Неприкаянные - Меджа Мванги

Майна переходил от одной группы к другой, ища своих. Прибыла полиция. Полицейские сновали в толпе и расспрашивали людей, стараясь установить причину пожара. Много любопытных набежало из других районов города. Они стояли в отдалении и взирали на то, что осталось от Шенти-ленда. Но смотреть, в сущности, было не на что. Почему они не приходили сюда, когда жизнь в поселке била ключом? Этого Майна не понимал.

Бритва сидел, прислонившись спиной к дереву, в кругу своих верноподданных, в стороне от толпы. Даже в минуту бедствия они не желали смешиваться с жителями поселка.

Увидев своих, Майна чрезвычайно обрадовался. Он успел привязаться к этим полуграмотным, заблудшим людям, сознание которых отравлено наркотиками, алкоголем и беспутной жизнью.

Уже взошло солнце, а Бритва и его товарищи, переглядываясь, покачивая головами и бормоча что-то невнятное, все еще глазели на пепелище и на пожарников, бог знает что разыскивавших среди головешек. Возможно, они искали обгорелые кости, которые помогли бы им сосчитать число жертв.

Наконец Бритва встал и пошел прочь из поселка. За ним последовали остальные. Профессор беспокойно засопел.

— Куда мы идем?

— Что теперь будем делать? — растерянно спросил Каменобоец.

Оба вопроса повисли в воздухе. Бритва резко повернулся к Майне.

— Как это случилось? — спросил Майна.

— Мы спали, — только и сказал Бритва.

Майна вздохнул.

— Как прошла патрульная служба?

— Хорошо.

— Когда приступаешь?

— Завтра утром, — ответил Майна. — У тебя все готово?

Бритва протянул ему узел, который держал под мышкой. Майна взвесил его на руках.

— Здесь все, что я просил?

— Все.

Некоторое время они шли молча. Никто не отставал. Все доверились своему главарю — это его обязанность указать им, где их новое надежное пристанище. Даже Сара молчала, веря в его мудрость.

Солнце начало уже припекать. Ободранные, жалкие, они миновали предместья и приближались к городу. Майна, не выдержав молчания, спросил:

— Куда мы идем? Какие у тебя планы?

Вся группа шла теперь строем, по трое в шеренге. Впереди шествовали Бритва, Сара и Майна.

— Надо начинать все сначала, — ответил, не поворачивая головы, Бритва. — Есть одно местечко за городом. Надежное. Жить-то ведь надо, вот мы и будем жить.

Его мозг усиленно работал. Где-то в долине, поросшей темным лесом, есть для них место. Там, на берегах ручья они начнут новую жизнь. В прохладной тени деревьев вырастет новый Шенти-ленд. По примеру прошлых лет жители поселка перекочуют следом за ним на новую землю. Жизнь возобновится. Да, туда переберутся все, он в этом уверен. Потому что деваться им некуда. Подобно животным, преследуемым страхом и голодом, они будут вместе с ним искать в лесу убежище. Нет, для Бритвы поселок Шенти-ленд не погиб, хотя море огня и превратило его в пепел. Поселок просто заснул. Скоро он восстанет из руин, возродится в другой долине, на берегу ручья. Для этого требуется только картон, немного ржавой жести, глины и немного воли. Да, воли к жизни.

7

У жителей Кедровой аллеи уже давно были трудности с молоком. Ни одна из молочных фирм не хотела рисковать, доставляя молоко по узкой, избитой дороге: из-за того, что машины то и дело подпрыгивали на ухабах, фирма теряла много посуды. Одно время, желая возместить убытки, причиняемые скверной дорогой (особенно в дождливый сезон), торговцы брали за молоко на несколько центов больше, но вскоре возникло новое обстоятельство: начались жалобы на нечестность жителей этой улицы. От таких только и жди, что они удерут куда-нибудь, не оплатив счетов. В результате гражданам с Кедровой аллеи приходилось покупать молоко в городе, в то время как в соседние кварталы оно доставлялось аккуратно каждое утро.

Вот почему «жулики» с Кедровой аллеи так удивились, когда увидели на улице чернобородого, с воспаленными глазами молочника. Человек этот обошел все дома и объявил, что в городе создана новая фирма, готовая ежедневно, в любую погоду снабжать их молоком. Эта весть обрадовала хозяек. И условия простые; каждая семья лишь вносит задаток в размере пятидесяти процентов месячной стоимости молока. Ночью состоялись семейные советы. Мужья недовольно ворчали, но, поддавшись уговорам жен, в конце концов решили, что хотя у них и туговато с деньгами, молоко покупать надо. Тем более что требовалось внести только половину суммы. О том, что в конце месяца придется платить и вторую половину, никто пока не думал.

На следующий день Майна снова появился на Кедровой аллее — в белом комбинезоне, с папкой в руке, с авторучкой за ухом. Волосы у него были причесаны, ботинки аляповато вымазаны черным кремом, замешанным на угольном порошке. Он ходил по домам и собирал деньги, занося в тетрадку фамилии клиентов и номера домов. Опасаясь излишних расспросов, старался говорить как можно меньше. Некоторые домашние хозяйки склонны были объяснить его неразговорчивость стеснительностью и, вопреки возражениям мужей, выдавали застенчивому молодому человеку полную месячную сумму. В этих случаях Майна изображал на лице смущенную улыбку.

— Большое спасибо, мадам, — говорил он. — Вы получите молоко завтра утром.

После этого Майна шел в следующий дом. Теперь он уже умел обращаться с женщинами предместий. Этому он научился еще в то время, когда колол у них дрова и ухаживал за газонами. Никогда нельзя показывать женщине из предместья, что ты умнее ее. Оскорбленная твоей самоуверенностью, она уйдет во внутреннюю часть дома, куда никто из посторонних, не говоря уж о молочнике, не осмелится войти. Поэтому Майна вел себя деликатно (что женщинам очень нравилось) и старался ни в чем им не перечить.

Всего Майна собрал у скупых жителей Кедровой аллеи пять фунтов стерлингов. Это было больше, чем он рассчитывал получить. Пока что его дерзкий замысел давал хорошие результаты. Но как пойдет дело дальше?

В тот вечер, когда он, усталый, вернулся в новое убежище, началось обычное шумное пиршество. Предприимчивость Майны встретила всеобщее одобрение. Сара, не сдержав порыва нежности, принялась обнимать и целовать его, невзирая на неодобрительные взгляды Бритвы. Инстинкт самосохранения заставил Майну отвергнуть эти ласки, дабы не задеть самолюбия ее возлюбленного, хотя ни Подметальщик, ни Каменобоец, ни Профессор, ни все остальные не замечали в глазах своего предводителя ничего угрожающего.

— Угощайтесь, ребята, — приглашал Майна. — Завтра у меня будет настоящее дело.

Профессор так расчувствовался, что предложил Майне свою помощь.

— Обойдусь, — важно сказал Майна. — Дело это особое. Солидное. Тут требуются ум и обходительность, а у тебя этих качеств и в помине нет. Только мешать будешь. Нет, сынок. — Майна покрутил головой и громко рыгнул. — Сиди лучше дома, ешь и прибавь себе вот тут. — Он показал пальцем на голову. — Так и быть, папаша Майна за тебя поработает.

Они выпили сначала за успех нового предприятия Майны, потом — за то, чтобы Профессор поумнел. Поздно ночью — сытые, пьяные, усталые — друзья улеглись спать. Чувствовали они себя почти как в добром старом Шенти-ленде.

Наутро Майна встал раньше обычного. Деловые люди не спят допоздна, и Майна — не исключение. Он сходил на ручей, умылся, смочил водой свою жесткую бороду, потом надел белый комбинезон и отправился в предместья города. Тетрадку с записью имен, номеров домов и количества заказанных бутылок молока он аккуратно вложил в папку и взял под мышку, а в другой руке нес большую корзину, которую раздобыл для него каким-то таинственным образом Подметальщик.

Майна стоял под деревом, когда в другом конце Восточного проезда появился молочник. Тот шел своей обычной неторопливой походкой и насвистывал свою обычную навязчивую мелодию. Майна шагал сзади, стараясь оставаться незамеченным. Всякий раз, когда разносчик ставил у неосвещенного входа в дом очередную бутылку молока, Майна, выждав немного, подходил и осторожно перекладывал ее себе в корзину. Разносчик делал свое дело, а Майна — свое. После того, как с Восточным проездом было покончено, они свернули в Западный тупик, где повторилась та же процедура. Чем меньше оставалось бутылок у молочника, тем больше их накапливалось у Майны. В конце улицы молочник сел в автофургон и поехал дальше, а Майне, как и в первый раз, пришлось прыгать в канаву. Потом он собрал остальные бутылки и, не переводя дыхания, потащил корзину на Кедровую аллею. Там, на «своей» территории, он разнес молоко по адресам, завернул пустую корзину в тряпку и спрятал под кедровым кустом. А теперь — скорее назад, в новый Шенти-ленд — там он с друзьями будет ждать дальнейшего развития событий.

Жители Кедровой аллеи наслаждались свежим молоком, в то время как жителям Восточного проезда и Западного тупика нечем было даже забелить чай. Мужья, уезжая на службу, не знали, чем их жены будут кормить маленьких детей. Сначала они предположили, что сломался автофургон (хотя многие могли бы поклясться, что рано утром слышали шум мотора и знакомое посвистывание разносчика) и что на следующий день им компенсируют недостачу и пришлют извинительные записки. Но прошла неделя, а ни молока, ни извинительных записок от фирмы не поступало.