Меч и жеребец - Майкл Муркок

все команды...

   - Значит ты обманул меня и, тем самым,  обманулся  сам.  Твое  волшебство

оказалось несовершенным - сидхи не помнит всего. Без этой тайны мы не сможем

покинуть это Измерение, не  захотим  покидать  его.  И  потому  наш  договор

утрачивает силу.

   - Нет! - закричал Калатин, вскочив на ноги, - в сверкавших холодом глазах

Сэктрика он увидел собственную смерть. - Клянусь тебе -  Гоффанону  известна

тайна. Дай мне поговорить с ним - Гоффанон, слушай  меня,  Калатина.  Открой

Сэктрику свою тайну.

   Гоффанон бесстрастно ответил:

   - Теперь ты мне не хозяин, Калатин.

   - Ну что ж, - сказал Сэктрик, - ты будешь наказан, волшебник.

   Отпрянув назад, Калатин закричал.

   - Карах! Карах! Убей Сэктрика!

   Человек, чье лицо до этой поры было сокрыто, вскочил на ноги и сбросил  с

себя плащ; на поясе его висел огромный меч.

   Ужаснувшись увиденному, Корум закричал.

   У Караха было лицо вадага. Он был слеп на один глаз, пустую глазницу  его

прикрывала расшитая повязка.  Левая  рука  его  сверкала  серебром.  Доспехи

Караха были как две капли воды похожи на доспехи Корума. На  шлеме  изящными

вадагскими буквами было написано - "Корум Джайлин Ирси".

   На плечах Караха развевалась Алая Мантия, родовая мантия Корума.

   Теперь Корум понимал, почему его вид так испугал Артека и его воинов.  Он

понимал  и  то,  почему  мабдены  стали  считать  его  предателем.  Калатин,

забравший у него в свое время Алую Мантию,  был  прекрасным  стратегом.  Вид

собственного двойника наполнил сердце Корума смертельным холодом.

   Сэктрик  не  спешил  прилагать  к  Караху  свое  мистическое   искусство.

Возможно, что чары его были бессильны против того, кто был  их  порождением.

Он приказал своему новому слуге:

   - Гоффанон! Защищай меня! Кузнец встал на пути Караха и закрутил топором.

Потрясенный,  Корум  немо  взирал  на  сражающихся;  ему  вдруг  вспомнилось

пророчество старухи. Калатин закричал ему:

   - Смотри, Корум! Это - Карах! Он убьет тебя и займет твое место. Это  мой

сын! Это мой наследник! Это бессмертный Карах!

   Корум не слушал Калатина, он  следил  за  боем.  Бесстрашный,  неутомимый

Карах обрушивал на Гоффанона удар за ударом, кузнец едва успевал отражать их

своим огромным топором. Гоффанон уже качался от усталости. Еще минута, и  он

должен был пасть от меча Караха.  Выхватив  меч,  Корум  бросился  к  своему

двойнику. Он услышал смех Сэктрика:

   - Корум, ты спешишь защитить меня? Вадагский принц бросил на малибанского

императора взгляд, полный ненависти, и,  коснувшись  клинком  плеча  Караха,

заставил того повернуться к себе.

   - Сразись со мной! - закричал Корум. - Именно для этого ты и был создан!

   Он сделал мощный выпад, целя мечом в сердце двойника, но  тот  неожиданно

отступил в сторону, и Корум, продолжая двигаться  по  инерции,  вонзил  свой

клинок совсем в другое тело.

   Удар пришелся в плечо  Гоффанона.  Корум  нечаянно  поразил  собственного

друга. Кузнец рухнул наземь, увлекши за собой и меч Корума, засевший у  него

в кости. Страшная улыбка  заиграла  на  устах  Караха,  бездушный  глаз  его

засверкал жаждою крови.

   Ильбрик достал свой славный Мститель и поспешил на помощь Коруму.  В  тот

же миг Калатин понесся вниз, в надежде на то,  что  он  успеет  добежать  до

берега прежде, чем Малибан заметит его исчезновение.

   Гоффанон выдернул меч из раны и, привстав, заметил удалявшегося Калатина.

Не раздумывая ни минуты, он метнул клинок вослед ему.

   Серебристый клинок со свистом  рассек  воздух  и  вонзился  волшебнику  в

спину.

   Тот сделал еще несколько шагов, зашатался и, наконец; рухнул.

   - Карах! Карах! Отомсти за меня! Отомсти за меня, сын мой!

   Карах повернулся и стал искать взглядом волшебника; меч едва не выпал  из

его руки. Наконец, он увидел Калатина, который пытался ползти к берегу,  где

его ждала лодка, столь победно покинутая им  недавно.  Лицо  его  исказилось

страданием.

   - Карах! Отомсти за меня!

   Ошеломленный  Карах  побрел  по  кровавому  следу  своего   хозяина.   Он

остановился над его телом. Тонкие, расшитые  оккультными  символами  одеяния

были перепачканы кровью.  Коруму  казалось,  что  он  видит  живую  картину,

пришедшую  из  прошлого  или  будущего,  в  которой  он  сам   был   главным

исполнителем; происходившее представлялось ему сном,  -  боясь  шелохнуться,

Принц наблюдал за тем, как Карах, склонившись над своим хозяином,  удивленно

рассматривает его корчащееся тело. Он коснулся  меча,  торчавшего  из  спины

Калатина, но тут же отдернул руку, словцо меч  был  раскален.  Он  был  явно

растерян.  Калатин  что-то  говорил  Караху;  тот,  склонив  голову   набок,

внимательно слушал его.

   Трясущимися руками Калатин нащупал скалу. Опершись на нее,  волшебник  на

мгновение приподнял свое тело и вновь свалился наземь. Карах вложил в  ножны

собственный меч и взял хозяина на руки.

   Послышался голос Сэктрика, что так и стоял на вершине холма:

   - Гоффанон, я твой хозяин. Я приказываю тебе убить двойника.

   Голос Гоффанона теперь звучал иначе. Казалось, к кузнецу вернулась  былая

уверенность.

   - Еще не время убивать Караха. К тому же, убить его должен не я.

   - Гоффанон! Я приказываю тебе сделать это! - закричал Сэктрик, подняв над

головой мешочек со слюной сидхи.

   Гоффанон улыбнулся и принялся рассматривать свое раненое плечо.

   - Ты не  можешь  командовать  Гоффаноном.  -  Голос  Сэктрика  исполнился

горечи.

   - Так значит смертный волшебник обманул меня! Насколько же  был  помрачен

мой разум, когда я поверил ему!

   Лже-Корум вышел на берег, однако к лодке он подходить не стал - держа  на

руках тело своего хозяина, он вошел в море  и  направился  к  кораблю.  Алая

мантия плыла по воде кровавым пятном.

   - Волшебник вовсе не хотел обманывать  тебя,  -  сказал  Гоффанон.  -  Ты

должен знать всю правду, Сэктрик. Ни ты, ни он уже не могли управлять  мною.

Я прикидывался послушным и подчинялся ему только потому, что  хотел  увидеть

своих друзей, хотел помочь им...

   - Ни они, - закричал Сэктрик, - ни ты долго не протянете.  Ты  бы  только

знал, Гоффанон, как я ненавижу тебя!

   - Я пришел сюда по собственной воле, - спокойно продолжал кузнец,  -  ибо