Иллюзия (сборник) - Анна Эккель

Коленки начали трястись и ноги подгибаться, когда она стала подходить к ресторану. Сейчас ее позорно не пустят даже на порог, но швейцар, на удивление, склонился в поклоне и открыл перед нею дверь. Она вошла в залитое хрустальным светом фойе. Пока снимала куртку, из ниоткуда появился метрдотель. Он, приветливо улыбаясь, сказал:

– Добрый вечер. Позвольте, я провожу вас к столику. Татьяна потеряла ощущение реальности. Она была в сказке. Роскошь, приглушенный свет и звуки, запах изысканных блюд, дорогого табака и духов действовали завораживающе. Пройдя через весь зал, они оказались в укромном уголке. Из-за шикарно сервированного стола встал мужчина с розой. Он галантно поклонился, поцеловав ей руку, и, протянув цветок, сказал:

– Я бесконечно рад, что вы не отвергли мое приглашение. Прошу, присаживайтесь.

Татьяна присела за стол и как это делают в кино, поднесла розу к лицу, загадочно улыбнувшись, понюхала ее, давая тем самым понять собеседнику, что она готова его слушать. Про себя подумала, что сейчас начнется второй акт пьесы, в котором не будет ничего хорошего, чтобы уравновесить приятные события, первого акта.

– Меня зовут Адам Смит. Я уполномочен провести с вами переговоры.

– О чем? – промурлыкала Татьяна.

– О покупке у вас для издания и экранизации некоторых ваших произведений.

Татьяна от неожиданности поперхнулась воздухом. «Ну вот и началось», – подумала она и выронила розу из рук.

– Пардон. Покупки чего? – спросила вслух.

– Ваших произведений.

– Извините, каких?

– Тех самых, что на сайте «Проза.ру».

«Так, ущипните меня кто-нибудь!» – подумала она, не веря своим ушам.

– Ваш псевдоним – Анна Эккель?

– Да, и что?

– Мы хотим купить у вас право на публикацию и экранизацию.

Повисла пауза. Татьяне необходимо было время для того, чтобы осознать происходящее. Очень уж нереально как-то. Для ускорения мыслительного процесса она часто захлопала ресницами. Ресницы у нее действительно очень красивые, необыкновенно длинные и пушистые, словно искусственные. В детстве ребятня от зависти дразнила ее, и она, отчаявшись, один раз даже подожгла их спичками. Ну, это было давно и последствий не осталось.

Она пригнулась к столу, давая понять, что хочет задать ему деликатный вопрос. Он тоже склонился словно заговорщик, чтобы услышать.

– Excuse me, please. А зачем покупать-то, не понимаю?

– А как еще? – спросил господин Смит, округлив глаза.

– Как? Очень просто – стырить.

– Что значит «стырить»?

– Литературно выражаясь – украсть. Я ведь даже знать не буду. Только если Оскара получите за экранизацию, тогда да.

– No, it is not! It is impossible, – энергично запротестовал он.

– Почему нет? Почему невозможно?

– Закон есть закон! Ни-ни.

Татьяна глубоко вздохнула и, немного помолчав, спросила:

– Я еще декупажем занимаюсь. Может быть, некоторые вещички для Museum of Modern Art заодно прикупите?

– Не уполномочен, – не поняв шутки, сухо ответил господин Смит.

– Жаль, а то деньги нужны. Ну, ладно, так и быть, уступлю вам, хотя у меня уже есть предложение от одного издательства. Это – издание стенной газеты под названием «За третью молодость» в Собесе, тиражом в один экземпляр. Соседка-бабулька, страстная поклонница Татьяниного творчества, устроила протекцию. Ну это уже мелочи.

– Я надеюсь, вы решите вопрос в нашу пользу. Мы заплатим хорошие деньги.

Вспомнив сцены из зарубежных фильмов, Татьяна сказала:

– Мой литературный агент к вашим услугам. С ним и оговорите все подробности контракта.

«Агентом» она сделала кавалера той же соседки – Соломона Михайловича, который всю свою жизнь проработал юристом. Имя свое он оправдывал на сто процентов – соседи ходили к нему за советом, а уж америкашек-то свернет в бараний рог только так.

– Ну, тогда, как у вас говорят, по рукам? – довольно улыбаясь, сказал господин Смит.

– Ага.

Тут же материализовался официант с бутылкой знаменитой «Veuve Clicguot». Татьяна сглотнула слюну и… проснулась.

Полежала немного, понежилась в постели, вспоминая приятный сон. Встала и, натянув халат, пошла на кухню выпить водички. Замерла прямо на пороге. На столе в скромной вазочке полыхали кумачом три аленьких цветочка. В дверь кто-то позвонил…

От неожиданного звонка в дверь Татьяна невольно вздрогнула.

– Господи, кого еще несет?

Резко повернулась и решительно пошла к входной двери. Посмотрела в глазок, что-то белое и непонятное колыхалась за дверью. Она осторожно приоткрыла ее, и все стало ясно.

Это Соломон Михайлович, и в руках он держит ветку прекрасных белых лилий. За букетом его лица не видно, но по голосу понятно, что он улыбается:

– Мици-мици, моя хатуличка.

Татьяне ничего не оставалось, как ответить в его тональности:

– Муррр, мяууу.

Это была такая игра еще с самого детства. Он обожал ее и называл сначала котенком, а когда выросла – кошечкой. Она была ровесницей его сыну Мише, с которым дружила. Соломон Михайлович мечтал видеть Татьяну своей невесткой, но жизнь распорядилась иначе.

– Почему, моя девочка такая грустная? Сегодня праздник! Бери пример со старшего поколения. Твоя соседка и моя невеста с самого раннего утра при параде. Вот, что значит старая школа. А вы, молодежь, будете ходить в халате все три дня, словно вечные. Нельзя так, надо беречь каждый день, каждый час своей жизни. О вы, беспечные!

Татьяна взяла из его рук букет, залюбовавшись необыкновенной красотой волшебных цветов и их приторно-обворожительным запахом. Цветы свежи, словно их только что срезали.

Гость был уже на кухне и ставил чайник на плиту. Значит, сейчас будут пить чай и серьезно разговаривать.

– Знаешь, деточка, я завтра улетаю к Мише.

Он замолчал и глубоко вздохнул, представляя ее со своим сыном дружной семьей с кучей детей, его внуков. Махнув рукой, словно разгоняя видение, продолжил:

– Я с ним переговорил и рассказал о твоей попытке стать писательницей.

Татьяна хотела прервать его и сказать, что он слишком серьезно воспринимает ее жалкие потуги на литературном поприще. Но он жестом остановил ее. Продолжил:

– Деточка, разве тебе не говорили, что старших нехорошо перебивать. Мы (я и моя невеста) решительно утверждаем, что у тебя есть талант. При определенных условиях ты смогла бы стать писательницей не хуже, а, скорее, даже лучше нынешних донцовых и устиновых. Нужны условия для того, чтобы сделать первый шаг, – он самый трудный, а там тебя уже подхватит волна и дело пойдет намного легче.

– Ох, Соломон Михайлович, вы меня «по-соседски» перехваливаете. Вам только кажется. Вы необъективны.

Он хитро улыбнулся и ответил:

– Ты помнишь, чтобы я хоть раз брался за проигрышное дело? Нет! Вот именно. Прежде чем развернуть кампанию за продвижение твоего таланта, я, конечно же, проконсультировался со специалистами, и они меня заверили, что задуманное мной возможно. У меня нет времени. Неси сюда твои рукописи. И без разговоров.

При этих словах он показал Татьяне на дверь, ведущую в комнату. Та глубоко вздохнула и поплелась к компу.

Скинув все «творения» на флэшку, подумала: «А почему бы и нет. Ведь приснился же мне сон, и неспроста, а под пятницу. Бабуля говорила, что пятничные сны всегда сбываются. Надо бы что-нибудь сказать, на удачу. Помолиться или какое-нибудь заклинание прочесть».

Она стояла и держала в руке изящную флэшку, от которой, может быть, зависела вся ее дальнейшая судьба. Пытаясь сообразить, что сказать в напутствие, она молчала. И тут само родилось: «Если это надо, пусть это случится. Заклинаю тебя самим основателем и нашими прародителями Фондом ВСМ, и…»

Но мысли Татьяны прервал Соломон Михайлович:

– Это и все!? Все в этой фитюльке? Надо же, как прогресс шагнул. Поцелуй, Кошечка, меня на прощание.

И он не по-отцовски смачно поцеловал Татьяну в губы, а она подумала: «Соседке явно повезло».

Он почувствовал, что переусердствовал, и, чтобы сгладить неловкость, сказал:

– Я этот поцелуй Мише передам.

Наверное, перед его взором опять всплыла семейная фотография, где Миша – муж, а Татьяна – его жена, беременная седьмым ребенком, сидят в фотоателье и вокруг них голубоглазые и кудрявые детишки, похожие на ангелочков.

И уже за порогом Соломон Михайлович сказал:

– Совсем забыл. Миша теперь работает на киностудии Paramount Pictures. Мой брат передал ему свои акции, теперь он там не последнее лицо. Так, что подумай, хатуличка. Мици-мици…

КОЛЬЦО ОТ ТИФФАНИ

Жил был генерал, имел чудесную семью. Жену Наталью и сына Никиту. Жили, не тужили, готовились отметить серебряную свадьбу. Супруга мечтала о настоящем торжестве: когда она выходила замуж за своего курсантика, они не могли себе ничего позволить, даже невестин букет состоял из цветов наскоро сорванных с городской клумбы.

Медные кольца были заказаны у цыгана-кузнеца за рубль. Когда Николай пришел за ними, то вышла цыганка, взяла их в руки и, наклонившись над кольцами, пошептала что-то, затем, отдавая жениху, сказала: