно только одно – он сам по себе, Рейх – сам по себе.

– Но ведь нам с ним не по пути, – отметил Василевский. – Насколько я понимаю замысел, группа, поднявшая восстание, станет нашими союзниками. И как мы сможем работать с Мюллером после всего того, что он сделал?

– Он профессионал, – тихо произнес Тухачевский. – Наверное, самый лучший специалист во всей Европе, если не в мире.

– И что?

– Мы будем разбрасываться такими специалистами, особенно имеющими огромный опыт работы по Западной Европе?

– Но сможем ли мы ему доверять? – спросил Сталин, лукаво улыбаясь одними глазами.

– Он профессионал, который высоко ценит свою жизнь, – улыбнулся Тухачевский. – У нас уже сейчас, как я полагаю, достаточно материалов как для Великобритании, так и США. Обнародуй их, и в тех странах максимум, что его ждет, – жизнь под стражей. Пожизненное заключение. Куда ему бежать? В глухую провинцию? Пример Канариса вряд ли заставит его так рисковать. Но кроме кнута у нас есть и пряник – возможность профессионального роста и серьезное положение. Не забывайте, Мюллер очень амбициозен и политически не окрашен. Ему что левые, что правые – без разницы. Да, личность не самая приятная, но как специалист он будет полезен.

– С таким подходом нам большую часть руководства Рейха нужно перетягивать к себе, – скривился Василевский. – Ведь никто не будет скрывать того факта, что они профессионалы высокого уровня.