Карьера - Александр Николаевич Мишарин

— Нет! Ты все-таки пьян!

Это был не приговор, а все-таки вопрос, подозрение. Без стоящих улик…

Кирилл плюхнулся в кресло с полным бокалом сухого итальянского вина. Он знал, что должен что-то вертеть в руках, что-то пить, с чем-то играть… Он начал с нападения.

— Что ты делал так поздно…

— Как что? — нахмурился Тимошин. — Работа…

— Да! Работа творческая! — почти выкрикнул Корсаков. Как хлестнул ремнем. И снова спросил в лоб: — И все-таки что тебя задержало так поздно? В кабинете?

— Ты знаешь… Это… Брось! — Тимошин начал подниматься из глубокого кресла. Но при его толщине выбраться из низкого и очень мягкого кресла было нелегко.

— Тебе помочь? Ты собрался уходить?

Сергей посмотрел на него, но промолчал. Снова откинулся на спинку.

— Ну?

— Ты не ответил на мой вопрос? — Кирилл отпил немного вина и долго держал его во рту… сосредоточенный только на вкусе вина. Тимошин не отвечал.

— Что вы решили? С Иваном Дмитриевичем? Обо мне?

Он поднял глаза на Сергея. Тот уже успокоился. Лишь снисходительно улыбался.

— Да он… О твоем существовании… И не знает!

— Знает! — резко ответил Корсаков.

— Что у твоего отца есть сын… — как маленькому, по складам, начал объяснять Сергей, — …он знает! Знает! А что ты за фигура… Его это не занимает!

— Но занимает… тебя! И не только… Тебя?!

Тимошин вздохнул. Посмотрел в потолок, мол, ну что с «дитем неразумным» обсуждать серьезные вопросы?

— Я… твой товарищ! У меня сердце за тебя болит…

— И поэтому… Ты еще раз просматривал мое личное дело?

Тимошин вздрогнул. Кирилл Александрович задал этот вопрос наобум, на шермака, по интуиции. Он не думал, что попадет так точно… В самое яблочко!

— Меня просили… — пытаясь понять, откуда и что Корсаков знает, ответил Сергей Венедиктович.

— После того… Как ты увидел нас с Линой на даче? — подался вперед Корсаков. — Там ведь не должно было быть… Меня?! Когда туда едет Логинов?

Он сделал промах, Тимошин понял, что Корсаков знает меньше, чем хочет показать.

— Ой-ой-ой! — протянул Сергей. — Какого ты, однако, о себе… высокого мнения?

Он уже смеялся, даже подхохатывал… Привычным жестом оглаживая жилетку на животе.

— Ас этой бабой… Ты вообще можешь попасть в кучу дерьма! — как старший, уже сберегал Тимошин. Он уже «заботился» о старом друге. — Она тебя знаешь, куда втянет? Всю жизнь не отмоешься! Сегодня я все выяснил! Никакой помощи!

Сергей Венедиктович перестал смеяться.

— А уж муж ее… Этот Жигач! Я же вчера тебе говорил…

Он сейчас торговался с самим собой! Сколько можно открыть Кириллу…

— Чего они тут сидят? Чего не убираются? В какой-нибудь там… Израиль?

— А разве Жигач — еврей?

— Да нет… Так это еще хуже!

— Что значит «хуже — лучше»?

Тимошин посмотрел в его непонимающие, святые глаза и только махнул рукой.

— Вот и пропадешь ты… Вместе с ними, со всеми! Ни за грош! Как «кур — в ощип»!

Кирилл сидел, похожий на задумавшегося школьника.

— Ну, что ты порешь?! — разозлился, наконец, Корсаков. — У тебя же самого жена — еврейка?!

Он был в ярости. На самого себя. На то, что бродил в темноте! Что многого не понимал… А от этого «многого» зависела его судьба, честь, дети.

— Ты мне антисемитизм… Не пришивай! — спокойно, грозя пальцем, предупредил Тимошин. Предупредил нехорошо! С подозрением.

— Я кажется… Кое о чем… догадываюсь, — начал Корсаков.

Сергей Венедиктович поднял глаза — в них было беспокойство. Кирилл это увидел. Он не ошибся. И поэтому не стал продолжать.

— Ну…

— Мы не на равных говорим, — Корсаков сел, закинул ногу на ногу, давая понять, что теперь инициатива у него. — Ты знаешь многое! Если не все… Я же только догадываюсь? Понимаешь разницу?

Тимошин понимал! И поэтому продолжал с осторожностью человека, вступившего с твердой земли на лед…

— Пока ситуация… Контролируемая!

Он бросал пробный шар… Обещание. Даже аванс…

— Кем?

Тимошин только пожал плечами. Мол, само собой ясно!

— Вами?

— Мной!

— Нет! Вами! — Кирилл Александрович поднял голос, и Сергей Венедиктович мгновенно понял, что Корсаков вспомнил свою встречу в Андрианом. Вчера в Домжуре. Но он не знал, что сказал ему Андриан? Разговор был на ходу. Но что-то важное Корсаков успел зацепить…

— Кого ты имеешь в виду? Под — «нами»?!

— Допустим! Твоим отделом, — выжидал Кирилл.

— Ну, мое мнение в общем-то… Хотя… и не всегда…

— Не столько твое, сколько — Нахабина?!

Он бросил эту фамилию, как дротик, хотя если бы Тимошин снова пожал плечами, не было бы ничего удивительного. Сергей Венедиктович и попытался это сделать, но жест вышел неуверенный, слабый…

— Конечно… Он — начальник отдела! — Сергей Венедиктович сам почувствовал, что нужно было отвечать не так!

— Я даже поверю… Что ты защищал меня! — уже наступал Кирилл. — Только… от чего? В чем я провинился?

Тимошин быстро, исподлобья, посмотрел на него.

— Не повторяйся! — Заметив, что Корсаков не понял его слов, добавил: — Вчера ты говорил, что чист… Сегодня! Этой чистоте я уже не верю!

Сергей Венедиктович ухмыльнулся, мол, твое право! Но это ничего не меняет…

— Пойми! — через короткую паузу, придя к какому-то решению, снова начал Тимошин. — Бывают такие времена… Когда лучше, безопаснее… Лучше — лечь на дно. Как подводная лодка! Чтобы тебя было нельзя прослушать… Ни-и-икаки-ими… Приборами!

Он даже сморщился, для пущей убедительности, и голос его сорвался.

— Тебя… как — нет!

— А похоже… Что меня… И так нет? — улыбнулся ему Кирилл и развел руками.

Тимошин не понял. Замер.

— Нет! Ты есть…

— «К сожалению»? Ты это хочешь сказать?

Тимошин не ответил, а Корсакову больше не хотелось продолжать разговор.

— А не кажется ли тебе… — неожиданно для самого себя, тихо и внятно, начал Кирилл. — Что со мной… Уж слишком… Круто?..