Клюква в сахаре - Анастасия Боровик

скучаю по вам, мне хочется проводить больше времени вместе. Ещё чуть-чуть, и всё закончится, — сказала Зоя, глядя на малыша. Он был таким очаровательным, что в её голове мелькнула мысль: «Хочу ещё такого же».

Эта мысль заставила её вздрогнуть, вспомнив, как Егор сказал: «Сестрёнку для сына». Эти слова словно пронзили её, словно нож, вонзившийся в сердце. Они были слишком большой мечтой, и она, нахмурившись, сразу же прогнала их прочь. «Нет, нет, даже не думай об этом, Зоя», — сказала она себе и встала, чтобы собраться на примерку платья. Взяв телефон, она позвонила своей подруге:

— Алло, Жанна, привет. Ты всё ещё занимаешься платьями? Мечтаешь, чтобы твоё платье сняли на презентации моей книги? — спросила она, смеясь. — Тогда жди, я выезжаю.

Жанна была подругой Зои по институту, которая всегда поддерживала её и помогала. Она любила шить и мечтала стать известным дизайнером, но всё же выбрала более практичную профессию — учитель английского языка. Её наряды всегда были смелыми, экстравагантными и новаторскими. Зоя сразу поняла, что именно такой наряд ей и нужен, ведь завтра она попрощается со всем, что было, и вернётся к обычной жизни. Не только Егор любил устраивать представления и шокировать окружающих, но и Зоя чувствовала в себе этот порыв. Она долго отказывалась от него, не позволяя себе быть значимой, но завтра она хотела, чтобы её образ отражал всю её жизнь. Ей нужно было на один день вырваться из своей раковины и открыть себя миру. Зоя Клюкина — яркий человек, и она тоже должна светить, хватит прятаться в темноте.

Пока Зоя примеряла платье, которое должно было раскрыть её другую сторону личности, Егор, находящийся всего в часе езды от города, сидел в комнате свиданий, ожидая свою мать.

Глава 10

Едва я миг отдельный возвеличу,

Вскричав: «Мгновение, повремени!» —

Всё кончено, и я твоя добыча,

И мне спасенья нет из западни.

Тогда вступает в силу наша сделка,

Тогда ты волен — я закабален.

Тогда пусть станет часовая стрелка,

По мне раздастся похоронный звон.

(Иоганн Вольфганг фон Гёте, «Фауст»).

Мужчина сидел в напряжении, не сводя глаз со стекла, за которым вот-вот должна была появиться его мать — заключённая, с которой он приехал на короткое свидание. Спустя несколько минут с другой стороны привели женщину. Несмотря на то, что она провела некоторое время в тюрьме, её внешность по-прежнему была привлекательной. Аккуратно собранные волосы, изящные черты лица и гордая осанка — всё это выдавало в ней аристократическую натуру. Только синяки под глазами свидетельствовали о том, что ей приходилось нелегко. Жизнь в тюрьме, безусловно, сильно отличалась от той, к которой она привыкла на свободе — к комфорту и удобствам. Когда Екатерина Витальевна Гурьева увидела своего сына, её губы растянулись в улыбке, а в глазах вместо холододного безразличия появилась нежность.

Женщина присела на стул и, стараясь скрыть своё волнение, взяла трубку. Однако руки её предательски дрожали. Егор, глядя на неё, не мог понять, что чувствует к этой женщине. Он не испытывал ни ненависти, ни обиды, ни боли — только печаль от того, что всё так несправедливо сложилось. Его мать, вместо того чтобы выбрать жизнь с ним, предпочла богатство и месть. Они сидели в тишине, глядя друг другу в глаза. Екатерина уже хотела положить трубку, но Егор, словно очнувшись от транса, взял свою.

— Привет, Егор, — произнесла женщина с необычайной мягкостью, что было совершенно не свойственно её характеру.

— Почему она? — спросил мужчина, не ответив на приветствие.

— О ком ты говоришь, сынок? — Екатерина Гурьева хитро прищурила глаза и, рассмеявшись, продолжила: — Может быть, о маленькой темноволосой дикарке, которая все-таки смогла исполнить свою мечту?

Егор, слушая, о чём говорит женщина, крепко сжал челюсти. А она продолжала:

— Знаешь, её привели, когда в её глазах был страх, дикий животный страх. А таких, как она, чувствуют и не щадят… если они слабые… Но она не была слабой, она ломала себя, и очень скоро стало ясно, что она лучше умрет, чем позволит до себя дотронуться. Она вела себя четко и по делу, никогда не говорила лишнего и все делала сама. Очень живучая… — вновь засмеялась женщина, но затем, что-то вспомнив, угрюмо посмотрела на Егора.

— Она была готова пойти на всё ради денег, чтобы оплатить своей сестре комнату. Она выполняла все мои просьбы, не задавая лишних вопросов. Я почувствовала к ней привязанность… Среди людей, которые в большинстве своём являются тут отбросами общества, она оказалась настоящей золотой девочкой. Тебе ещё интересно? — спросила Екатерина, глядя на Егора.

Он молчал, его гордость не позволяла ему ответить, и Екатерина усмехнулась.

— Ты не ненавидишь меня, а пришёл сюда ради неё. Значит, я не ошиблась…

— Продолжай, я слушаю, — сказал мужчина, и Екатерина, откинувшись на стуле, словно не сидела в тюрьме, а принимала важного гостя, продолжила свой рассказ.

— Ты знаешь, она очень хорошо читает и рассказывает.

«О, счастлив тот, кому дана отрада — Надежда выбраться из непроглядной тьмы! Что нужно нам, того не знаем мы, Что ж знаем мы, того для нас не надо».

— Зачем ты читаешь мне Гёте?

— Я попросила её прочитать мне своё любимое произведение. Она читала мне «Фауста», и я была поражена её талантом и глубоким пониманием мира. Что она забыла в тюрьме? Было очевидно, что она очень много читала. Мне было интересно общаться с ней — она была словно глоток свежего воздуха в этом не очень культурном мире. Она читала мне, а я рассказывала ей о тебе…

— Что же ты рассказывала обо мне? Как ты заказала смерть невинных людей, и одна из них была моей любимой женщиной? — с любопытством спросил Егор.

— Я рассказала ей всё, что знаю. Кстати, если тебе интересно, она назвала меня мстительной и злой ведьмой. В другой раз я бы просто разрушила жизнь этой девочки за такие слова, но тогда мне стало просто смешно. Я сижу в тюрьме за свои злодеяния, а рядом со мной сидит девчонка, которая почти убила своего отчима, и говорит, что я мстительная.

Екатерина разразилась громким истерическим смехом, но сопровождающие её надзиратели сделали ей замечание, и она замолчала. В её глазах появилась злость.

— Ты хочешь спросить, почему я всё-таки ей помогла? Хотя она не высказывала мне уважения? Тогда попроси меня, Егор, назови меня тем словом, которое я хочу услышать от тебя с рождения. Назови меня мамой.

— Это ты отдала меня своей сестре и