«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков

Черкасского мог и общий день ангела — 1 марта. Боярыня княгиня Евдокия Васильевна Черкасская дарила царице богатые подарки по случаю именин, рождения детей, церковных праздников. Сохранилось известие о таких дорогих подарках князя Ивана Борисовича Черкасского. По случаю рождения наследника царевича Алексея Михайловича 9 марта 1629 года им был подарен кубок в 70 рублей (подарки других бояр не должны были превышать стоимость дара главы ближней Думы царя). На «родинный» стол 12 марта главным гостем был приглашен князь Черкасский. В свою очередь, царица Евдокия Лукьяновна тоже делала подарки своей первой боярыне. В дворцовых архивах сохранилось известие о подарке княгине Евдокии Васильевне Черкасской царицыного «кортеля» — богато украшенной тафтой, золотом и шелком зимней одежды на беличьем меху — в августе 1635 года[80].

Около этого времени голштинский посол и путешественник Адам Олеарий записал рассказ о княгине Авдотье Черкасской, которая, оказывается, была еще и «первой красавицей» при дворе. Традиция тщательно украшать лицо белилами и румянами всегда отмечалась авторами иностранных свидетельств о России как необычная черта поведения русских женщин, но боярыня княгиня Черкасская попыталась переломить эту моду. Сделать это ей в итоге не удалось, но рассказ голштинца Олеария об этом представляет редкое свидетельство о нравах при царицыном дворе:

«Знатнейшего вельможи и боярина князя Ивана Борисовича Черкасского супруга, очень красивая лицом, сначала не хотела румяниться. Однако ее стали донимать жены других бояр, зачем она желает относиться с презрением к обычаям и привычкам их страны и позорит других женщин своим образом действий. При помощи мужей своих они добились того, что и этой от природы прекрасной женщине пришлось белиться и румяниться и, так сказать, при ясном солнечном дне зажигать свечу»[81].

История, конечно, занимательная, особенно если представить разговоры, с которыми могла происходить передача князю Черкасскому жалоб боярских жен…

Дела посольские и военные

Большинство придворных служб князя Ивана Борисовича Черкасского, упомянутых в разрядных книгах 1620-х — начала 1630 годов, связаны с его назначением быть «в ответе» при ведении переговоров с приезжавшими в Москву представителями иноземных дворов. Происходило это практически каждый раз, когда в Москву прибывали шведские, французские, голландские, английские, персидские и турецкие послы. Конечно, предварительно все общие направления политики обсуждались царем и патриархом с участием своих «ближних людей». Но готовить решения, обсуждать детали договоров, объявлять послам о воле царя Михаила Федоровича — всё это входило в круг обязанностей первого боярина.

Хорошо понимали расстановку сил при дворе и приезжавшие в столицу дипломаты. Они были заинтересованы в соблюдении почетного для их посольств представительства первых лиц Московского царства на переговорах, что давало больше гарантий в достижении договоренности. Высокий статус князя Ивана Борисовича подчеркивался титулом «наместника Казанского». Такое титулование могло включать разные города и прежние великие княжения и тоже свидетельствовало об определенной иерархии московских дипломатов. Входившее в титул царей Казанское царство стояло выше остальных княжеств, а значит, было наиболее почетным.

В 1625 году состоялся приезд в Москву «кизылбашских послов» от персидского шаха Аббаса I. Это событие оказалось памятным в связи с привозом в Россию одной из святынь христианского мира — частицы Ризы Христовой. Долгое время Риза хранилась в Грузии, пока в 1617 году войска шаха Аббаса I не разорили и не ограбили страну. Еще раньше, при царях Федоре Ивановиче и Борисе Годунове, Московское государство пыталось выстроить самостоятельные отношения с грузинскими царями, надеясь на союз с другими православными странами. Но сделать это было сложно, так как враждовавшие между собой Иран и Турция давно стремились подчинить себе грузинские царства. Через Грузию проходил торговый путь из Кизылбаш, как называли Персию, в Русское государство, позволявший организовать торговлю шелком-сырцом, в то время как другие пути в Европу были перекрыты извечным врагом Персии — Турцией. Но и в Русском государстве тоже понимали выгоды торгового пути, образно говоря, «из Варяг в Кизылбаши», поэтому ревниво охраняли свою монополию, дававшую очевидную прибыль при взимании торговых пошлин.

Подарок шахом Аббасом I трофеев из завоеванной Грузии царю Михаилу Федоровичу и особенно его отцу патриарху Филарету казался символическим жестом уважения к христианским союзникам в Московском царстве. Но подарок был непростым, и в Москве хорошо это понимали. Когда в 1618 году послы шаха привезли иконы и церковные сосуды, изъятые из грузинских церквей, эти дары запретили принимать во дворце, сразу приказав перенести их с посольского двора в кремлевский Архангельский собор. Персидским послам объяснили, что мирским людям не положено держать их в руках, и царь Михаил Федорович тоже увидит их в церкви. Всё это случилось еще даже до того, как в Москве от посла грузинского царя Теймураза узнали о тяжелом разорении грузинских церквей и монастырей; посол рассказывал, как «солнце во тьму превратилось, и луна померкла, день в ночь, а ночь в день…». Московского царя извещали о нашествии рати шаха Аббаса и о том, что иконы были «обруганы», а церкви и четыре «великих монастыря», построенных при царе Федоре Ивановиче, «раззорены», богомольцы «побиты», церковные книги собраны и сброшены в озеро. Царь Теймураз умолял царя Михаила Федоровича о спасении и просил принять его «под высокую руку, и от недруга его от шаха учинил его в обороне»[82].

В 1618–1619 годах Московское государство, еще не поставившее финальную точку в событиях Смуты, мало могло повлиять на дела в далекой Грузии. Хотя посольство в Персию с просьбой остановить наступление на Иверскую землю было отправлено, но какие-либо серьезные возможности влияния Московского государства в грузинских делах уже отсутствовали. Царь Теймураз, покинув семью и детей, вынужден был скрываться под покровительством других грузинских царей, находившихся под протекторатом Турции. И именно это больше всего заботило шаха, просившего, в свою очередь, царя Михаила Федоровича повлиять на Теймураза. Возвратившись из Персии в 1624 году, московские послы извещали о переговорах с шахом Аббасом I, передавая слова шаха об отъезде царя Теймураза «к опчему нашему недругу турскому царю». Шах даже обещал (конечно на словах): «Буде брату моему, великому государю, Грузинская земля надобе, и я ему, великому государю, за нее не стою, и Теймураз бы царь от турского ехал». Узнав от послов о желании шаха Аббаса I передать патриарху Филарету Ризу Христову, в Москве восприняли это как серьезное движение к союзу двух государств, подкрепленное