«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков

землю новому владельцу в его оклад, а оставшиеся поместья отписать в казну. Доверия к тому, что всё будет сделано по справедливости, в Поместном приказе не было. Поэтому в указной грамоте воеводе специально оговаривалось, чтобы губной староста «велел мерить прямо, в правду», грозя ему опалой и казнью. И в подтверждение своих слов из приказа послали «сажень мерную», запечатав ее печатью дьяка Поместного приказа[70].

Рассмотрение этого дела показывает, с какими сложностями сталкивались в поместных и вотчинных делах еще в начале 1620-х годов. Князь Иван Борисович Черкасский начинал, образно говоря, «разгребать завалы», но продолжат эту работу другие приказные судьи. Память о его управлении Поместным приказом опять осталась добрая. Можно привести похвалу одного из современников, стряпчего Ивана Бутурлина, подавшего проект об улучшении управления в Московском государстве во времена Смоленской войны 1632–1634 годов: «Как боярин князь Иван Борисович Черкасской ведал Поместной приказ, да у боярина ж у князя Ивана Борисовича были многие приказные люди, и в то время у нево в приказех всё делалось добро и волокиты в приказех у боярина у князя Ивана Борисовича никаким людем не было»[71].

После «сдачи дел» в Поместном приказе князь Черкасский получил другое, не менее, а, может быть, даже более важное поручение: он стал первым главой Приказа Большой казны.

Лучше всего функции этого финансового ведомства объясняет его дальнейшая эволюция, когда он был снова объединен с Приказом Большого прихода, а в конце своего существования «Большая казна» стала своеобразным Гохраном! Из общего управления государственными финансами были выделены наиболее важные дела, связанные с управлением денежными дворами, монетным делом, приобретением и хранением золота и серебра. В подчинении Казны со временем оказались гости, купцы гостиной и суконной сотен; приказ ведал сборами с богатого посадского населения, традиционно составлявшими один из главных ресурсов наполнения бюджета.

Дольше всего, с 1622 года и до самой смерти, князь Иван Борисович служил во главе Стрелецкого и Иноземского (Панского) приказов. Хорошо известна роль стрельцов в событиях русской истории второй половины XVII века, но не будет преувеличением сказать, что основы их заметного положения на службе в столице и во всем Московском царстве закладывались еще раньше. Стрельцы, в отличие от поместной конницы, состоявшей из дворян и детей боярских, были пешим войском. Они воевали в армии, а в мирное время выполняли функции охраны как в Москве, где располагалось несколько приказов стрельцов со своими полковниками, так и во всех крупных городах. Кстати, пользуясь своим положением «ближнего человека» при дворе, князь Иван Борисович иногда приглашал с собой на торжественные царские «столы» стрелецких голов, и они могли быть «представлены» царю Михаилу Федоровичу. Особое значение имело стрелецкое войско в гарнизонах южных городов, где было мало посадского населения. Там стрелецкие начальники даже «конкурировали» с местными воеводами в делах управления уездами. Набор в стрельцы, обеспечение войска обмундированием и оружием, распределение по местам, устройство стрелецких слобод в столице и уездах — всё это относилось к ведению приказа, возглавлявшегося князем Иваном Борисовичем Черкасским.

Существенную роль в русской армии играли и служилые иноземцы; их набором в службу, земельным и денежным обеспечением ведал Иноземский приказ. И там при князе Иване Борисовиче Черкасском происходят заметные перемены. Налаживается система учета служилых иноземцев, многие из которых попали на русскую службу во времена Смуты. Роты служилых иноземцев становятся составной частью армии; с ними связываются перемены в строе и тактике войска, переход на новое огнестрельное оружие от традиционных луков со стрелами. Иноземский приказ ведал и иностранными мастерами, жившими в столице, решал вопросы вероисповедания и суда по делам с иноземцами. Именно судьи Иноземского приказа определяли дальнейшую судьбу иностранцев, приезжавших в Россию для найма на службу (их обобщенно называли «немцами»). В приказе проводили своеобразную экспертизу, изучая, кем эти люди были раньше, какого они были происхождения, какое жалованье им можно выплачивать и где они должны были жить и служить в Московском государстве.

К сожалению, очень редко можно точно выделить роль судьи приказа в разных делах. Впрочем, не стоит недооценивать сам приказной строй; в нем рано сложилась определенная специализация, появились судьи, дьяки и подьячие, умело готовившие многие документы, ведшие переписку с другими ведомствами и воеводами на местах. Некоторые приказы, как Разрядный и Поместный (о чем уже говорилось), даже управлялись традиционно одними «бюрократами» — дьяками. Когда происходила смена приказного судьи, назначавшегося из числа членов Думы и царского двора, такие профессионалы управления, как правило, оставались на своих местах. Дьяки хорошо ориентировались в приказных делах, а многое просто помнили без обращения к архивным коробьям и ящикам. Приходя к управлению приказом, каждый следующий судья имел хороших помощников в делах и налаженный порядок работы. Традиционная московская «волокита», «посулы» (взятки) и «поминки» (подарки) в приказах тоже существовали. Но общее отношение к несправедливому суду все-таки было нетерпимым. В законодательстве постоянно появлялись нормы, требующие преодоления изъянов судебной системы. Тем более это касалось приказов, где рассматривали дела «сильных людей» и где требовался такой властный и обреченный доверием царя Михаила Федоровича арбитр, как князь Черкасский.

Препятствием судебным злоупотреблениям была возможность апелляции ко всей Боярской думе и царю. В некоторых случаях дьяки, видя правоту челобитчика, могли даже прямо советовать подавать челобитную царю «мимо» них, чтобы не «остужаться с сильными людьми». Но это исключительные казусы, в повседневной практике управления важнейших приказов обычно все такие, требовавшие отдельного рассмотрения дела собирались в «докладные выписки». А затем уже царь и Боярская дума слушали тексты этих выписок и принимали решения, оформлявшиеся приговорами и указами. Поэтому, анализируя законодательство 1620–1630-х годов, можно не сомневаться, что боярин князь Иван Борисович имел отношение к рассмотрению всех самых важных дел в государстве.

Приказная служба и царские поручения боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому, выше всех стоявшему в боярской иерархии, определили его новое положение при дворе царя Михаила Федоровича. Впрочем, судить об этом можно больше по косвенным признакам, изучая те или иные назначения князя. Недавно американский исследователь профессор Пол Бушкович заново обратился к голландским и шведским источникам, приоткрывающим завесу над обстоятельствами политической борьбы в Московском царстве. Такого рода дипломатические донесения относятся к «классике» источников Нового и Новейшего времени, за более же раннее время они остаются редкими исключениями. Автор голландского донесения 1624 года писал о князе Иване Борисовиче Черкасском как о «дворецком и главе всего военного совета», отмечал, что