Итоги № 4 (2014) - Итоги Итоги

— Доводилось ли вам переводить с «пацанского» на английский?

— Особенно в начале 90-х, когда определенная часть бизнеса была криминального толка. Многие пришли в бизнес по комсомольской и партийной линии и относительно богатства языка могли посоревноваться с кем угодно, а цветистостью оборотов способны были загнать в тупик любого западного партнера.

— Не было такого, что на вас пытались взвалить ответственность за неудачную сделку?

— Такого не припомню. В этом смысле возможны два сценария. С одной стороны, если переводчик допускал промашку не один раз, его увольняли. Но, с другой стороны, немало переводчиков настолько прониклись темой, на которую приходилось переводить, что потом сами ушли в бизнес. Когда ты постоянно говоришь об одном и том же в течение какого-то времени, то неизбежно становишься в этом профессионалом.

Сейчас российские предприниматели заметно изменились. Разумеется, сложно говорить об усредненном портрете, но сегодня это люди, которые получили образование и воспитание уже после развала Союза, многие из них обучались в престижных учебных заведениях за рубежом, поэтому тип российского бизнесмена более или менее сравнялся с международным. Мы видим глобальный образ, который, несмотря на этнические различия, становится универсальным.

В нашу эпоху язык — это источник информации. С помощью английского можно общаться на определенном уровне со всем миром. Кроме того, знание еще одного-двух дополнительных языков дает и другие преимущества — в первую очередь эмоциональный контакт с иностранцами, ведь каждый народ ценит интерес к себе, к своей культуре со стороны других людей.

— Вы работали с президентами — с Горбачевым, Ельциным, Путиным. У каждого — характерная речь. Какие особенности приходилось учитывать?

— Любой человек — это индивидуальность. Что касается синхронного перевода, переводчики действуют попеременно, в парах. То есть как бы долго ни говорил человек, каждый переводчик работает 20—30 минут. Учитывать необходимо и статус человека, и его профессиональную сферу, и тематику. Перевод политиков — не самая страшная тема, поскольку они говорят, как правило, заранее подготовленную речь и достаточно абстрактно, общими фразами. В отличие от специалистов по информационным технологиям или по финансам, которые используют массу цифр, технического материала, терминов. Политики говорят в основном глобально и на всякий случай так, чтобы можно было интерпретировать и в одну, и в другую сторону.

— Были случаи, когда вам приходилось сглаживать сказанное, допустим, если выступающий использовал игру слов, метафору?

— Закон перевода метафор сводится к тому, что ни в коем случае не стоит пытаться переводить что-то буквально — это величайшая ошибка. Переводчик, в особенности синхронный, должен передавать ход мысли. А для этого подключать систему образного восприятия. Человек, который пытается переводить слово в слово, обречен на неудачу. Как только ты открываешь рот и начинаешь переводить человека, ты растворяешься в его мыслях и стараешься придерживаться лишь линии, которую он выдерживает в своем выступлении, ни в коем случае не цепляясь за отдельные слова и обороты, которые он произносит. Как правило, метафоры или образная речь не должны представлять трудностей.

— Но тот же Ельцин, например, частенько мог выдать некую загогулину…

— Над вопросом, как перевести загогулину, ни один профессиональный переводчик даже думать не будет. Важен контекст. Ведь отдельные слова не стоят, как остров в океане, они используются среди прочих фраз и предложений. Любое слово — часть огромного контекста, и именно на нем мы фокусируем свое внимание.

Не могу вспомнить в связи с моей работой с президентами каких-то курьезов, которые изменили бы ход мировой политики. Но я достаточно четко помню общие параметры, которые приходится выдерживать. Междометия, пословицы, анекдоты ценны настолько, насколько они нужны в контексте данного выступления. Ни один переводчик не в состоянии переводить все произносимые слова, это и не требуется. Нужно перевести мысль — раз, и весь фактический материал: цифры, названия — это два.

— А если выступающий пошутил?

— Большая часть курьезов, связанных с работой синхрониста, относится именно к попыткам переводчика буквально перевести шутку, игру слов. Так ни в коем случае нельзя делать, и, когда я обучаю студентов синхронному переводу, всегда подчеркиваю это как очень важный принцип нашей работы. Классический пример. Был случай, когда русскоговорящий оратор использовал слово «козел» в ругательном смысле, и переводчик перевел на английский это слово буквально. С учетом того что в английском языке слово «козел» не несет никакого оскорбительного смысла, аудитория была, мягко говоря, озадачена.

Любой переводчик может допустить неточность. И не только он: люди из политики или большого бизнеса часто могут ляпнуть лишнего и используют факт перевода для того, чтобы оправдать свое неверное высказывание. Фраза «меня неправильно перевели» звучит из уст очень многих политиков. Чуть что не так — переводчик виноват.

— Случалось ли вам поправлять собеседника, если он ошибся?

— Бывают очевидные оговорки, которые допустимо поправлять. Например, могут перепутать, как бывало у некоторых американских политиков, Ливию и Ливан, Австрию и Австралию, Иран и Ирак. По ходу дела переводчик вставляет правильное слово. Но я вам скажу: то, что мы дожили до XXI века, во многом стало возможным благодаря работе переводчиков. Эту профессию я отношу к древнейшим. Она появилась, когда люди, вместо того чтобы сразу убивать друг друга, решили попробовать договариваться. Вероятно, какой-то толмач спас некую ситуацию, и с тех пор решили иногда вести переговоры.

— Насколько сложно работать с президентами? Или вам заранее дают бумажку с докладом?

— Бывают ключевые презентации, когда текст готовится заранее. Но большая часть перевода происходит во время встреч за круглым столом или в ходе неформального общения, или переговоров в узком кругу, когда идет обмен репликами. Это невозможно заготовить заранее. Ты просто знаешь тему, общую позицию — не более того. Но не ждите, что я расскажу вам какие-то закулисные секреты, тем более не будем забывать: опытные политики никогда не скажут лишнего. Гораздо более подробное и интересное общение происходит не в политических кругах, а среди представителей бизнеса. Там говорят о показателях, цифрах, суммах. И большая часть решений как раз принимается во время таких переговоров.

— Говорят, что синхронисты настолько отключаются, что через пять минут уже и не помнят, о чем шла речь во время перевода. Это правда?

— Пожалуй, немного утрированно. Мы помним тему, общее направление. Но одно из непременных условий профессиональной жизнедеятельности синхронного переводчика — стараться как можно быстрее избавиться от информации, с которой он только что работал, выкинуть ее из головы. Во-первых, чтобы не перегружать мозг. А во-вторых, чтобы подготовить площадку для новой информации, которая может относиться совсем к другой сфере: сегодня это может быть медицина, завтра — ядерная физика, послезавтра — политика и так далее. Обязательно надо уметь разгружаться. И еще — структурировать информацию, потому что невозможно быть специалистом во всем, но необходимо обладать рядом навыков, которые позволят обеспечить общение между специалистами.

— Вы можете переводить с одного иностранного на другой?

— В принципе могу, если речь идет о переводческой работе на основных европейских языках. Ситуации, когда нужно переводить, например, с французского на английский, изредка встречаются, но их можно считать экстремальными, экзотическими. Несколько историй у меня было связано с тем, что, например, представители Франции иногда настаивают на том, чтобы в официальной ситуации — на переговорах, в выступлениях — пользоваться именно французским языком, даже если они владеют английским.

В Италии не очень много людей свободно говорят на английском, и, в частности, когда в Москву приезжал президент этой страны и выступал перед зарубежным дипломатическим корпусом, при нем не было итало-английского переводчика, а только итало-русский. Выступление происходило перед англоязычной публикой, и я переводил его синхронно с итальянского на английский.

— Как случилось, что во время визита президента Исландии в Россию вы оказались переводчиком с исландской стороны?

— Я несколько раз работал с исландским парламентом и посольством. Сопровождал президента этой страны в поездке по России. Исландия — страна маленькая, президент не может себе позволить иметь личных переводчиков со всеми возможными языками, поэтому ему пришлось воспользоваться услугами аборигена, то есть меня.