Ледяной поход генерала Корнилова - Андрей Юрьевич Петухов

дороге, и там во время захвата станции попал в руки большевиков»[102]. Благодаря чему, после двух пеших переходов, Антон Иванович долго страдал тяжёлой формой бронхита. Из-за привязчивой болезни на днёвках он вынужден был лежать в постели.

«Больно было видеть уходящую куда-то в неведомую даль нищую Добровольческую армию и тут же рядом стоящих у своих домов почтенных, хорошо одетых казаков, окруженных часто 3–4 сыновьями, здоровыми молодцами, недавно вернувшимися с фронта, – сокрушённо писал А. П. Богаевский. – Все они смеялись, говорили что-то между собой, указывая на нас…»[103]

– Ну что ж, станичники, не хотите нам помогать – готовьте пироги и хлеб-соль большевикам и немцам, – в сердцах крикнул одной из многочисленных казачьих семей генерал Богаевский. – Скоро будут к вам дорогие гости!

– На всех хватит, – при общем бурном смехе, не пряча улыбку в усы, громко ответил ему пожилой бородатый казак – глава семейства.

Авангард вышел за околицу и поднялся на возвышенность. Позади за Ольгинской виднелась станица Аксайская, а левее, в дымке, маячили Нахичевань и Ростов. Впереди открывалась взору ровная белая степь с большими чёрными пятнами проталин. День выдался весенний. На голубом небосводе ярко блистало большое солнце, разогревая степные просторы.

Обгоняя войска, в голову колонны крупной рысью проскакал генерал Корнилов «…на светло-буланом английском коне. Маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидит в седле, кругом него толпой скачут текинцы в громадных чёрных, белых папахах…»[104].

Поравнявшись с корниловцами, генерал слегка откинулся в седле, сдерживая поводьями коня.

– Здравствуйте, молодцы, корниловцы! – резким голосом басил генерал.

– Здравия желаем, ваше высок-дит-ство!.. – нестройно, но восторженно и звучно прокатилось по рядам полка.

В какой-то момент в белёсой дали замелькал табун диких лошадей. Группа кавалеристов метнулась им наперерез, но тщетно – дикие лошади помчались в разные стороны, а кавалеристы на взмыленных конях вскоре вернулись к дороге ни с чем…

Целый день, с небольшими остановками на отдых, добровольцы месили грязь. К вечеру авангард подошёл к Хомутовской и стал медленно втягиваться в станицу. За ним потянулись главные силы армии и разношёрстный обоз. Измотанные переходом лошади медленно тянули повозки по глубокой грязи, поэтому возницам не хотелось ехать в глубь селения. Забегали по станице квартирьеры, переругиваясь друг с другом из-за помещений. Хат на всех не хватало.

Со дня ухода армии из Ростова не было соприкосновения с противником, что притупляло бдительность. Поэтому на ночлег части разместились широко и даже беспечно, словно поход совершался не в кольце вражеских войск, а в мирное время. Обоз обосновался на въезде в станицу, на северной её окраине. Неподалёку, в крайних домах встало и сторожевое охранение, не разместив посты даже на гребень возвышенности. Хомутовская лежала в котловине, и не занятые добровольцами господствующие высоты давали шанс врагу для внезапного нападения.

Ночь прошла тихо. Однако утро 15 (28) февраля преподнесло добровольцам жестокий урок за их неосторожность. Они проснулись под грохот артиллерийских орудий, треск пулемётных строчек и винтовочных выстрелов. Сторожевое охранение прозевало появление неприятеля.

Это налетел кавалерийский отряд Шарова, силой около 200 шашек, бывшей 1-й бригады 4-й кавдивизии с 2 или 3 орудиями и при 4 пулемётах. Он действовал вместе с пехотным отрядом Шимановского, численностью до 300 штыков, выделенного Р. Ф. Сиверсом для преследования Добровольческой армии.

Первым попал под обстрел обоз. Поднимая суматоху, возницы громко кричали от страха и в панике бессмысленно метались по станице в разных направлениях. Напуганные внезапной стрельбой, люди и лошади не знали куда бежать. У страха глаза велики! Возницы очертя голову гнали своих лошадей, сталкиваясь, корёжа повозки, сбрасывая с подвод поклажу и загромождая дорогу на Кагальницкую. В угаре дикой паники добровольцы лишились всех запасов сахара и сала, собранных отделом снабжения.

– Куда скачешь?! – кричали им вслед пехотинцы, прибавляя в сердцах: – Эта сволочь обозная всегда панику сеет!..

Вылетали из ворот обозные телеги и повозки с ранеными. Отовсюду доносились команды:

– В ружьё!

К северной окраине селения на коляске с парой вороных коней подъехали встревоженные генералы Эльснер и Деникин. Им навстречу вышел главнокомандующий, окружённый адъютантами.

– По обыкновению наши разъезды прозевали, – невозмутимо пояснил он твёрдым голосом, – ничего серьёзного, будьте спокойны, господа.

Штаб армии и строевые начальники быстро водворили порядок и организовали бойцов. Каждая часть по тревоге выслала заслон. Отряд из марковцев и юнкеров, а также 3-я офицерская рота корниловцев спокойно рассыпались в пехотную цепь и пошли в наступление. Раздались редкие винтовочные выстрелы. Встала на позицию 1-я батарея подполковника Миончинского. Хладнокровно командуя артиллеристами, он расчётливо выпустил по врагу несколько снарядов, заставив замолчать вражеские орудия. Кавалеристы полковника Глазенапа нависли над флангом красных, и те поспешили ретироваться, прекратив огонь. «Офицерский полк понёс первые за поход потери: одного зарубленным и другого тяжело раненным в щёку сабельным ударом»[105], – подвёл итоги боя В. Е. Павлов.

Утренний сумбур послужил прекрасным уроком для обозных команд – впредь не расслабляться и не паниковать при первом же выстреле. Боевое охранение тоже намотало на ус – не терять бдительность в любой обстановке. Добровольцы втягивались в походную жизнь постепенно.

Кроме эмоций, связанных с трудностями походной жизни и налаживанием боевой спайки, у добровольцев проявлялись переживания иной природы, к которым многим из них бывало трудно привыкнуть. Известие, что Хомутовскую атаковали эскадроны 1-й бригады 4-й кавдивизии, в душе генерала Богаевского подняло тревожную волну смешанных чувств. Дело в том, что в конце 1914 года под Ломжей он командовал 4-м гусарским Мариупольским полком этой дивизии и хорошо знал многих её офицеров и нижних чинов. От сердца отлегло, когда выяснилось, что бывшие его подчинённые в деле под Хомутовской не участвовали.

Стрельба ещё не стихла, когда обоз начал вытягиваться из Хомутовской вслед за авангардом. Короткий боевой эпизод несколько задержал выступление частей на станицу Кагальницкую, до которой следовало пройти около 20 вёрст. Уже издали красные напоследок выпустили по добровольческой колонне несколько снарядов. По крайней мере один из них достиг цели. По свидетельству замыкавшего со своим полком колонну армии генерала Богаевского, он заметил в одном месте дороги воронку от снаряда и лужу крови.

Обращает на себя внимание опубликованный в воспоминаниях В. А. Антонова-Овсеенко фантастический доклад Шарова о его бое с частями Добровольческой армии под станицей Хомутовской. Чтобы оценить его запредельную мифологию, приведём полный текст описания боя. «Вёл бой под Хомутовской с четырёхтысячным отрядом “Белого Дьявола”, который был под командой Корнилова, – докладывал, по свидетельству В. А. Антонова-Овсеенко, Шаров. – Потерь у меня нет, а за время девятичасового боя убита у меня лошадь, четыре пулемёта расплавились в бою. Участвовали пехота, в составе 40 человек, кавалерия и 3 орудия моего отряда. Противник переходил несколько раз в контратаку, его артиллерия с такими колоссальными пехотными и конными силами побита мною здорово. Потерь у него около 600 человек; преследовать его