С миру по нитке - Анатолий Эйрамджан

Он меня явно загнал в тупик.

– Ну, если вы не можете дать мне направление, не надо, – пришлось сказать мне. И я стал собирать свои бумаги.

– Подожди! – остановил он меня. – Я с тобой просто разговариваю, а ты обиделся?! – Он взял у меня обратно документы и подписал направление. – Ладно, езжай, только там тоже конкурс, учти!

– Я знаю, – сказал я и, поблагодарив, направился к выходу из кабинета.

– Подожди! – остановил меня Айриян. – Почему за тебя просила Лусик Лазаревна?

– Я ее внучатый племянник, – объяснил я.

– А, понятно, – видно удовлетворился степенью моего родства с Сарьянами Айриян. – Ладно, иди.

Я пошел.

– Подожди! – остановил он опять меня. – Если ты внучатый племянник Лусик Лазаревны, значит, выходит, ты правнук Газароса Агаяна?!

– Да, – сказал я. – Моя бабушка – его дочь, сестра Лусик Лазаревны.

– Так бы сразу и сказал! – обрадовался Айриян, теперь он знал, как ответит тем, кто будет недоволен, что одно направление получил бакинец. – А то я думаю, почему ты, механик, хочешь писать сценарии? А теперь все ясно – это у тебя от прадеда, понял?!

– Понял, – согласился я.

– Иди, дорогой, поступай на эти курсы, пиши сценарий и мы у нас на студии поставим его. Правнук Газароса Агаяна не может написать плохой сценарий! Желаю удачи! – С легим сердцем напутствовал он меня.

В этот год на Высшие Курсы Сценаристов и Режиссеров поступили от Армении, выдержав конкурс, всего два человека. И оба из Баку – я и Эдик Акопов. Акопов тоже получил направление от республики по блату – у него в родственниках был маршал Баграмян.

Должен сказать, что это был мой первый и последний блат. А жаль. Мне понравилось.

Мой первый левый рубль

Как-то меня пригласили на радиостанцию «Эхо Москвы» по поводу премьеры моего нового фильма «Ультиматум». Я пришел с надеждой поговорить о необычном для меня фильме с профессиональным критиком, ведущим, но, как оказалось, пока я пил в редакции кофе, ожидая начала передачи, в эфир выпустили какого-то эксцентричного критика (его выступление мне записала жена), который возбужденно говорил, что я снимаю или эротику или криминал, и вот если предыдущий фильм был эротичным, значит следующий обязательно будет криминальным и что он давно уже следит за этой закономерностью и т.д. Я, ничего не подозревая, когда настало время, вошел в микшерскую. Сел к микрофону и чинно отвечал на простейшие вопросы, типа: за сколько дней вы сняли фильм, кто снимался, что собираетесь снимать в дальнейшем и т.д. Если б мне дали послушать выступление этого увертюрного критика, я бы наверняка ответил ему и беседа была бы интересней. А так, представляю себе, например, как они могут пригласить к себе на интервью актера, например, Кокшенова. Критик скажет до его выхода, что актер этот, в основном, снимается в ролях придурков и дебилов, и если, например, он только что снялся в роли придурка, то в следующем фильме обязательно снимется в роли дебила. А после этого, когда Кокшенов сядет к микрофону, ему могут задать вопрос, типа, нравится ли вам ваш герой? И Кокшенов, ничего не подозревая, ответит: Да, мне нравится мой герой, он близок мне по духу и т.д. Вот нечто подобное произошло со мной, чего я от интеллигентной команды редакции «Эха Москвы», честно говоря, не ожидал. И потом, когда я пытался объяснить неэтичность такой манеры приглашения гостей в передачу редактору, ведающему разделом кино, та начала горячо защищать честь мундира, хвалить критика (хотя на вопрос «почему ничего не сказали мне о его выступлении перед передачей» -ничего не смогла вразумительно ответить) и, по-моему, так ничего и не поняла.

Кстати, потом, через несколько лет мне предоставилась возможность ближе познакомиться с тем критиком, который предварял мое выступление на радио «Эхо Москвы»: он оказался очень экзальтированным человеком, с почти детской непосредственностью и наивностью и к тому же с феноменальной памятью – знал все о всех деятелях кино и популярной музыки, все фильмы, снятые в СССР – год выпуска, студию, мог сходу назвать имена сценаристов, режиссеров, актеров, занятых в фильме, и все с энциклопедической точностью, включая и разные бытовые подробности, неизвестные широкому зрителю. В то же время, если спросить его конкретно о каком–либо фильме, например об «Афоне», о чем этот фильм – он с воодушевлением и на одном дыхании начнет нести бессвязную псевдоаналитическую чепуху, не имеющую никакого отношения к фильму Данелия. Подкрепляя это свое наблюдение, приведу историю, которую он рассказал мне о своей работе в центре Стаса Намина:

– Я подготовил программу своей работы на два года и попросил у Намина аудиенции, чтобы изложить ему свое видение направления нашей работы. Он меня принял, внимательно слушал минут 15, а потом вдруг сказал мне: «Ты, гандон, чтоб больше я тебя здесь не видел!» Представляете, какой нахал?!

Думаю, что я, не зная его, мог сказать ему почти такие же слова, если б он посмел бы нести ахинею, подобную той, на «Эхе Москвы», или что-то в таком роде по поводу любого другого фильма. Но теперь я бы отнесся к его мнению о любом фильме снисходительно, понимая, что он обладает совсем другими достоинствами и надо ценить его именно за то, что он умеет, а не за его киноведческие эссе. Только недалекие редакторши различных отделов кино могут вопринимать подобные не совсем адекватные быссмысленные речи как интересное мнение. Ну, Бог с ними!

Вспомнил я всю эту историю в той связи, что после этой передачи, меня, ничего не подозревающего о том, что я снимаю то криминал, то эротику, провели в другую комнату и попросили рассказать, как я заработал свой первый рубль. Настроенный очень благожелательно, я спросил:

– Легальный или левый? Если легальный, то я заработал его, как только поступил на работу после института и тут мало интересного. А вот с левыми деньгами у меня были интересные истории.

И я рассказал одну из них – и потом друзья говорили мне, что слышали анонс по радио, что Эйрамджан расскажет о своем первом левом рубле, а вот был ли этот рассказ в эфире после склоки с редактором – я не уверен и потому расскажу пару историй о моих первых и последних левых рублях.

В Баку у меня был приятель, Алик, который был завмагом в магазине возле НИИ, где я тогда работал. Он оставлял мне и моим друзьям дефицитные шмотки, мы ходили в рабочее время с ним в парк им.

Дзержинского в биллиардную, встречались и в нерабочее время – он был молодым прогрессивным завмагом и с ним было интересно.

Отец его, как поговаривали, был миллионером и держал какие-то цеха, выпускающие нейлоновые женские комбинации, мужские сорочки и т.д. Как-то Алик узнал, что в моем доме живет моряк, который ходит в Иран и привозит на продажу нейлон.