С миру по нитке - Анатолий Эйрамджан

– Скажи ему, пусть продает нейлон нам, – сказал мне Алик. – Мы платим по 10 рублей за метр и за каждый метр – рубль тебе за комиссию. (Вот он, самый первый рубль!) Я поговорил с соседом, и после очередного его возвращения из Ирана Алик приобрел у него 50 метров нейлона, а я 50 рублей – больше половины моей зарплаты в НИИ за месяц. Потом мой сосед долго не ходил в Иран, я переживал, кажется, больше него, что он ходит в Астрахань, в Красноводск, и Махач-Калу, а не по нейлоновому пути. Интересовался этим и Алик.

И вот однажды забегает к нам в лабораторию Мила Кудинова из конструкторского бюро и показывает подружкам кусок нейлона:

– Смотрите, купила в магазине на Монтина, 5 рублей метр, взяла на кофточку!

На наших девушек это известие не произвело такого впечатления, как на меня.

– Много там еще этого нейлона? – спросил я Милу.

– Полно! Несколько рулонов и разных расцветок. И никакой очереди.

Все! Я понял, что надо действовать. Тут же побежал в кассу взаимопомощи, куда я раньше никогда не обращался и взял крупную сумму, пообещав скоро вернуть.

(Кстати, на бланке, заполняемом в кассе взаимопомощи, был вопрос: «На что берутся деньги?» Я не задумываясь написал:

«На удовлетворение своих порочных наклонностей». Так эта бумажка, которую никто не читал, осталась в архивах ВНИИТБ).

Понесся в поселок им. Петра Монтина (одного из 26-ти бакинских коммисаров) в тот самый магазин и скупил все имеющиеся там рулоны с нейлоном. Перед тем, как платить в кассу, позвонил Алику и сказал, что моряк привез из Ирана очень много нейлона. Алик сказал: «Забирай и привози мне. Твой рубль с каждого метра, так что, я думаю, привезешь, сколько сможешь!» Когда Алик увидел, сколько я привез на такси рулонов к нему в магазин, я понял, что такого количества он явно не ожидал.

– Поехали к отцу, я столько бабок из кассы не могу взять.

Мы приехали к его отцу, старому горскому еврею, доке в коммерческих делах. Он надел очки и стал внимательно изучать каждый рулон. Такого поворота я не ожидал, раньше я имел дело только с Аликом. «Наверняка усечет сейчас, что нейлон не из Ирана», – нервничал я.

– Больше нет такого? – наконец, спросил меня отец Алика.

– Привез все, что было, – честно сказал я.

– Хороший нейлон, лучше иранского, – сказал отец Алика и ушел в закрома за деньгами.

– Столько метров, сейчас ты получишь клевые бабки, – сказал Алик. – Может отстегнешь и мне за комиссию?

– Сколько процентов? – спросил я.

– Четвертак, – скромно сказал Алик.

– Ладно, твои, – согласился я, чувствуя себя Крезом.

Действительно. Я заработал кучу денег – по пять рублей с метра и еще по 75 копеек с каждого метра с вычетом Аликиных комиссионных. Таких денег я сроду не видел. Вернул в кассу взаимопомощи долг и после этого впервые я ощутил, что такое деньги – полмесяца я позволял себе то, о чем раньше не мог даже подумать.

Получал ведь я в своем НИИ 88 рублей в месяц.

Должен сказать, что в те времена многие мои друзья и знакомые, чтобы сносно жить, занимались обыкновенной спекуляцией. В командировке в Москве стояли в очередях, бегали по комиссионкам, закупали дефицитные шмотки и перепродавали их в Баку. Но не каждый, мне кажется, был способен на это. Например, мой школьный друг, Марик Баксанский, про которого его мать всегда говорила: «Марик, все евреи как евреи, а ты – дурак!», как–то тоже решил заняться «бизнесом», купил случайно по-дешевке 50 иранских многоцветных авторучек (модных тогда), положил их во внутренние карманы пиджака и пошел предлагать оптом своему знакомому спекулянту. На улице имени Басина (тоже одного из 26-ти бакинских коммисаров) у него развязался шнурок на ботинке, он нагнулся, чтобы завязать его, и все авторучки выскользнули из карманов и рассыпались вокруг него. А улица эта была очень многолюдной, торговой и, когда он с помощью прохожих собрал авторучки, их оказалось меньше половины. Я привожу это как пример того, что не каждый мог успешно заниматься такими делами. К тому же, я, например, не мог представить, что принесу, как коробейник, кому-нибудь в дом чемодан вещей, буду назначать сумасшедшие цены и все будут знать, что я спекулянт. А в истории с нейлоном моральная сторона операции мне кажется была соблюдена – это был бизнес. С риском, с расчетом, с некоторой долей авантюризма. Оставался, правда, щекотливый вопрос: вправе ли я был так поступить с отцом своего приятеля, товарища. На это я себе четко ответил: вправе! И вот почему.

Как-то незадолго до этого Алик стал со мной вести разговоры: давай поедем на 1-ое мая в Одессу. Я отказывался, ссылаясь, что мне и в Баку хорошо, а на такую поездку требуются деньги, которых у меня нет. «Я плачу, не твое дело!» – настаивал Алик, но я отказывался, потому что не хотел ездить за чужой счет. И однажды, придя домой, узнаю от мамы, что приезжал Алик и забрал мой паспорт для покупки авиабилета в Одессу, сказал, что он со мной договорился. Мне же он объяснил, что ему очень хочется в Одессу, а без меня он не поедет и все.

– Что мы там будем делать три дня? – пытался узнать я у него.

– Я знаю?! – разводил руками Алик. – Это же Одесса!

Короче, полетели мы в Одессу, остановились в гостинице «Лондонской» и с первого же дня стали с ним ездить по подозрительным местам, где он скупал платки с люрексом, какие-то кофточки, платья, японские часы.

– Для чего тебе это все в таком количестве? – на всякий случай спросил я, хотя обо всем догадывался.

– Я знаю?! – опять разводил руками Алик.

Кстати, однажды к нему пришел фарцовщик с японскими часами, и Алик с ним жестко торговался. Фарцовщик, наконец, не выдержал:

– Ты что, с Урала?! – спросил он с издевкой в голосе.

На Алика эта фраза произвела такое действие, что он тут же заплатил за часы столько, сколько просил фарцовщик. Через много лет я использовал эту фразу в «Самой обаятельной и привлекательной», за что мы с режиссером получили взбучку от руководства «Мосфильма». К ним пришло письмо от работников какого-то завода из Свердловска, в котором авторы писали, что Урал славен своими трудовыми подвигами, в годы войны они снарядами, танками помогали ковать победу, Урал дал много выдающихся людей, в том числе и Б.Н. Ельцина, который только-только был переведен в Москву, а в фильме об Урале говорится в уничижительном тоне. Нам предложили покаяться в совершенной ошибке, что мы незамедлительно сделали («Трамваю уступают дорогу не из вежливости», – советовал И. Ильф), и коллективу завода об этом сообщили. Но мы с режиссером Г. Бежановым в своем покаянии пошли даже дальше – в картине «Где находится Нофелет?»

Панкратов-Черный пристает на улице к девушке, которую играет О. Кабо, и спрашивает:

– Вы откуда, девушка?