Мы никогда не умрем (СИ) - Баюн София

— У тебя есть братья или сестры? — сменила между тем тему Риша.

— У меня есть две младшие сестры. И… и старший брат, — подумав ответил Вик.

И подумал, что он бы стучал во все двери, каждого дома в их деревне, а потом поехал бы в город, и стучал бы в двери там, повторяя раз за разом эти слова. Только бы его каждый раз обжигало таким чувством благодарности.

— Вик, ты опять задумался?

— Прости, что ты говорила?

— Я спрашиваю, где они? Почему вы не вместе?

— Мои сестры остались на Севере… Младшая, Оксана, совсем маленькая. А Лера… Лера на два года меня младше. Я очень ее люблю. И очень скучаю, — грустно закончил он и подумал, что непременно напишет Лере письмо.

Даже мелькнула мысль написать про Мартина. Но он побоялся. Письмо могли найти взрослые, несправедливые взрослые, ничего понимающие. И не прощающие.

— А брат?..

— Брат он… всегда со мной, — неопределенно прошептал Вик, вкладывая как можно больше двусмысленности в свои слова.

— Вы хорошо ладили? Дрались, наверное? — сочувственно спросила Риша.

Она или не заметила намека, или предпочла не заметить. А может, просто относилась к смерти с детским цинизмом.

— Нет, ты что, он… хороший. И сестру я никогда не стал бы обижать. Она девочка, младшая, я ее люблю, и она меня тоже — зачем мне делать ей больно? — перевел он тему.

— У тебя, кажется, правда хорошая семья, — вздохнула Риша. — Вот, погляди. Мы пришли.

Ель была огромной. Темно-зеленая, высеребренная снегом, словно нарисованная поверх лесного пейзажа. Снизу, как оборки широкую юбку, ее охватывали разноцветные искорки.

— Что это? — спросил Вик, подходя ближе.

— Это игрушки, — улыбнулась Риша, приподнимая ветку.

Игрушки были простые. Какие-то деревянные фигурки, обклеенные фольгой орехи и замерзшие фрукты, дешевые бусы. Кое-где виднелись мутные флаконы из-под духов, плотно прикрученные проволокой к ветвям.

Нижние ветки были украшены целиком. Но чем выше, тем меньше становилось игрушек.

— Вот, смотри, видишь… там… — Риша, задыхаясь от восторга, показывала ему на фигурку птички, оклеенную чем-то вроде осколков елочных шаров.

Птичка была прикручена к ветке почти посередине дерева. Она победно сияла на солнце, будто бросая вызов всем остальным игрушкам и заодно искрящемуся снегу вокруг.

— Это Рас. Он залез туда, посадил птичку и спустился обратно!

— Надо же, — вежливо удивился Вик, нисколько не впечатленный самоубийственным подвигом какого-то мальчишки.

Риша, впрочем, не заметила его равнодушия.

— Хочешь, я тебе еще что-то покажу? Это тайна. Детей с деревни, всех. Иди сюда.

Она нырнула под ветки и начала расчищать снег под елью. Вик подошел к ней, опустился рядом на колени и заглянул ей через плечо. Риша держала в руках что-то большое, красное, завернутое в плотную пленку.

— Смотри…

Под пленкой оказалась большая, фанерная звезда. Ярко-красная, оклеенная маленькими золотыми звездами из фольги. Позади не было звезд, зато лучи соединяла белая веревка.

— Зачем она?

— Когда-нибудь кто-то повесит ее на самую верхушку! И это будет настоящая, новогодняя ель!

— Зачем? — настойчиво повторил Вик.

Идея лезть на дерево с фанерной звездой на спине, рискуя упасть и покалечится ради того, чтобы дерево стало новогодним, казалась ему невероятной глупостью.

Он может представить себе ель украшенной целиком. И любую звезду на ее макушке. Для этого не нужно рисковать собой.

— Этот человек станет героем!

«Мартин, а хочешь быть героем? Представь, что это мачта».

«Если бы я не знал, что ты шутишь — тебя ждала бы самая нудная лекция о самосохранении, какую только способен вынести детский разум», — проворчал Мартин, с легкой тревогой разглядывая восторженную девочку, завороженно разглядывающую звезду.

«Может ей прочитаешь?»

«Ей не поможет. Но, если ты не против, я правда хотел бы с ней поговорить».

— А кто-то уже пытался? — с деланым интересом спросил Мартин, проводя рукой по шершавой поверхности звезды.

— Пытался. Его зовут Крот.

— Почему «Крот»? — поинтересовался Мартин, надеясь, что не услышит подтверждения своей догадки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Потому что он слепой, — Риша посмотрела на него так, будто очень удивлена его недогадливостью.

— И слепой мальчик… полез на елку, высотой в пятиэтажный дом?..

— Ага. Его все в деревне дразнили, и он полез, чтобы доказать, что он тоже… может. И он добрался до вершины!

— Значит, мечта исполнилась и можно больше не геройствовать? — осторожно спросил Мартин, заворачивая звезду в пленку.

— Неа, он сорвался, когда крепил звезду и чего-то себе сломал. Он теперь редко выходит из дома. Я иногда прихожу к нему, книжки ему читаю. Мама у него добрая.

«Мартин, если ты еще раз спросишь меня, почему я не хочу гулять и с кем-то общаться — я тебе вот это припомню».

— Риша, мне показалось — только показалось, — что ты тоже хочешь закрепить эту звезду.

— Конечно, — удивленно вскинула она глаза. — А ты не захотел?

— Героями делаются не от самоубийственной смелости.

— Если бы ты не пришел вечером в лес хоронить Власа, я бы решила, что ты трус.

Мартин почувствовал, как нехорошо кольнула тревога. Вот только бы Вик не решил что-то доказывать!

Но Вик, к его большому удивлению, рассмеялся.

«Пусть трус, зато живой. И стесняться этого не стану, не бойся».

— А зачем становиться героем? О чем ты на самом деле думаешь, когда представляешь, как повесила бы эту звезду на макушку?

— Ну ты и глупый. Меня бы тогда любили. Может быть даже родители — знаешь, это ведь очень старая елка. И это — звезда нашего поколения. А у наших родителей, говорят, была другая. И они тоже когда-то мечтали…

Риша стояла и смотрела на то место, где они спрятали звезду тоскливым взглядом, нервно теребя рукава.

— Меня не любят, Вик. У меня в деревне нет друзей, зовут шлюхиным отродьем. Мама моя им не нравится, она в городе жила, потом дом купила… Ты просто не знаешь. Такое не прощают. Ты тоже не простишь. Просто ты не общаешься с деревенскими, не знаешь, как у нас принято.

— Плевать мне, как у вас принято, Риш. Я хочу быть твоим другом, и мне все равно, как твоя мать купила дом. Людей любят не за готовность залезть на елку и не за то, сколько их родители работали в огороде. Например мой папа алкаш, думаешь, мне стыдно?

— А за что любят?

— За то, какие эти люди есть. За то, что отличает их от других людей. А еще просто так. Я очень хочу быть твоим другом, но вряд ли эта дружба тебя порадует, если ты расшибешься, упав с елки.

— Вик, а ты правда хочешь…

— Правда, Риш. Только ради всего святого, пусть эта звезда лежит себе на земле, хорошо?

— Хорошо, — неожиданно светло улыбнулась Риша.

И подала руку, впервые будто застеснявшись.

…

Мартин, как и обещал, жарил на кухне блины, тревожно прислушиваясь к звукам сверху. Впрочем, отец спал, и судя по пустой бутылке на столе, спать он будет еще долго. В бутылку вмещалось полтора литра, и вчера она была полной.

«А знаешь, Мартин, кажется, у тебя судьба такая — с какими-то несчастными детьми дружить», — отметил Вик, глядя, как растет стопка блинов на тарелке.

— Не худшая судьба. А вот то, что твой отец сожрал весь мед — плохо, — ответил Мартин, задумчиво вертя в руках пустую банку, покрытую жирными отпечатками.

«Что ты вообще о ней думаешь? Ну, о Рише?»

— Думаю это несчастная девочка, и она может найти себе серьезных неприятностей. Но она хорошая. И, наверное, будет тебе верным другом.

«Нам. Мы решили — вместе», — напомнил ему Вик.

— Да, ты прав. Нам… отличным другом.

«Как думаешь, может, выберемся ночью из дома, да сожжем эту несчастную звезду?» — предложил Вик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет. Во-первых, плохая идея идти ночью в лес зимой. Во-вторых, ты же слышал — это местная легенда. Они себе сделают другую, и будут лезть на эту елку, пока не родится какое-то странное поколение не авантюрных детей.