Высотка - Джеймс Баллард

Перегруппировка вокруг наиболее радикальных и агрессивных вождей происходила по всей высотке. В послеполуночные часы свет фонарей метался по холлам и коридорам — там мелкие анклавы по пять-шесть жильцов, присев среди пластиковых мусорных мешков, подзуживали сами себя — как гости на свадьбе спаивают друг друга, зная, что скоро будут спокойно совокупляться среди сладких угощений.

В два часа Уайлдер вышел из квартиры Хиллманов и пошел тормошить соседей. Мужчины сгрудились с дубинками и копьями в руках, сложив фляжки в общую кучу. Лучи фонарей выхватывали из тьмы обширную выставку мусорных мешков. Уайлдер обрисовывал план очередной фуражной экспедиции на верхние этажи. Соседи, хоть и питались много дней впроголодь, не рвались принимать участие в набеге, опасаясь мощного отпора. Однако Уайлдер умело играл на их фантазии, в очередной раз в качестве козла отпущения выбрав Адриана Талбота, которого на сей раз обвинил в приставании к ребенку в раздевалке бассейна. Лживость обвинения, очевидная для всех, служила только доказательством.

Незадолго до рассвета Уайлдер оказался в пустой квартире на 26-м этаже. Женщина с маленьким сыном, жившая тут, ушла, даже не подумав навесить на дверь висячий замок. Утомленный ночными буйствами, Уайлдер сбежал от диверсионной группы, предоставив им в десятый раз громить квартиру Талбота. В его планы входило угнездиться в пустой квартире и весь день спать, чтобы в сумерках продолжить восхождение.

Обыскав комнаты, он бродил в темноте, распахивая шкафы и сбрасывая на пол книги и украшения. Хозяйка, покидая квартиру, предприняла робкую попытку прибраться, сложив детские игрушки в гардероб в спальне. Уайлдера расстроил вид подметенных полов и аккуратно сложенных штор. Он вывалил ящики шкафов на пол, сорвал с кроватей матрасы и помочился в ванну. Его дородная фигура в расстегнутых штанах, открывавших крупные гениталии, глядела из зеркал в спальне. Уайлдер чуть не расколотил стекло; успокоил его вид собственного пениса — белой дубинки во тьме. Надо бы как-то его украсить, может, бантик с букетиком повязать.

Уайлдер не сомневался в успехе. Даже чувство голода заглушалось торжеством — пройдено больше половины пути к вершине. Из окна уже было трудно разглядеть землю внизу — оставленный позади мир. Где-то в вышине прогуливается со своей белой овчаркой Энтони Ройял, не подозревая, какой его ждет сюрприз.

На рассвете пришла хозяйка квартиры и ощупью двинулась на кухню, где отдыхал Уайлдер. Он сидел, расслабленный, на полу, спиной к плите, разбросав вокруг остатки еды. Ему удалось найти несколько консервных банок и две бутылки красного вина в обычном тайнике — под днищем гардероба в спальне. Открыв банки, Уайлдер занялся магнитофоном на батарейках, найденным среди детских игрушек: похрюкал и порыгал в микрофон, потом прослушал, что получилось. На серию отрыжек удалось наложить вторую и третью, причем все это собственными руками — пальцами с обгрызенными грязными ногтями.

Кларет навеял приятную дрему. Размазывая красное вино по широкой груди, Уайлдер дружелюбно посмотрел на ошарашенную хозяйку, которая, зайдя в кухню, споткнулась о его ноги.

Женщина, нервно положив ладонь на горло, уставилась на Уайлдера; он припомнил, что когда-то ее звали Шарлотта Мелвилл. Имя теперь существовало отдельно, как сорванный ветром со спортсмена жилет с номером. Уайлдер часто бывал в этой квартире — поэтому ему и показались смутно знакомыми детские игрушки и мебель, хотя кресла и диван передвинули, чтобы прикрыть тайники.

— Уайлдер?.. — тихо, словно с некоторым сомнением, произнесла Шарлотта Мелвилл. Ночью она пряталась с сыном тремя этажами выше, в квартире статистика, с которым недавно подружилась. С началом рассвета, когда все утихло, она вернулась, чтобы забрать остатки запасов пищи и уйти — теперь насовсем. Быстро опомнившись, она критически осмотрела плотного мужчину с распахнутым лоном, который лежал, словно дикарь, среди бутылок; его грудь украшали красные полосы. Она не ощущала потери или оскорбления, как данное приняв хаос в квартире и крепкий запах мочи в ванной.

Уайлдер, похоже, дремал, и Шарлотта Мелвилл медленно двинулась к двери. Вдруг Уайлдер потянулся и ухватил женщину за лодыжку; встав, обошел вокруг нее, подняв магнитофон, словно собирался нанести удар. Но он только включал и выключал магнитофон, демонстрируя коллекцию отрыжек и хрюканий, довольный, что может похвалиться неожиданным мастерством.

Первый раз ударив ее и прижав к полу, Уайлдер попытался записать ее прерывистое дыхание, но ленту зажевало. Он аккуратно расправил ленту, нагнулся и снова начал шлепать женщину; и остановился, только когда записанные крики его удовлетворили. Во время неуклюжего полового акта на матрасе в детской спальне Уайлдер оставил включенный магнитофон рядом на полу и проигрывал запись короткого насилия, с наложенным треском разрываемой одежды и злобного пыхтения.

Потом ему наскучили и женщина, и игры с магнитофоном; он зашвырнул аппарат в угол. Звук собственного голоса, пусть и грубого, вносил какую-то дисгармонию. Говорить вообще не хотелось, как будто слова придавали всему неправильный смысл.

Шарлотта оделась, и они вместе позавтракали на балконе, сидя за столом по чудным правилам прежнего мира. Шарлотта ела остатки мяса из банок, которые нашла на полу. Уайлдер допил кларет и обновил красные полосы на груди. Поднимающееся солнце согревало его распахнутое лоно, и он ощущал себя довольным мужем, который завтракает с женой на террасе виллы, прилепившейся к склону горы. Он простодушно хотел рассказать Шарлотте про свое восхождение на высотку и робко показал на крышу. Но Шарлотта не поняла; запахнув порванную одежду вокруг крепкого тела, она тупо смотрела вдаль.

С балкона Уайлдер видел крышу высотки — меньше чем в дюжине этажей над ним. Такая высота ударяла в голову даже сильнее содержимого бутылки. Он уже мог разглядеть птиц, усевшихся в ряд на перилах — они, несомненно, ждали, когда он явится и примет командование.

Внизу, на балконе 20-го этажа, мужчина готовил еду на огне — подкладывал отломанные ножки кофейного столика в ворох тлеющих палок, на которых балансировала консервная банка.

К краю автостоянки подъехала полицейская машина. Несколько жильцов высотки — аккуратно одетые в костюмы и плащи, с портфелями в руках — как раз отправлялись в этот ранний час на работу. Оставленные на подъездных дорожках автомобили не давали полицейским доехать до входа; они вышли из машины и заговорили с жильцами. Обычно никто не стал бы отвечать чужим людям, но сейчас жители собрались вокруг двух полицейских. Уайлдер удивился — неужели собираются слить информацию? Впрочем, не слыша ни слова, он все же понимал, о чем они говорят. Жильцы явно успокаивали полицейских, что все в порядке, невзирая на мусор и битые бутылки вокруг здания.

Решив проверить защищенность квартиры, прежде чем ложиться спать, Уайлдер выглянул в коридор. Потянуло богатыми ароматами. Как и мусор, так и экскременты жителей верхних этажей явно отличались по запаху.

Вернувшись на балкон, Уайлдер посмотрел, как полицейские садятся в машину и уезжают. Из двух десятков жителей, которые продолжали каждое утро выходить на работу, трое повернули обратно к высотке, явно выбитые из колеи общением с полицией.

Больше они и не попытаются выйти. Не за горами полное отключение высотки от внешнего мира, — и оно совпадет с его появлением на вершине. Умиротворенный такой картиной, Уайлдер сел на пол, положил голову на плечо Шарлотте Мелвилл и заснул, пока она гладила винные полосы на его груди и плечах.

14. ПОЛНАЯ ПОБЕДА

В сумерках, усилив охрану, Энтони Ройял приказал зажечь свечи на обеденном столе. Держа руки в карманах смокинга, он стоял у окна пентхауса на 40-м этаже и смотрел на бетонные площади комплекса. Все, кто ездил сегодня на работу, уже припарковали машины и пошли домой. Дождавшись их возвращения, Ройял почувствовал, что может расслабиться — так капитан, давно готовый поднять паруса, встречает последних членов экипажа из увольнения на берег в иностранном порту. Вечер начался.

Ройял сел во главе стола в дубовое кресло с высокой спинкой. Пламя свечей играло на серебряных приборах и золотой тарелке, отражалось в шелковой отделке смокинга. Как обычно, Ройял улыбнулся нарочитости обстановки, напоминающей дешевую телерекламу продукции для светского общества. Три недели назад они с Пэнгборном решили переодеваться к ужину каждый вечер. Ройял велел женщинам максимально раздвинуть стол в столовой, чтобы сидеть во главе стола спиной к высоким окнам и освещенным этажам соседних высоток. По его приказу, женщины достали из тайников свечи и серебряную посуду и готовили мудреные блюда. Тени женщин качались на потолке — словно в столовой палате феодала. Сидя в кресле на дальнем конце длинного стола, Пэнгборн уместно восхищался.