Новый Мир ( № 12 2012) - Новый Мир Новый Мир

В институте рассмотрели мои бумаги, выданные в Николаеве. Там сохранились, оказывается, довоенные документы, свидетельствующие об успешном (все пятерки) окончании двух курсов.

— Пятый семестр кончается через две недели. Вы его не прослушали. С первых чисел января надо сдавать шесть экзаменов, а до этого двенадцать зачетов. Да и подзабыли вы все за эти страшные годы перерыва. Что будем делать?

— Попробую сдать за пятый.

— Гм, попробуйте, не получится — вернемся в четвертый. Пойдемте, я представлю вас вашим новым товарищам.

Группа — человек двадцать пять, пополам ребята и девушки. Смотрели с любопытством, откуда вдруг в конце семестра свалился этот старик. Заметили, что писать мне не на чем и нечем, поделились. Сразу поняли ситуацию с зачетами и экзаменами. Совершенно по-товарищески, даже по-матерински сочувственно одна девушка, назвав меня тут же Колькой, заявила:

— Вот расписание экзаменов. Первый — 2 января. Сначала нужно сдать зачеты. Мы дадим тебе конспекты лекций и поможем с зачетами. Начинать надо с этого. Пойдем на кафедру и в лабораторию, договоримся. Они должны сделать тебе исключение.

Сразу два чувства охватили меня: благодарность и настороженность. Первое понятно. Второе — а не атака ли это на мою независимость? Смотрю в глаза. Опыт прожитых лет однозначно подсказывает: говорящая искренна. Принимаю в полном объеме с молчаливой благодарностью. То была Мила Клейман. Потом вышла замуж за академика. Сейчас с ним живут в Лос-Анджелесе.

Месяц — никаких отвлечений: каждая минута зубрежке, сдачам, редкому глубокому сну. Ничего не вижу вокруг. Закончил сессию вместе со всеми. Итог — пять пятерок, одна четверка по металловедению.

Сразу жизнь в корне изменилась, стала нормально студенческой. Время, правда, было не разгульное, голодноватое и безденежное. Помогал доппаек “за успехи в учебе” (тушеная капуста) и повышенная стипендия. Продал костюм, подаренный Карлом Вайтушатом (и что за славный был мужик!). Костюм хороший.

Главное — появилась возможность окунуться в ленинградский мир искусств. Кирилл Токарский, коренной питерец, блестел не только очками, но и особым лоском знатока. Мила и Элла постоянно, ежедневно планировали походы в театры и музеи. А потом делились впечатлениями.

Вася! Я постараюсь доучиться, послушаю и посмотрю за двоих, а потом и поработаю тоже за обоих! Пойду на вечерние лекции по изобразительному искусству в дворцовый театр Эрмитажа, не пропущу ни одной. Я буду ходить на все выставки в Ленинграде, а потом и во всех городах, где доведется бывать. И ты будешь всегда со мной. Пусть об этом никто не узнает; кому до этого дело? Важно, что мы рядом. Ты еще поможешь мне — впереди жизнь, работа, неизвестность — ведь я тут на сомнительных правах, человек случайный.

В то время радовался и грустил весь Ленинград. Да и весь Союз. Ленинградцы первые воскресали и физически и духовно, замерзшие, голодные… Страна напрягалась, чтобы помочь жителям города. Поначалу ограничили въезд, чтобы не усугубить проблемы. Возвращались эвакуированные, дозволено въезжать студентам. Но рвались и прорывались, маскируясь под солдат, разные люмпены. Начались грабежи. Пострадал и я. Уголовного типа мужик в солдатском обмундировании с подручными создали давку в трамвае, один строил мне разные рожи. Пока я наблюдал это представление, на остановке народ схлынул, я схватился за карман — пусто. А ведь там были сохранившиеся в плену солдатская книжка, студенческий билет, довоенный и теперешний, продовольственные карточки, паспорт, часть стипендии. Все это пригодилось уголовнику. Небось и паспорт, и красноармейская книжка долго были хорошей крышей. Годы спустя я не мог предъявить документы об участии в войне, и это сильно мне вредило.

Мне предлагается тема для диплома несекретного профиля. Мне одному из группы. Все ясно: не допущен, никаких иллюзий.

Преддипломная практика. Четверо — все из нашей комнаты — выбираем Арктику, Главсевморпуть.

Едем в Архангельск. Получили направление мотористами на дизельный ледокол американской постройки, полученный по ленд-лизу во время войны.

Каблуки четко тукают по дощатым тротуарам, особенно утром под окном гостиницы. Величественный Петр. Широкий проспект. Ледокол невелик, много меньше наших “утюгов” с паровыми машинами. И как это трудно было, видно, конструкторам решиться на столь несовершенную технику! 12 котлов, угольных! 4 смены кочегаров, по 2 человека на котел. 100 кочегаров! Сотни тонн угля, вручную с тачками да бадьями в условиях Диксона, например. Его еще надо туда завезти и выгрузить. Кошмар! И все — ради необходимости частого реверса: ледокол должен долбить лед повторными ударами. Машина позволяет, дизель — нет.

А вот американец реверсировал. Во-первых, у него 6 дизелей по 2 тысячи сил, мощнее наших “утюгов”. Работают на генераторы, а те — на 3 электродвигателя, легко реверсируемых (один винт тянущий, в носу). Система качки — мощные насосы перекачивают воду в бортовые отсеки. Это для продавливания льдов бортами. Компактность, мобильность, нет котлов, кочегаров, угля! Заправка дизтопливом на полнавигации без участия рук. Правда, дизеля Фербенкс-Морзе при всей компактности настолько шумны, что вахта обменивалась только условными жестами. И первое время пару часов после смены в голове такой шум, что и спать невозможно. За температурой и давлением масла, температурой охлаждающей воды следит автоматика, регулирующая открытие соответствующих клапанов и ревом сирены и миганием лампочек извещающая о наступлении предельных значений.

Практически дежурство сводится к подтиранию масляных подтеков, уборке льял, ведению вахтенного журнала, проверке работы автоматики по приборам. Загрузка двигателей задается с мостика.

Во время качки ситуация меняется. Спускаясь по крутому трапу в машинное отделение, то испытываешь взлет, то проваливаешься в пропасть. При реве двигателей, дыме от горящего масла, жаре от моторов — всех этих прелестей, ударяющих в тебя при проваливании на волне, кажется — летишь в ад, смердящий и пекущий. Голова кружится, желудок выворачивается... Пересиливая, спускаешься, ложишься на слани, распираешься ногами, чтоб не покатиться. Мутит, тошнит. Только смотришь на стрелки приборов и ждешь смены через четыре часа. За сутки дежуришь дважды.

Во льдах качки нет. А при стоянке и вовсе благодать. Снимаем схемы систем, чистим теплообменники, набиваем сальники, меняем или добавляем масло, подтягиваем крепеж.

Практика была трудной и интересной. 33 раза встречались с белыми медведями. Одного убили — шкура понадобилась старпому. Фотография медведя, поднимаемого на палубу, есть у меня в пакете арктических снимков. Кстати, котлеты из медвежатины разят рыбой.

В апреле 49-го защита дипломов. Распределение.

После войны учебные институты, конструкторские бюро, исследовательские институты растут, жаждут молодых специалистов. Почти все из моей группы распределены именно туда. Я и Шишкин — первые по оценкам. Он — остается при кафедре. Меня — в Пеледуй. Что это, где?

Просидев час в приемной ректора, понял — со мной говорить не будут. Несколько дней, пока оформляются документы, я молча пролежал на койке, никуда не выходя, с томиком Надсона.

Ребята, чувствую, в большинстве сопереживают. Но молчат. И правильно делают. Себе навредят, мне не до состраданий. Славная девушка, Таня Крестьянинова, обычно мягко так, по-доброму смеющаяся, вытащила меня на воздух, в парк при Петропавловке. Сквозь смех, чтоб поддержать, да видимо, и самой определиться, прозрачно намекнула, что верит, что готова разделить участь.

— Ах, Танечка! Как я могу об этом сейчас судить? Мне нужно понять, кто я советской власти, что будет со мною. Как могу я рисковать жизнью близкого человека, на что я его обреку...

Хлынул дождь, пригнулись под плотную сирень. Смеемся.

— Вот видишь, — дышит Татьяна, — вот хоть ты и не Евгений, а сцена признания ее и рассудочного ответа его точно по Пушкину.

Таня вышла замуж за однокашника-фронтовика. Стала вторым секретарем парткома громадного судостроительного завода в Комсомольске-на-Амуре.

Москва

Перед тем как явиться за направлением в Управление Главсевморпути на Варварке (ул. Разина), пошел искать правды в ЦК КПСС на Старой площади. Звоню, прошу принять для беседы.

— По какому вопросу? — спрашивает корректный молодой голос.

Кратко объясняю, мол, был в плену, не считаю себя изменником, ищу реабилитации.