Люди на дороге жизни - Вячеслав Щепоткин

шла речь о необходимости уважать историю страны. Я говорил о том, что у многих народов является традицией бережно относиться к своему прошлому, сохранять имена выдающихся людей не только в печатно-изустной памяти, но и в названиях, какие бы ни происхо­дили социально-политические изменения. И только у нас был период, когда прошлому была объявлена война на его полное уничтожение. Я имел в виду на­чавшееся после революции повальное переименование городов и посёлков, присвоение заводам и фабрикам имён людей, которых вскоре никто не мог вспомнить, типа Сакко и Ванцетти, Клары Цеткин и Розы Люксембург. В то время ещё нельзя было критически написать (1986 год!) о непомерно разду­том желании вождей революции оставить свои имена в названиях городов. Так, знаменитую Гатчину в 1923 году назвали Троцком, был город Зиновьевск, потом старинную Самару переименовали в Куйбышев, ещё более древнюю Тверь — в Калинин. И уж совсем недопустимо было, после хрущёвской лжи о том, что Сталин “воевал по глобусу”, что угрозами заставил переименовать Царицын в Сталинград, приводить другие сведения. А они были. Причём, аб­солютно опровергающие ложь.

Весной и летом 1918 года советская власть в России, как известно, висе­ла на волоске. Кольцо фронтов сжимало центр страны, отрезав его от продо­вольственных и энергетических районов. Войска генерала Краснова подходи­ли к Царицыну. Взяв его, белые получали стратегический плацдарм для на­ступления на Москву и окончательного удушения советской власти. Сталин так организовал оборону города, что он стал неприступным.

Одним из участников обороны Царицына был Сергей Константинович Ми­нин, член большевистской партии с 1905 года. Когда покатилась волна пере­именований, Минин работал ректором Коммунистического университета. Не­долго размышляя, он в 1924 году предложил Царицынскому губкому партии переименовать город в Мининград. На том основании, что и в обороне Цари­цына участвовал, и был уроженцем здешних мест. Однако губком предложе­ние самовыдвиженца не поддержал. Вместо этого решил назвать город Ста­линградом.

Это предложение, как сообщает в “Военно-историческом журнале” автор статьи под ником “Суровый Енот” (вот уж безобразие: скорее всего, прилич­ный человек, а прячется, как трус, под какой-то собачьей кличкой!), вызва­ло бурный энтузиазм. Сталину послали приглашение приехать на съезд Сове­тов местных депутатов, чтобы на нём объявить о переименовании города. Но Сталин не поехал. В рассекреченном ответе секретарю губкома партии Бо­рису Шеболдаеву от 21 января 1925 года Сталин сказал: “Я не добивался и не добиваюсь переименования Царицына в Сталинград. Дело это начато без ме­ня и помимо меня”. Как пишет автор статьи, Сталин посоветовал царицын­ским коммунистам переименовать город в Мининград. “Либо, если уж слиш­ком раззвонили насчёт Сталинграда, то не втягивайте меня в это дело и не требуйте моего присутствия на съезде Советов”. Сталин не хотел, чтобы у на­рода создалось впечатление, что это он добивается переименования города в свою честь.

Эпизод, надо сказать, характерный для Сталина. Когда заканчивалось строительство нового высотного здания Московского университета, угодники типа Хрущёва и ему подобных (помните подпись под телеграммой Сталину первого секретаря ЦК Компартии Украины с просьбой разрешить увеличить число “врагов народа”, количество которых резко сокращает Центр: “Любя­щий Вас Хрущёв”?), так вот, холуи настойчиво предлагали назвать универси­тет именем Сталина. Но тот резко отказался. “У нас есть великий русский учё­ный Михаил Васильевич Ломоносов. Его имя должен носить университет”.

Конечно, что-то я тогда не знал, что-то не пропустила бы цензура: она ещё неколебимо стояла на идеологическом посту. Но через некоторое время я снова обратился к теме Загорска.

Не могу сказать, что только мои публикации привели в движение силы, очень недовольные тем, что именем случайного человека в названии города вытолкнули имя того, кто этот город, по сути дела, основал. А среди этих сил было много достойных людей. Таких, как знаменитый скульптор Вячеслав Клыков, автор памятника Сергию Радонежскому, известный тележурналист Александр Крутов, депутаты Загорского городского Совета. Но газетные пуб­ликации усилили их позиции. В начале осени 1991 года в Загорском городском Совете народных депутатов окончательно вызрела идея о переименовании го­рода. Вопрос был только в одном: каким способом это сделать? Референду­мом или решением народных депутатов? Выбрали второй вариант. 2 сентяб­ря 1991 года на сессии городского Совета разгорелась дискуссия. “Станем ли мы культурней и духовней, если изменим имя города?” (депутат Баскаков), “Если не будем уважать историю, не будем глядеть в будущее с оптимизмом. Человек без памяти, что перекати-поле” (депутат Резухин), “Мы решаем чи­сто нравственный вопрос. Революционный зуд — это не то, что совершается сейчас, а то, что произошло в 30-м году. Если примем это решение, поло­жим ему конец. Когда-то надо извиняться” (депутат Ольбинский).

При поимённом голосовании: “за” — 82, 25 — “против”, 12 воздержа­лось — депутаты Совета вернули городу его исконное имя: Сергиев Посад. Имя Святого Сергия Радонежского. А 23 сентября Президиум Верховного Со­вета РСФСР утвердил этот факт.

Примечательно, что тем же решением верховной власти России с карты страны было стёрто имя Свердлова из названия столицы Урала. Свердловск снова стал Екатеринбургом. К сожалению, оно, осталось в наименовании об­ласти, породив двусмысленность и напоминание о кровавом геноциде.

Глава 5

Дом в деревне с землёй

Как я уже писал, перевод в Москву удовлетворял ещё по одной причине: появлялась возможность осуществить давнее желание — купить в деревне дом с землёй. Я родился и вырос в частном доме. Приусадебный участок у нас был небольшой. Тем не менее на нём разместились несколько плодовых де­ревьев — яблони, вишни. По краям, вдоль заборов, — кусты смородины. Кроме того, сажали помидоры, огурцы. А в том климате не нужно никаких парников, всё росло и созревало в открытом грунте. Зелень росла. И даже небольшой кусок земли занимало картофельное поле. Ну, не поле, а, скажем так, участочек. Это как бы на усадьбе за домом. А впереди, не знаю почему и что меня подтолкнуло, я когда-то притащил саженец сирени, посадил, и по­том он вырос в приличный сиреневый куст. Запах сирени я люблю с детства. Вдоль дорожки к калитке бабушка сажала цветы — душистый табак. Вечером они пахли прекрасно. Поэтому для меня дом с землёй был символом уюта.

Я не раз подходил к этой затее, чтобы её реализовать. Но в Волгограде это дело я не собирался осуществлять. Вообще я не собирался жить в этом жарком и сухом климате. Меня все время тянуло в леса, куда-то севернее. В других городах — в Ярославле, Костроме... Скажем, Кострома была очень эпизодическим городом, в Ярославле было не до дома в деревне с землёй, потому что дома обычного даже не было. И только в Смоленске забрезжила