Стылая Топь. Эспеджо - Александра Шервинская

Я замер, постаравшись слиться с окружающим пространством и искренне надеясь, что сильный аромат миндаля перебьёт мой запах. Эспира втянула воздух и уверенно пошла в сторону куста, за который я забросил платок, а я смотре на неё и понимал, что даже в прыжке могу не попасть на нужный участок спины — уж больно крупная тварь попалась.

Впрочем, вариант был, и я стал рассматривать стволы деревьев, растущих поблизости. Коста, считав мои мысли, удивился, но не стал возражать, отдавая мне инициативу. Тщательно контролируя каждое движение, я, воспользовавшись тем, что эспира добралась до платка и утробно заурчала, вытащил из сумки верёвку, быстро завязал петлю и забросил её на ветку.

Здесь то, что изменённые яблоневые ветки по прочности могли сравниться с железом, было мне на руку: можно было не опасаться, что она обломится в самый неподходящий момент. Впрочем, полагаю, эспира не отказалась бы от сытного белкового ужина, свалившегося с неба в самом прямом смысле этого слова, только вот в мои планы это не входило. Несколько раз дёрнув за верёвку, я убедился, что хищник по-прежнему наслаждается ароматом миндаля, и стремительно взлетел по шнуру на широкую, удачно выбившуюся из клубка ветку. Конечно, получилось задуманное исключительно благодаря великолепной физической форме, в которой находилось это тело, тело Ловчего. Мне, тому, который Костик, это не удалось бы, а тут замечательно наслоилось: тренированный организм плюс мои знания о скалолазании и правильном использовании тросов и верёвок.

Тут не совсем вовремя, но в очередной раз мелькнула мысль о том, что если объединить наши навыки, знания, умения — получится мощный такой боец. Этакий ведьмак Геральт на минималке…

Не дожидаясь, пока эспира вынырнет из своего одурманенного состояния, я примерился и спрыгнул на бронированную холку, думая о том, что главное — не соскользнуть по гладкой броне, а то мало мне не покажется! Я ухватился за правый рог монстра, мимоходом удивившись тому, что он гладкий и тёплый, и вонзил сверкнувший золотыми искрами кинжал в небольшую щель между роговыми пластинками. Это было единственное уязвимое место у эспиры, и подобраться к нему можно было только тогда, когда хищник находился в расслабленном состоянии. Не имея вытяжки из листьев эриоботрии — редкого растения, растущего только в далёком Эл-Шайском Халифате — нечего даже пытаться. Стоит такое зелье десять золотых реалов за флакончик, но — не жалко, оно окупается многократно.

И тут я понял, что имел в виду Марио, когда говорил, что «хранилище пустое». Тогда я, конечно, заметил эти слова, но выяснять было некогда, а сейчас… Я заворожённо смотрел, как по лезвию кинжала Ловчего, смешиваясь с золотистыми искорками, струится тёмно-синий дымок, впитываясь в рукоять. И чувствовалось, что и этот клинок был доволен, он чуть ли не урчал от удовольствия, насыщаясь стремительно покидающей тело эспиры псевдожизненной силой. Значит, все клинки Ловчих умеют забирать чужую силу и накапливать её для какого-то экстренного случая…

Лапы твари подломились, и она ткнулась мордой в траву, а я ловко соскользнул по гладкому бронированному боку и быстро откатился в сторону, стараясь избежать удара мощного хвоста. У окончательно умирающей эспиры вполне могло хватить сил на то, чтобы ударом мощного хвоста переломать мне кости.

Дождавшись, пока она перестанет даже вздрагивать, я поднялся на ноги, провёл экспресс-диагностику организма, убедился, что всё хорошо, и быстро, стараясь не заляпаться антрацитово-чёрной кровью, вырезал у начинающей коченеть твари рога — за них я получу ещё с полсотни реалов — и выдрал четыре ядовитых клыка — ещё тридцать реалов. В отношении этих денег у меня были вполне конкретные планы. Половину я, как и любой другой Ловчий, отдавал в фонд, организованный наставниками. Из этих денег оказывали помощь близким погибших Ловчих, самим Мастерам, ушедшим на покой, и содержали школу для будущих охотников на тварей Изнанки. Каждый из нас знал — это не тот случай, когда о золотых стоит жалеть, сегодня помогаешь ты — завтра помогут тебе или твоим близким.

Хорошо было бы ещё и шкуру снять: я знал мастеров, которые смогли бы сшить из неё куртку или плащ, но было уже некогда. Из лабиринта стволов и веток раздавалось шипение и хруст. Твари Изнанки никогда не отличались уважительным отношением к погибшим сородичам, и через пять минут тут будет не протолкнуться от желающих урвать кусок плоти убитой эспиры. Это для человека её мясо совершенно несъедобно, а этим — хоть эспира, хоть ядовитая серпьента — без разницы, жрут всё.

Поэтому я быстренько завернул добычу в непромокаемый материал, положил в большой контейнер и убрал в сумку. Оглядевшись и убедившись, что ничего не выронил и не потерял, я быстрым шагом, почти бегом направился к воротам, стараясь не обращать внимания на раздавшееся позади рычание и чавканье. Возможно, при другом раскладе кто-нибудь из вылезших тварей и кинулся бы мне вслед, но сейчас выбор был прост: Ловчего поди ещё поймай, а эспира — вот она, уже готова. Так что мне дали уйти, и буквально через десять минут я проскользнул в Южные ворота.

Там я прислонился к стене и медленно сполз по ней, так как только теперь начал понимать, что произошло. Я, Костик Храмцов, только что убил жуткую тварь Изнанки, и умудрился остаться в живых. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, но на этот раз я пришёл в себя гораздо быстрее.

И с удивившей меня самого ясностью вдруг понял: мне нравится то, что со мной происходит. Пусть я пока мало что знаю об этом мире, но мне нравится быть Ловчим, нравится избавлять других от жутких тварей. Наверное, в этом была доля мальчишества, желание быть самым крутым парнем, героем, может быть, даже магом! Но я не забывал, что это опасная и тяжёлая работа, что мне, Костику, ещё учиться и учиться, впитывая всё то, что может мне дать Коста. Но теперь я этого не боялся, словно с силами эспиры в меня влилось что-то ещё, то, чему я никак не мог подобрать названия. Я был готов открыться новому миру, в котором я был нужен. Да, наверное, вот то, что стало поворотным моментом: я ощутил, что необходим, что могу то, что кроме меня мало кому по силам. И если я могу защитить мир, который меня вырастил, от страшного влияния Изнанки, я это сделаю, чего бы это мне ни стоило, без сомнений и колебаний.

Отдохнув и выпив воды из заранее наполненной фляги, я поднялся и направился в сторону, противоположную трактиру. Мне нужно было завершить несколько дел, откладывать которые было неразумно.

Во-первых, следовало поскорее отдать заинтересованным лицам рога и клыки эспиры: через сутки их можно будет выбросить, так как они потеряют практически все свои уникальные свойства. Во-вторых, нужно попытаться узнать, что за заказ я взял, если о нём знают все кроме меня самого, и почему мне так настойчиво советуют от него отказаться? Хотелось бы также понимать, кому или чему я обязан столь не характерной для меня забывчивостью. Ну и в-третьих, я не уверен, что стоит возвращаться в «Гнутый медяк» той же дорогой, какой я оттуда ушёл: как-то много в последнее время у меня стало неожиданных встреч. Жаль, конечно, хорошую комнату, но ничего, переночую в другом месте.

Размышляя таким образом, я прошёл вдоль стены до ближайшего поворота, обогнул угол дома и нырнул в густой туман. Эту часть города я знал достаточно прилично, во всяком случае, очень рассчитывал, что память меня не подведёт. На всякий случай поднял голову и на ближайших покосившихся воротах прочитал: «Улица Грязных Ног». Ага, значит, ничего не изменилось, и я попал по адресу. Нужное мне место находилось именно здесь, в узком и провонявшем помойкой переулке с изумительным названием. Видимо, оно появилось из-за того, что грязи здесь было столько, что пройти и сохранить обувь чистой было совершенно невозможно.

Нужная дверь без каких-либо опознавательных знаков нашлась даже быстрее, чем я предполагал. Я почти уткнулся в неё носом, вынырнув из какого-то особенно плотного участка тумана. Убедившись, что вокруг тихо, негромко ударил в дверь костяшками пальцев три раза, потом подождал и стукнул ещё два раза по два с перерывом.

Послышались шаркающие шаги, дверь бесшумно приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулся явно не человеческий розовый