Героини - Эйлин Фэйворит

— Откуда ты знаешь? — спросила Кристина.

— Ей-богу! Я слышала, об этом все говорят. — Джеки продолжала раскачиваться на стуле.

И тут я с испугом подумала, что эта странная девочка знает, должно быть, все и про всех. В том числе и про меня. Я в красках представила себе, как Джеки крадется по коридорам, прячется под кроватями, запирается в кабинке туалета и подслушивает, о чем говорит персонал. Дженнифер обернулась и взглянула на Джеки, будто хотела растерзать. Зубы ее были плотно стиснуты, глаза сузились, губы дрожали. Она издавала странные звуки — нечто среднее между рычанием и мурлыканьем. Затем отвернулась, подняла голову и уставилась на постер с радугой. Я задрожала от страха.

— Да уж, Джеки, — сказала Пегги. — И все-то ты знаешь! Ты не имеешь права говорить за другого члена группы. И сядь прямо, пожалуйста. Иначе упадешь и разобьешь голову. Так, поехали дальше. Пенни, ты готова рассказать нам, почему попала сюда?

— У меня мать сумасшедшая.

— Нет, нет, нет! — Элис вскочила и замахала руками над головой, точно сигналя кому-то, кто находился в трех кварталах отсюда. — Она должна говорить о себе, а не о других!

— Сваливание вины на другого до добра не доведет! — назидательно произнесла Джеки. Погрозила мне пальцем и закрыла подбитый глаз. Синяк ее стал желто-коричневого цвета. Она улыбнулась, показав бесцветные зубы.

Я забормотала, как зомби:

— Я ничего не сделала. Я не знаю, почему сюда попала.

— В таком случае тебе следует хорошенько подумать об этом, — заметила Пегги. — Давайте послушаем кого-нибудь из девочек, кто здесь уже давно. Ведь человеку нужно время, чтоб разобраться в своих ощущениях.

— Я знаю, почему она здесь, — сказала Кристина. — Она не виновата, это правда! Честное слово, не виновата!

Говорила она вроде бы искренне, но в голосе было что-то зловещее.

— К ним в дом приходили героини. Из разных пьес и романов. Это правда!

— Довольно, Кристина, — одернула ее Пегги.

— Это правда. Она считает их настоящими.

— Заткнись, Кристина! — рявкнула я.

— И она так гордится, так важничает, что все эти знаменитые дамы хотели пожить в их прекрасном доме! А еще они…

— Я сказала, довольно, Кристина! — сурово оборвала ее Пегги.

Я сжала кулаки и представила, как наброшусь на Кристину, схвачу за горло и придушу. Это правда, героини приносили мне только проблемы. Мама носилась с ними как с писаной торбой, на меня времени не хватало. Но тот факт, что кто-то посмел сказать, что я их выдумала для того, чтобы привлечь к себе внимание, привел меня в ярость. От взрослых еще можно было ожидать подобного: Но от Кристины…

— Заткнись, ты, гадина! — взвизгнула я.

Какая же я дура, что все ей рассказала! Ведь я ее едва знала, а теперь она всеми силами старается сделать из меня сумасшедшую. Что ж, сама виновата, никто меня за язык не тянул.

— Вы обе получаете предупреждение! А теперь — перерыв. Полная тишина! Закрыли глаза, дышим глубоко!

Пегги, Дженнифер, Элис и Мария закрыли глаза и запыхтели, а я впилась взглядом в Кристину. Она выпучилась своими жабьими глазами сначала на меня, потом на Джеки. А та переводила взгляд с Кристины на меня и обратно, как маятник. Остальные дружно делали глубокие вдохи и выдохи, сопя, посвистывая и хлюпая носами. Эти звуки были просто невыносимы. Кристина сидела в прежней позе, откинувшись на спинку стула, дрыгала ногами, а потом вдруг запела:

— Я влюбилась в парня, только о нем говорю! Я влюбилась в парня, только его и люблю! Жить без него не могу!

— Опусти ноги, будь добра, — заметила Пегги. — Перестань кривляться!

Кристина крепче ухватилась за сиденье и задрала ноги еще выше. Из-под мини-юбки виднелись голубые трусики.

— Влюбилась в него по макушку и стала потом…

— Потаскушкой! — пропела Джеки. — И стала потом потаскушкой!

Расшнурованный кед Кристины свалился с ноги на пол, в воздухе мелькнули белые носки. Внезапно она развернулась и двинула Джеки ногой прямо в лицо, всего на дюйм не дотянувшись до рта. Все так и остолбенели. Даже Джеки замерла, не сводя остекленевшего взгляда с покрытых красных лаком ногтей на пальцах, торчащих из дырок в носках. Руки Кристины, балансирующей на стуле, заметно дрожали, но ноги были вытянуты и напряжены, как струна, прямые, загорелые, сильные, с высоким подъемом.

— Кристина! Получаешь предупреждение! — Пегги так резко вскочила на ноги, что стул отлетел.

Кристина торжествующе улыбнулась. Ее великолепные ноги были по-прежнему высоко подняты. Затем она раздвинула пальцы, торчащие из дырявых носков, и крепко ухватила ими Джеки за нос.

Та взвизгнула от боли и резко оттолкнула ее ноги. Стул выскользнул из-под Кристины, она оказалась сидящей на полу, в то время как руки продолжали опираться о сиденье. Подтянувшись, она вновь уселась на место. Группа разбушевалась. Элис топала ногами и кричала: «Нечестно! Нечестно!» Даже на непроницаемом лице Дженнифер возникло подобие улыбки, а потом она отодвинулась подальше, точно не желала иметь ничего общего со всем этим безобразием. Мария закрыла лицо руками. Вызывающая храбрость Кристины произвела на меня неизгладимое впечатление. Поначалу я остолбенела, а потом разразилась истерическим хохотом. Джеки сорвалась со стула. Сжала кулаки, оттопырила задницу, присела на корточки и запрыгала, вытянув нижнюю губу. Она походила на рассерженную обезьянку. А потом я услышала журчание и увидела, что она писает — прямо на пол.

Раздался скрип колесиков — это Мария устроилась в кресле Пегги и разъезжала в нем по комнате. Пегги метнулась к двери, обронив при этом ложечки, которые веером разлетелись по полу. Дженнифер подскочила и стала собирать их, засовывая под мышку.

Пегги подбежала к двери и нажала тревожную кнопку. Потом высунулась в коридор и завопила:

— Мистер Гонзо! Мистер Гонзо! Сюда, в комнату для занятий! Скорее!

У ног Джеки расплывалась целая лужа мочи, мутной и ярко-желтой от витаминов и таблеток. Кристина восседала на стуле, неподвижная и гордая, как кинозвезда. Сидела, закинув ногу на ногу, и делала вид, что дымит сигаретой. Потом перебросила длинные волосы через плечо, и я услышала потрескивание статического электричества.

В комнату ворвались двое санитаров и ухватили Джеки за руки. Джеки брыкалась и верещала. Когда ее пронесли над лужей мочи, она резко подобрала под себя ноги и оставалась в этой позе, даже когда ее вынесли в коридор.

— Все по палатам! — скомандовала Пегги. — Занятия окончены. А тебя, Кристина, ждет испытательный срок.

— Подумаешь, напугала! Да мне плевать!

— Посмотрим, как ты запоешь дальше. Это шестое предупреждение за неделю. Придется поместить тебя в изолятор. — Она снова высунулась в коридор. — Мистер Гонзо!

Кристина указала на лужу мочи.

— Похожа на фасолину, верно?

В помещение ворвались еще двое санитаров. Их выпуклые накачанные груди украшали связки, ключей. Пегги указала на Кристину.

— Взять ее! В изолятор!

Санитары схватили Кристину за руки и рывком стащили со стула. Но она была не из тех, кто легко сдается. Одного двинула ногой в бок, другому заехала в подбородок. Они еще крепче ухватили ее за руки, затем один из санитаров зашел ей за спину и пнул под колени, чтобы подогнулись ноги. Но Кристина держалась. Пронзительно верещала Элис. Мужчины подняли Кристину и быстрым резким движением уложили на пол лицом вниз. Из ее носа хлынула кровь. Мини-юбка задралась, полностью открыв голубые трусики. Они навалились на нее сверху, припечатали ноги к полу, затем завернули руки за спину. Я видела, как один из санитаров выкручивает ей руку.

— Руку сломаешь, гад! — завопила Кристина.

— Когда ты научишься вести себя прилично, Кристина? — спросила Пегги. — Тебе следует подумать о своем поведении.

Один из санитаров расхохотался.

— Да ей нравится, когда ее мнут.

Тут Кристина заговорила голосом Бланш Дюбуа.

— Что может предложить такой мужчина, кроме грубой животной силы? — Они навалились снова, вдавили ее плечи в пол. — Что за представление разыгралось у нас сегодня! — А потом захихикала противным тонким голоском: — Говорят, я должна сесть в трамвай «Желание»!

— Поставьте ее на ноги! — приказала Пегги.

Санитары рывком подняли Кристину с пола.

Теперь она стояла неподвижно и ровно, как натянутая струна. Кровь капала на блузку. Верещание Элис постепенно перешло в визг, как у гончей собаки. Потом она затопала ногами, задергалась, точно марионетка.

Никогда прежде не видела я ничего подобного. Меня напугало, как грубо, даже жестоко они обращались с Кристиной. Но хуже всего было то, что Кристина, по-видимому, привыкла к такому обращению. Она улыбнулась уголком рта и подмигнула мне. От вида льющейся на блузу крови меня затошнило, закружилась голова, и я присела на корточки, боясь, что вот-вот упаду в обморок.