Два часа до конца света - Виктор Маршанский

содержать в сейфе из свинца. Створка, через которую осуществляется доступ, должна быть непроницаема для воздуха и жидкостей, во избежание отравления парами, которые источают объект. Если SCP-6352-RU находится вне сейфа, не следует допускать наличие технических приборов в радиусе до 20 метров, если это не происходит во время опытов. SCP-6352-RUОписание: Это параллелепипед из гранита, размерами 75×28×28 см. Вес равен 45 кг. Вся поверхность объекта покрыта вырезанными в камне руническими символами, складывающимися в трудночитаемый текст на древнеславянском (см. ниже). Объект источает небольшой уровень радиации, а также непрерывно сочится ртутью из нескольких трещин, пересекающих поверхность камня. Ртуть выделяется до тех пор, пока камень не будет покрыт ею полностью. По этой причине, всё пространство сейфа за короткий срок заполняется ядовитым жидким металлом, что стоит учитывать, при содержании и опытах. Основное свойство SCP-6352-RU заключается в усилении всех неорганических устройств в радиусе 20 метров. Чем сложнее технические составляющие субъектов, тем мощнее воздействие объекта. Так, фонарик, работающий на батарейках, начинает светить ярче на 25 %, а ёмкость аккумуляторов возрастает в полтора раза. Характеристики более развитых устройств, вроде компьютера, могут возрасти в 4 или даже в 20 раз, в зависимости от года выпуска, и, соответственно, сложности архитектуры. История обнаружения: Объект захвачен в 1773 году Комитетом Аномалий Российской Империи (КАРИ). В документах говорится, что он был найден в часовне на кладбище, к востоку от Ростова. Сотрудник Комитета, подписавшийся как корнет Лиходеев, рассказал в письме вышестоящему чину, о священнике Анохину, который считался мёртвым, но тем не менее, проводил какие-то исследования над SCP-6352-RU. Не ясно, работал ли Анохин в паре с КАРИ, или же вёл самостоятельное изучение аномалий, являясь аномалией сам. В 1922 году КАРИ был переформирован в Четвёртый департамент Комиссии по аномальным событиям, а позже в Отдел "П" ГРУ, где объект в 1967 году отписали из Ростовской области в участок, ныне известный как Зона 112. Предполагается, что его должны были использовать в работе с комплексом "Рост".В 1991 году, SCP-6352-RU, вместе с другими объектами Отдела был передан Фонду SCP.Примечание: Языковеды, изучавшие камень, пришли к выводам, что писание ведётся от лица языческого бога, который именует себя Мнемогемнон (ударение на второе Е). Однако сведения о язычестве на Руси были давно утрачены, потому выяснить что-нибудь об этом боге не представляется возможным.

Я стар, и мне остаётся лишь надеяться, что мои старания будут зачтены Господом, когда я покину этот мир. Хочется верить, что загробная жизнь куда более простая и понятная, нежели земное бытие. Мы все, разумеется, не святые, но как же хочется иногда уснуть, не боясь того, что нечто, смотрящее на тебя из тёмного угла спальни, превратит тебя во что-то ужасное и непостижимое. Я не боюсь покинуть это место. Я боюсь остаться здесь в виде бесконечных отчётов и заметок, описывающих меня под очередным безликим номером. Я боюсь утратить свою человечность.

Когда-нибудь мне придётся уйти на пенсию, и, если однажды эти записи кто-то найдёт, я надеюсь, что он или она не станет судить меня за излишнюю склонность к драматизации. Важно понимать, что работа архивариуса состоит, в первую очередь, постоянной памяти о том, что за строками печатного текста скрывается бесконечная боль от осознания собственной беспомощности перед необъяснимым. Мы — инвалиды, в сравнении с тысячами аномалий, населяющими наш мир, и наши понятия ужасного могут выйти за пределы банальных войны, чумы и голода, едва мы столкнёмся с ними. Наши представления о плохом и хорошем, о красивом и безобразном, стоят меньше, чем клочок печатной бумаги с описанием условий особого содержания.

Поймите, я не боюсь стука, раздающегося из глубин ячейки под номером сорок восемь. Я боюсь того, что однажды приду на работу, и не услышу его. Я не боюсь выключать свет, ложась спать. Я боюсь того, что, проснувшись посреди ночи, охваченный паникой, навеянной кошмаром, я не смогу включить фонарик, лежащий под подушкой. Я не боюсь самых страшных аномалий. Но я в ужасе от мысли, что мне будет нечего им противопоставить.

Глава V. Чудовище с миллионом глаз

«…раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув искоса, увидел он, что бесы ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землёю ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо было на нем железное. Его привели под руки и прямо поставили к тому месту, где стоял Хома.

— Подымите мне веки! — Сказал подземным голосом Вий.

И всё сонмище кинулось подымать ему веки. «Не гляди!» — шепнул какой-то внутренний голос философу. Но он не вытерпел и глянул.

— Вот он! — закричал Вий и уставил на него железный палец.» — Н.В. Гоголь, «Вий».

10 июня 2019, 06:48

Он бежал, не разбирая дороги. Ступени под его ногами сменялись площадками, чтобы вывести его прочь из этого дома. Стены с облупившейся светло-жёлтой краской были готовы расступиться перед ним, если бы он вдруг решил побежать прямо на них. Он пил не просыхая уже девять дней, но его мозг работал на пределе, когда, открыв дверь, ведущую на улицу, он вылетел из чрева плохо освещённого подъезда. Видение преследовало его.

Краски утреннего солнца смешивались со светом ещё не погаснувших фонарей, которые возвышались вдоль дороги, застилая сплошным пятном мутные глаза, распахнутые так широко, насколько это было возможно. Амок, дерилий, безумие — тысячи состояний заполняли сознание. Он никогда не думал об алкоголизме как о чём-то серьёзном. До этого дня, до этого часа, он не боялся, что самоотравление алкоголем, ставшее уже таким привычным, таким обыденным, может обернуться столь явным и ощутимым бредом. До той секунды, как наливая в гранённый стакан чистейшего медицинского спирта, он не посмотрел вперёд, и не застыл в ужасе. До того мгновения, как его руки сначала замерли, а после мелко затряслись.

Он привык пить один, так как собутыльники выпивают слишком много. Он привык жить один, так как люди вокруг слишком токсичны. И напиваясь раз за разом на кухне, по просторам которой ползали полчища тараканов, он всякий раз вздыхал, овеянный раздумьями о своей пустой и никчёмной жизни, глядя на потемневшие зелёные узоры, покрывающих стену напротив. Иногда ему было так одиноко, что он принимался тихо-тихо бормотать, словно беседуя с кем-то. Раз за разом, запой за запоем, он изливал душу своим слушателям, которые состояли из тараканов и стен, но снова и снова, тяжёлое