Дорога Смерти - Eldar Morgot

— Он то исчезал, то появлялся снова, почтенный Ваха. Зезва — человек весьма уравновешенный…

— Я заметил, гм!

— … и никогда не станет выдумывать, — Ваадж поднял очи вгору и зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. — Рыцарь Зезва прогуливался по вечернему Цуму вместе со своим знакомым Снежем — королевским телохранителем, когда на них было совершенно нападение. Скорее всего, за ними следили…

— Да ладно?

— … следили, господин Гордей, — Ваадж не без труда подавил очередной зевок. — Вопрос только в том, кого хотел убить страховидл (назовем его пока так) — нашего друга Зезву или господина рвахела.

— Все это глупо, — пробормотал Ваха, — и я никак не могу взять в толк, какое отношение нападение на Зезву имеет к нашим похитителям штемпелей. Впрочем…

Звездочет, словно ребенок, раскрыл рот и воззрился на чародея. Тот лишь усмехнулся в ответ.

Королевский казначей незамедлительно возобновил ковыляние из угла в угол. Ваадж молча теребил кончик шляпы. На подоконник с шумом приземлился голубь и с любопытством уставился на двуногих.

— Кыш! — взмахнул руками Ваха Гордей, останавливаясь. — Кыш, о нечистоплотное пернатое! Только помета не хватало, и так дышать нечем.

Голубь взмахнул крыльями и обиженно улетел. Звездочет повернулся к по-прежнему хранившему молчание магу.

— Кто собрал?

— Я, почтенный Ваха. Соскоблил у одежды нашего друга Зезвы, с его любезного согласия.

— Прелестно, — нетерпеливо махнул рукой Гордей, — почему же ты молчишь, господин волшебник, а? Оно с тобой, с тобой?

Ваадж молча достал из кармана маленькую шкатулку с обитой железом крышкой. Поставил на стол.

— Сияние опасно, почтенный Ваха, — предупредил он. — Открыть можно на очень короткое время.

— Знаю. Открывай.

Чародей осторожно приоткрыл крышечку. Необычайно яркое сияние вырвалось из щели и буквально залило комнату ослепительно-голубым светом.

— Понятно, можешь закрывать, — помрачнел Ваха Гордей, отворачиваясь. — Его хоть отмыли?

— Зезву? Нет.

Ваза недоуменно поднял черные брови.

— У него врожденный иммунитет, почтенный Ваха.

— Ах, да, — вспомнил казначей, — вылетело из головы — он же у нас… как?

— Ныряльщик, — подсказал маг.

— Именно, ныряльщик. Хм, клянусь трубой, что за дурацкое прозвище. Какой баран его придумал? Переход за Грань — это, по его мнению, нырок? Неуч. Наверняка писарское образование, не мастеровое…Хорошо, Ормаз с ним, фантазером второсортным! Итак…

Королева Ламира сидела за маленьким столиком и не мигая смотрела, как огонек свечи медленно пожирает податливый воск. Длинные волосы властительницы Мзума, только что расчесанные Аинэ, свободно ниспадали на чуть сгорбленную спину. Свеча горела ярко, но все же недостаточно, чтобы осветить всю спальню. Уродливые тени толпились за огромной холодной кроватью, словно неведомые чудища. Окно было широко раскрыто, и с улицы пахло морем и свежестью только что прошедшего весеннего дождя. Запахи города, иногда попросту невыносимые, отступили, и Ламира с наслаждением вдыхала чистый воздух. Казалось, вечерний дождик смыл вековую грязь с улиц города Цум, и чистое и восторженное дыхание весны наконец воцарилось на узких улочках и хмурых, неприветливых площадях. Королева повернула голову в сторону красного диска солнца, что уже наполовину скрылся за подернутой дымкой полосой горизонта. Почти полный штиль царил на море, к деловитой радости рыбаков и вечно голодных чаек. Ламира улыбнулась, заметив, как возле мола сверкнула на солнце черная спина дельфина.

— Снова подплывают к самому берегу, ты видишь, Аинэ?

Горничная отложила в сторону шитье, склонила почтительно голову.

— Да, государыня.

Королева поднялась. Взметнулись волнами распущенные косы. Аинэ вскочила, спрятала за спиной руки. О, Дейла, почему она так волнуется, почему? Девушка прикусила нижнюю губу. Нужно успокоиться.

— После последней войны между Элигером и Баррейном, — тихо произнесла Ламира, — дельфины боялись приближаться к берегу. Их ловили, потому что эрам было нечего есть. Когда солдаты воюют, простой люд обычно голодает. Понимаешь, милая?

Королева обернулась, и пытливые зеленые глаза заставили Аинэ смущенно потупиться.

— Понимаю, ваше величество, и я…

— Обижаешься, что не подпускаю тебя к себе.

Девушка вспыхнула, отступила на шаг. Губы королевы тронула улыбка.

— Я заметила, что ты боишься Снежа. Почему? Отвечай.

Аинэ долго кусала губы, прежде чем ответить.

— Моя госпожа… Ведь он… — девушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Просто он же…

— Ты собралась выходить замуж, милая? Рыцарь Зезва из Горды весьма достойный жених. Пригласишь хоть меня?

Покраснев еще сильнее, Аинэ обескуражено пролепетала в ответ, что нет, не собирается и искренне недоумевает, почему государыня так решила. Они с Зезвой добрые друзья, не более…

Ламира прикрыла окно.

— Прохладно. Принеси мне напиться и ночное платье. Зажги светильник. Спасибо.

Проводив взглядом метнувшуюся к дверям девушку, королева повернула голову к темному углу за кроватью, едва заметно кивнула. Ни один человек не услышал бы донесшегося из темноты шороха. Ламира услышала, хоть и с трудом. Она вздохнула и ласково улыбнулась запыхавшейся Аинэ, которая вернулась с ночной рубашкой и кувшином в руках. Указала на кровать. Девушка покорно положила аккуратно сложенное платье на одеяло. Поставила на столик кувшин с разбавленным водой вином. Присела в поклоне и стала пятиться к дверям. Ламира снова взглянула в темный угол.

— Остановись, девочка.

Не веря своим ушам, Аинэ замерла на месте.

— Марех сегодня занята, — продолжала Ламира тихим голосом, — так что поможешь мне раздеться. Подойди ко мне, что же ты… Боишься меня? Брезгуешь притронуться к чудовищу, брезгуешь…

— Государыня, нет, — Аинэ замотала головой, отступая на шаг. Неужели ей послышался звон из угла спальни? Или… — Нет, моя госпожа, нет! Я не…

— Молчи! — гневно воскликнула Ламира, и испуганная девушка склонилась в поклоне. — Брезгуешь ведь! Страх перед чудовищем сковал тебя, как самая мерзкая на свете паутина! Так ведь? Так?

Королева вдруг умолкла и, резко поднявшись, стала вглядываться в лицо горничной. Опустившая глаза Аинэ не видела, какой смертельной бледностью покрылась королева и как задергался шрам на подбородке Ламиры. Когда, наконец, горничная решилась поднять взор, то ее взору предстала удивительная картина: могущественная властительница Мзума, Ламира Светлоокая рыдала, обхватив голову руками. Аинэ всплеснула руками, бросилась к госпоже, упала перед ней на колени. Наконец решилась, прикоснулась к дергающейся спине королевы и стала ее гладить; сначала осторожно, затем все смелее и смелее. Слезы текли по лицу Аинэ, девушка глотала их и взволнованно шептала: