Все кошки смертны, или Неодолимое желание - Сергей Устинов

Я давно заметил, что, наглея, он почти перестает заикаться.

― Следи за х-ходом, ― продолжал Тима, явно кайфуя от сознания собственного величия. ― Первое: твой Кияныч поставлял девочек оптом, а также, бу-спок, и в розницу. Помнишь, как тебе Ц-цыпка сказала: между фотомодельным агентством и борделем разница не так уж в-велика. Второе: имеем г-газетные заметки. Ну скажи, как крупному ч-чиновнику при нужде гульнуть? Не на Т-тверскую же подаваться! А тут друзья-б-бизнесмены предлагают все по-тихому, да еще с выбором на любой в-вкус, да бесплатно, да...

― Да с последующим освещением в средствах массовой информации, ― с готовностью подхватил я.

Но Прокопчик посмотрел на меня с откровенным сожалением.

― П-помнишь, был такой советский анекдотец? Ф-фатализм по-американски: предлагают штатнику десять тачек, п-причем две без тормозов, он берет любую ― и по горной д-дороге. Ф-фатализм по-французски: десять телок, причем две больные, лягушатник хвать первую п-попавшуюся ― и в койку. И ф-фатализм по-русски: точно известно, что в компании из десяти человек двое с-стукачи, а наш чувак все равно рассказывает п-политические анекдоты! Нет, не догоняешь ты широкой с-совковой души...

На это я не нашелся, что ответить. Прокопчик же, восприняв мое молчание как свидетельство капитуляции, торжествующе продолжил:

― Т-третье: за Нинель охотились какие-то серьезные д-дяди, ты говоришь ― явно с п-профессиональными ухватками, удостоверениями ФСБ, но нетабельными п-пистолетиками. Кто такие? Ответ ясен: чья-то мощная служба б-безопасности. А на кого, спрашивается, эта служба работает? Тоже понятно: в данный момент на обиженных в газете чиновников. Вернее, на их крышу, на которую в газете намекают. Ребята из этой службы сперва убирают Шахова, потом Нинель. Возражения есть?

― Есть немного, ― откликнулся я, постепенно приходя в себя от его напора. ― Первое: Нинель никто не собирался убивать, она выпрыгнула с балкона, потому что не хотела даваться им в руки. А они-то как раз хотели увезти ее с собой: я свидетель.

― Ну... ― Прокопчик сегодня явно чувствовал себя в ударе: он задумался всего на секунду. ― Ну, предположим, хотели грохнуть ее где-нибудь в тихом месте ― и концы в воду. Дескать, пропала шалава без вести ― вполне можно от нее ожидать. Они ведь и папеньку хлопнули с инсценировкой, не забывай...

Во как: не забывай! У него это уже не версия, а установленный факт.

― Второе, ― сказал я. ― Что они искали у меня дома? И зачем было так тщательно прибираться у Нинель?

― Отвечаю. ― Тима самодовольно откинулся в кресле. ― П-прибирались потому, что не хотели оставлять там следы д-драки и вообще п-попытки похищения. А что искали у тебя... С-с чего ты вообще взял, что искали именно они? Вдруг это Нинель шарила ― еще до их п-прихода?

Представить себе, что могла искать у меня в квартире Нинель, я был не в состоянии. Но и опровергнуть этот тезис мне пока было нечем. Поэтому я оставил этот вопрос без разъяснения до лучших времен и спросил без особого нажима:

― Ну тогда третье и последнее: зачем?

― Что зачем? ― нахмурился Прокопчик, почувствовав в моей безмятежности подвох.

― Зачем это все? Похищения, инсценировки... Только потому, что Шахов поставлял девочек? А без него, наверное, будет некому...

― А м-месть? ― Тима аж привстал со стула, пристукнув по полу костылем. ― Месть за п-предательство? Ведь кто-то организовывал эти записи!

Я задумался.

Нет, не над последним бредовым пассажем Прокопчика. С одной стороны, кое-что в его рассуждениях было, какое-то здравое зерно. По крайней мере, насчет чьей-то мощной службы безопасности ― ребра от ее мощи у меня ныли до сих пор.

Но с другой ― многое не сходилось. И в первую голову не лез ни в какие ворота чертов собачий поводок, с которым на меня накинулись в заброшенном корпусе сумасшедшего дома. В этих трех соснах я уже плутал не далее как накануне вечером: натуральная маньячка, ненатуральная, в собственном соку... Тьфу, господи, будто килька какая-нибудь!

Прокопчик тем временем продолжал бурлить энергией трудового порыва.

― У меня есть один к-корешок, он сейчас по хозчасти в Союзе журналистов, а мы с ним з-знакомы еще по п-партийной работе, ― значительно сообщил он. ― Если даешь д-добро возобновить контакт, могу взять объект в разработку и разузнать, кто такие эти «Курвощипов» и «Блаж». Чем д-дышат, с какой ладошки кушают ― ну и так д-далее.

«Возобновление контакта» на птичьем языке Прокопчика означало дополнительные расходы на поход в ресторан ― вид оперативной деятельности, наиболее освоенный моим верным помощником.

Вообще-то мне было известно, что этап «партийной работы» в Тиминой карьере состоял в недолгом пребывании на ответственной должности водителя-экспедитора райкомовского буфета. Но хлебное место он был вынужден безвременно покинуть, по его уверениям, в результате сложной подковерной борьбы разных групп влияния за этот стратегически важный пост. А по моим сведениям ― вследствие собственного разгильдяйства: однажды по дороге с базы он забыл запереть задние дверцы в райкомовском «уазике», доверху набитом дефицитной жратвой. В условиях развитого социализма на ближайшем же светофоре мирно следовавшие по своим делам рядовые строители светлого будущего не смогли побороть искушения хоть одним глазком заглянуть в обещанный коммунизм. В тот день райкомовские труженики остались без обеда, а Прокопчик без работы.

Но одного достоинства Прокопчика невозможно отрицать: при необходимости он умеет извлекать из глубин своей биографии самых неожиданных персонажей, способных пригодиться в нашей многообразной деятельности.

Поэтому я, вздохнув для порядка, достал из сейфа сто долларов и протянул ему со строгим напутствием:

― Под отчет!

― Есть! ― в радостном предвкушении потеплев глазами, откликнулся он и за временным неимением второго каблука браво щелкнул костылями.

Прошло минут так семь, прежде чем он, созвонившись с оказавшимся в подозрительной доступности «объектом», упорхнул, оставив меня наедине с моими мыслями.

Мысли были вот о чем.

К какой бы спецслужбе, государственной или частной, ни относились мои новые друзья Мерин и Бульбочка, они вряд ли обладали даром ясновидения. А я, сколько ни напрягал память, не припоминал в своих действиях ничего, что позволило бы им вычислить меня и мою квартиру с такой быстротой ― меньше чем за полсуток! В случайности такого рода я не верю, следовательно, источник утечки информации надо искать вокруг себя. О том, что из всех населяющих столицу частных сыщиков расследованием убийства Кияныча занимаюсь именно я, к моменту гибели Нинель, кроме нее самой, знали: Люсик, ее брат Зина...

Кто еще?

Ага, третья сестричка ― Алиса. Прежде чем меня вынесло из ее воскового заведения, я, кажется, успел ей брякнуть что-то насчет того, что веду расследование.

И еще.

Также не было оснований предполагать телепатические способности у Дамы Бланк. Или ее имитатора, что в данном случае несущественно. Короче, того неведомого существа, которое сначала следило за мной (или за профессором? или за нами обоими?) на территории сумасшедшего дома, а потом пыталось меня убить.

Никого, кроме самого Ядова, я о своем визите не извещал, а дорога к психиатрической клинике была довольно пустынной. Хвост за собой я бы наверняка заметил.

Есть над чем подумать.

Все во мне еще протестовало против того, чтобы заниматься этим безумным делом. Но я, похоже, спасовал перед напором суетного Прокопчика и фактически снова им занимаюсь. Оставалось покориться обстоятельствам. По крайней мере до следующего, дающего повод бросить все к черту, случая. Хорошо бы ― не летального.

Итак, Мерин и Бульбочка.

Древние не зря говорили: бойся того, кто не ответил на твой удар. Прошло уже более суток, как они нашли мою квартиру и убили Нинель, но меня почему-то пока не трогают. А ведь я не просто помешал им ― я нанес тяжкое оскорбление. Я их унизил ― морально и физически. Или я плохо представляю себе, что такое любая спецслужба вообще и ее агенты в частности, ― или пистолеты и удостоверения у меня уже давно должны были вырвать вместе с печенью. Поэтому есть смысл самому попытаться предпринять профилактические меры для защиты собственных внутренних органов.

Для начала я пододвинул телефон и набрал номер своего давнего друга и конфидента Шурика Невмянова. То есть это для меня он по-прежнему, как и много лет назад, Шурик. А для многочисленных своих подчиненных в московском уголовном розыске ― товарищ полковник.

Голос Невмянова в трубке был подсевший, как у человека крайне утомленного.

― Что, Шурец, ― спросил я сочувственно, ― надорвался на борьбе с преступниками?

― Пиво вчера в бане холодное было, ― просипел он и в свою очередь поинтересовался: ― А ты чего такой веселый? Ободрал как липку очередного клиента?

Так пикироваться мы с ним могли довольно долго, но сегодня мне было не до словесного пинг-понга.